Бесплатный труд делает человека свободным!

Около часа ночи мою крепкую дрему усталого путника сотрясли жуткие вопли под грохот и звон: «Ориентация север! …я хочу, чтоб ты плакал!!!». Впотьмах я не сразу сообразил, что нахожусь в кровати, в номере полулюкс за 1 200 рублей (без кассового чека) в центральной гостинице города Донецка Ростовской области.

Громыхало аккурат из-под пола, под которым бушевал ресторан. Помаявшись до четырех утра, я разбудил администраторшу, и та дала «тихий» номер в другом конце коридора. Там, правда, сломан замок и двери не запираются, но все же подальше от босяцкой культуры.

Едва закемарил под журчание поломанного унитаза, как под окном разразилась драка с матерщиной и бабьим визгом.

Жаловаться здесь некому. Хозяин гостиницы и ресторана - одно лицо. Россия для человеческой жизни не приспособлена. Потому наши граждане из числа молодых, наиболее грамотных и подвижных, все больше убегают в Европу или в Австралию. (Читайте на сайте «КП» «Чтоб не видеть бомжовские рожи, молодежь из России бежит»). А кому бежать некуда, но нету мочи выдержать российское житие, все чаще сбиваются в общины-коммуны - «Город Солнца», «Община в Гришино» и т.д., огораживаясь забором от хищного и опасного мира.

Одно из непонятных объединений обосновалось как раз на окраине сего городка Донецка. Этой общине уж восемь лет, и в горожане сказывают про нее всякое. По мненью иных наблюдателей это религиозная секта вроде пензенских, казанских или разных сибирских затворников. На общинников то и дело пишут доносы в органы.

…У ворот общинного лагеря меня встретила девушка-часовая со свирепой овчаркой на привязи. Овчарка противно гремела как ресторанный оркестр и порывалась вцепиться в тело, отчего вдруг заныла старая производственная рана на левой ноге, полученная в драке с собаками где-то на окраине Тынды. Девушка наоборот – оказалась приветливой, доложила по рации кому надо и велела шагать за ней.

Мы вошли в большую общественную столовую. За длинными столами бок о бок обедали общинники. А их малые детки вкушали отдельно за маленьким столиком. Картина напомнила мне один израильский кибуц под Хайфой, где также вместе столуются по звонку десятки семей, именующие себя единой большой семьей, в которой всем и все поровну.

От предложенной трапезы я отказался, ибо был сыт, и после с небольшой группой товарищей мы отправились в их библиотеку для разговоров.

- Кто здесь главный у вас? – спросил я собравшихся.

- Здесь нету главных, здесь все равны! – ответил коренастый мужчина среднего возраста, назвавшийся Виктором Петровичем. Отчего стало ясно, что главный тут он.

Виктор Петрович Паршутин и его супруга Раиса Петровна – очень кроткая и влюблено поглядывающая на мужа женщина - сидели в красном углу под картой земного шара, отвечая мне на вопросы (видео). Оказалось, что религиозная линия здесь отсутствует. Всяк может молиться по-своему, или быть атеистом. А главные правила – не пить, не курить, не материться и не блудить.

Подальше от людей, чтоб сохранить здоровье

Общественный труд обязателен согласно древней немецкой пословице: Wer nicht arbeitet, soll auch nicht essen! Что в переводе на русский – кто не работает, тот не ест! Виктор Паршутин от роду был в противоречиях с обществом, ибо никогда не пил, не курил и не прочее…

В советские времена работал фотографом. Но с натиском перестройки, когда люди совсем испортились и даже партийные, комсомольские агнцы обратились в козлищ, Виктор Петрович с супругой и с небольшой группой единомышленников стали раздумывать об уходе из общества ради сохранения нравственного здоровья и спасенья своих детей. Купили заброшенный детский спортивный лагерь размахом в два с половиной гектара и принялись строить коммуну.

За восемь лет народу здесь побывало всякого. Многие уходили, иль были изгнаны, например, за курение втихаря. Остались самые преданные идее. Их чуть больше сотни, включая три десятка детей до 18 лет. Все почти из Ростовской и Тульской областей, поскольку Виктор Паршутин родом из Тулы и там у него знакомые. Здесь много бывших коммерсантов и прочих энергичных людей, которые распродали свои дома, квартиры с джакузи, отдали все деньги в общий коммунарский котел. Избавленье от имущества и от денег, по мнению коммунаров, есть избавленье от рабских оков потребительской каторги.

Жилища общинников очень скромны. В бараках с коридорной системой маленькие клетушки метров 12 – 14, чаще с двухъярусными кроватями. В клетушках до четырех человек – или семьи, или однополые холостяки. Удобства и умывальники в общем коридоре. Общая баня. Мужчины и женщины моются раздельно. Телевизоров, как источников порчи, в комнатах нет. Но есть музыкальные центры с песнями, например, на стихи Рубцова. «Ориентация север» в фонотеках отсутствует, отчего здешняя молодежь выглядит в разговорах значительно развитей своих сверстников за пределами общины. Им свойственно рассуждать о бесконечности времени и пространства, спорить на тему Канта – «Две вещи особенно будоражат мой разум: это звездное небо над головой и нравственный закон внутри меня».

- И не хочется вам пойти вечером на дискотеку? Оттопыриться? – спрашиваю молодежь.

- А что дает она для души и ума? Мы каждый вечер собираемся у костра и поем под гитару.

Одно тяжело представить – как здешние парни, без закалки в уличных драках, столкнутся с российской армией?

Обученье детей в общине семейное. Здешние дипломированные педагоги преподают им знания. Трудятся коммунары на свинарнике, на коровнике и обрабатывают четыре с половиной гектара арендных земель. Еды тут, понятно, вдоволь. Излишки продают рыночным спекулянтам. Личных денег общинники не имеют, но если надо обновить гардероб, берут из общей казны и едут по магазинам. Одежку покупают дешевую и практичную. Питаются по специальной оздоровительной системе. Мясо не чаще двух раз в неделю. Практически не болеют. Но если кого-то серьезно скрутит, вызовут "скорую".

На разговоры идут охотно. На вопрос - что привело вас сюда, все отвечают одно и то же: нежелание жить в озлобленном обществе, где всюду мат, грязь, пьянство и зависимость от денег. Многие рассказывают, что избавились тут от тяжких болезней, благодаря атмосфере всеобщей любви и заботы. Признаться, моя острая головная боль после бессонной ночи «ориентация север!» здесь как-то быстро исчезла. По вечерам коммунары собираются всей семьей в столовой за чаем, строят планы на предстоящий день. Споры решают голосованием.

Хотел пойти на нары, а попал в коммунары

В столярной мастерской познакомился с мастером по имени Рауль. За свои 51 год Рауль восемь раз попадал в тюрьму, где провел в общей сложности 24 года. В том, по его рассказам, виновна пьянка и человеческая среда, в которой он обитал. Три года назад Раулю грозила расправа от своих же дружков за то, что много лишнего знал. Стал подумывать добровольно уйти из жизни или опять сесть в тюрьму. Но случайно судьба привела сюда. С трудом, но расстался с пьянством, курением. Женился на коммунарке Гале и считает, что стал счастливым впервые за всю прожитую жизнь.

Община обосновалась на берегу речки Каменки. Прежде тут горожане ставили браконьерские сети. Ныне общинники браконьеров не подпускают. Последние злятся, часто пишут в ФСБ и прокуратуру на «членов секты» - «…Со стороны эта община напоминает концлагерь. Собаки по всему периметру и ненормированные работы. …По вечерам слышны женские стоны… Видно, как что-то выкапывают с торца казармы. Наверно ямы для содержания провинившихся».

По каждому сигналу сюда приезжают силовики. Установлено, что женские стоны – это песни по вечерам. А ямы копают под овощные склады. Каких-то невольников прокуроры не обнаружили. Да и мне показалось, что народ здесь довольно радостный, можно сказать – счастливый.

«Что делать?»

Примерно так представлял себе коммунизм еще Чернышевский в романе «Что делать?». Только он и все прочие проповедники счастья, равенства, свободы почему-то не учитывали природные человеческие пороки – жадность, эгоизм, зависть, ненависть…, при которых идеальное общество, где «один за всех и все за одного» не возможно в целой стране.

Компартия, как и любая ведущая партия государства, должна была скоро прогнить, потому как вокруг руля и кормушки быстро скапливаются извращенцы, перехватывая власть у начальных романтиков. Поэтому, думаю, у человечества никогда не будет счастливого будущего, если, конечно, наука иль что-то еще не избавит людей от греховных пороков. Хотя же вполне реально собрать сотню, другую относительно нравственных людей, увлеченных идеей всеобщей любви и братства.

Но опыт тех же еврейских кибуцев не оправдывает идею коммуны. Дети и внуки убежденных кибуцников, что приходилось мне наблюдать, чаще предпочитают собственность и порок. В то же время кибуцы пополняются другими людьми со стороны. Наверно, коммунистическая идея никогда не умрет и если люди со временем массово очеловечатся, то выстроят свои отношения примерно по образцу донецкой коммуны.