Дочь президента

- Татьяна, вы очень редко давали интервью. Готовясь к нашей встрече, я смог найти только два: одно телеканалу НТВ - программе «Герой дня» в 1997 году и второе - журналу «Огонек», сразу после ухода Бориса Николаевича со своего поста. Хотя вы публичная фигура, и понятно, что к вашей персоне существует большой интерес. Тем не менее вы последовательно отказывались встречаться с журналистами. Вы их не любите?

- Нет, я нормально отношусь к журналистам. С некоторыми даже дружу. Эти добрые отношения остались с предвыборных кампаний 1996 и 2000 годов. Просто я считала и считаю, что интервью давать достаточно бессмысленно. Я вместе со своими близкими живу своей частной жизнью, стараюсь никого постороннего в нее не пускать. Политики в свое время так наелась, что пытаюсь держаться от нее подальше. Стараюсь газет не читать. И телевизор не смотреть. Это помогает. Кстати, маме советую то же самое, но она меня не слушает. Если нужно что-то узнать, новости в том числе, я захожу в Интернет.

- Давайте начнем с самого начала. С вашего детства. Каким ребенком вы были?

- Была послушной девочкой. В школе получала в основном пятерки. Если получала четверку, переживала, что расстрою родителей, главным образом папу. Он считал, что такой оценки, как четверка, не существует. Иногда просил принести ему дневник и если видел там хотя бы одну четверку, сердито запускал дневник в угол, и он красиво летел через всю комнату. Папа искренне расстраивался.

- Вы были еще школьницей, когда Борис Николаевич стал первым секретарем обкома партии. В те времена это даже посерьезнее, чем сейчас губернатор. Как вы себя чувствовали, понимая, что вы дочь самого главного начальника Свердловской области?

- Меня это тяготило. Где-то в подсознании все время сидело, что на меня смотрят не просто как на Таню Ельцину, а как на дочку Бориса Николаевича Ельцина. Нельзя расслабиться: со мной хотят дружить потому, что я интересна сама по себе или потому, что я дочь первого секретаря обкома? А когда случайно услышала, как кто-то сказал, что, мол, Лена, моя старшая сестра, поступила в Уральский политехнический, потому что папа первый секретарь (а это было неправдой, она была настоящей отличницей и по окончании института получила красный диплом), твердо решила: после школы из Свердловска уеду. И уехала.

- А как родители отнеслись к вашему решению?

- Папа - спокойно. Сказал: если так решила, значит, так и надо. А мама страшно переживала. Уговаривала. Даже плакала. Потом рассказывала мне, что мечтала только об одном: чтобы я провалила экзамены. Но я их успешно прошла. И поступила в МГУ.

- В институте вы быстро вышли замуж. Как это случилось?

- Это моя глупость. На «картошке» влюбилась, примерно год развивались романтические отношения. Я была классическая провинциальная девочка. А тут Москва. На меня обрушилась студенческая свобода: общежитие, новые друзья, целая буря новых эмоций. Это должно было случиться. Парень, который мне понравился, прекрасно разбирался в музыке, у него были пластинки только что вышедших тогда альбомов «Пинк Флойд», «Дип Пепл», «Йес», «Битлз»... Мы слушали с ним эту музыку ночи напролет. До свадьбы, кроме поцелуев, у нас с ним ничего не было. А в первую брачную ночь случилось то, что должно было случиться. И это оказалось прямо совсем разочаровывающим. Через несколько недель я поняла, что беременна. И скоро также поняла, что мы с мужем абсолютно разные люди. Он красивый, умный, талантливый. Но мы с ним разные. Мне с ним неуютно, плохо, я не чувствую себя защищенной. Потом родился Боря. Квартиры у нас не было, сначала мы жили в общежитии, затем в комнате в коммуналке. Пеленки, крики ребенка, ночные убаюкивания - все это раздражало мужа. Он стал пропадать. И, как всегда в таких случаях, была последняя капля. Маленький Боря ползал по полу и, естественно, ничего не понимая, как-то задел пластинку и поцарапал ее. Взбешенный муж в ярости бросился на Борю и ударил его. Этого я уже вынести не могла. Твердо решила уйти. Уходить мне было некуда, но оставаться уже не могла. Я переехала к маминой подруге, которая жила в Москве. Спасибо ей. Не правда ли, ирония судьбы - с пластинок все началось, пластинкой же и закончилось.

- Вы вышли замуж за Алексея Дьяченко, с которым вместе работали в КБ «Салют». А как познакомились?

- Познакомились случайно, катаясь на горных лыжах в Крылатском. С удивлением выяснили, что, оказывается, работаем в одном месте. Правда, в разных отделах, поэтому и не пересекались. Он мне сразу понравился. Леша из семьи потомственных конструкторов, его папа был замом знаменитого конструктора Челомея. Мы стали вместе ходить в походы, кино, театры. Я стала проводить с ним много времени и увидела, какой он добрый, нежный, веселый. Он замечательно отнесся к Боре. У мужчин сразу видно, кто к детям равнодушен, а кому они искренне интересны. Он трогательно за мной ухаживал. И когда он сделал мне предложение, я с радостью согласилась. И не пожалела. Мы прожили вместе больше десяти лет. У Леши сейчас своя семья, дети, но он по-прежнему является моим надежным, верным другом, и я знаю, что могу в любую минуту обратиться к нему за помощью, как и он ко мне. К счастью, пока таких минут не возникало.

- Интересно, Борис Николаевич не любил обсуждать работу, политику с женой, с дочерьми. Считал, я так понимаю, что неправильно в серьезные политические дела вовлекать своих родных, думал, что домашнее влияние может отразиться на принятии решений, а он не любил, когда на него кто-то и как-то давит. Михаил Сергеевич Горбачев, наоборот, обсуждал все события с женой. И Раиса Максимовна - это даже видно из его мемуаров - была для него и человеческим, и политическим советником. Но - удивительным образом - не Горбачев, а Ельцин назначает свою дочь советником президента. Как это могло случиться?

- Этого бы не случилось, если бы не предвыборная кампания 1996 года. Когда в начале 1996-го для всех стало очевидным, что предвыборный штаб, который возглавлял вице-премьер правительства Олег Сосковец, проваливает свою работу, Анатолий Чубайс убедил папу в необходимости создания нового, неформального штаба, который назвали аналитической группой. Чубайса поддержали председатель правительства Виктор Степанович Черномырдин, первый помощник президента Виктор Васильевич Илюшин. Буквально перед этим папа понял, что ему нужен свой человек в штабе. Вспомнили про меня. Я уже не один год дружила с Валей Юмашевым, который участвовал в работе аналитической группы. Помню, он пришел ко мне домой, я держала на руках шестимесячного Глеба. И когда он что-то стал говорить про аналитическую группу, про ежедневный мониторинг, про социологические исследования и так далее, я ждала, когда он поскорее уйдет, чтобы грудью покормить Глебушку. Но он не уходил, продолжал твердить, что Отечество в опасности, и это всего на четыре месяца, а потом занимайся семьей и домом хоть всю оставшуюся жизнь. Поскольку я сама знала, что Отечество в опасности, и для меня было очевидно, что со штабом Сосковца папа неминуемо проиграет и к власти придет Зюганов, я в конце концов согласилась. Уже на следующий день папа позвал меня в свой кабинет в загородной резиденции, спросил, что я думаю, если поработаю в предвыборной кампании. Я ответила, что, конечно, сделаю все, что смогу, чтобы он выиграл.

- Что вы почувствовали, когда Борис Николаевич ушел в отставку? О чем была ваша первая мысль, какие планы вы строили в тот момент? Насколько это было неожиданно?

- Я обрадовалась, когда папа сказал мне, что уходит в отставку. Он сообщил мне об этом за несколько дней. Я почти заплакала от радости. Потому что поняла, что мне не надо еще полгода жить той жизнью, которой мы все жили. Это была сумасшедшая работа. Тяжелейшая. Хроническое недосыпание. Время тогда было очень напряженное, если вы помните: коммунисты, Дума, война, теракты... Казалось, я просто выживала каждый день. Засыпала с мыслью: слава богу, этот день закончился. Сон три-четыре часа, ровно в шесть подъем. В нашу спальню заходил папа, говорил: «Пора завтракать». У меня слипались глаза, я брела в столовую, мы с ним завтракали, потом десять минут на сборы. Он никогда не опаздывал, поэтому минута в минуту папин кортеж трогался, и я пристраивалась к нему в хвосте... И теперь все это закончилось.

Конечно, я беспокоилась, как папа сможет адаптироваться к новой жизни. Мы всей семьей переживали - он был все время в работе, в борьбе, а тут относительно спокойная жизнь. Ему, наверное, было очень трудно, но нам он ничего не показывал. Началась другая жизнь - папа радовался поездкам, новым книгам. У него в кабинете были целые стопки - он ликвидировал накопившиеся пробелы. Я помогала следить за новинками, каждую неделю покупала несколько десятков книг. Продавцы книжных магазинов на Калининском и Тверской радостно советовали мне что-нибудь новое...

- Вы вышли замуж за Валентина Юмашева в 2001 году. А были знакомы с ним, насколько я знаю, больше десяти лет. Как же такое случилось? Скрывали любовь от всех? «Кремлевский» роман?

- Да нет, тут другая история. С Валей я познакомилась в 1988 году. Он тогда снимал документальный фильм про папу. Работал он в журнале «Огонек», при этом сделал несколько фильмов для Центральной студии документальных фильмов. Понятно, что тогда ЦСДФ не посмела бы делать фильм про политика, только что изгнанного со всех партийных постов. Валя считал, что это все важно для истории, и уговорил своих режиссера и оператора потратить пленку, которую им выдали для фильма о подростках, на съемки папы. Папа попросил меня встретиться с Юмашевым, рассказать какие-то детали о нашей свердловской жизни. Делать мне этого совсем не хотелось, я избегала контактов с журналистами, тем более с московскими... И вот даже не знаю почему, но в процессе нашего разговора я Вале чуть ли не всю жизнь свою рассказала. Как-то он располагал, вызывал доверие. Потом себя ругала, что разоткровенничалась перед незнакомым человеком.

Где-то через год папе предложили написать биографическую книгу. Папа доверял Вале, знал, что журналист он талантливый, и пригласил Юмашева помочь ему написать книгу. Работая над книгой, мы много времени проводили вместе. Мы с Леной помогали ему и редактировать, и даже перепечатывать на машинке рукопись.

А потом мы восемь лет жили в одном доме на Осенней улице. Наши дети дружили, мы общались семьями. Еще ближе подружились во время предвыборной кампании 1996 года. Иногда проводили вместе по двенадцать часов в сутки. Я с мужем столько не общалась, сколько с ним. И все это было тепло, по-дружески. Если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что я выйду за Валю замуж, я бы не поверила.

Когда Валя разошелся с первой женой, он сильно переживал, я его успокаивала, поддерживала. Через какое-то время он познакомил меня со своей второй женой. У меня не было ближе друга, чем он. У нас не было секретов друг от друга, мы делились всем. Если меня что-то беспокоило, он готов был примчаться в любую секунду и помочь. И ничего не предвещало каких-то иных отношений. Даже после того, как я разошлась с Лешей. Мне в тот момент совсем не хотелось думать о других мужчинах, встречаться с кем-то. Я была занята папой: он только что ушел на пенсию, ему хотелось, чтобы мы все были с ним рядом. А потом однажды, совершенно неожиданно, Валя меня поцеловал. Ничего этого не предвещало. Просто взял, подошел и поцеловал. Долго и по-настоящему. Я чуть не упала со стула от неожиданности. И вот что-то как будто переключилось во мне, я посмотрела на Валю другими глазами и влюбилась так, как не влюблялась в восемнадцать лет. И до сих пор хожу влюбленная.

- А что сказал Борис Николаевич, когда узнал о ваших отношениях?

- Папа очень удивился. Он мне сказал: «Я думал, что ты выйдешь за бизнесмена, а ты... за Валентина». Он считал, что бизнесмен для жизни - это как-то более надежно, чем журналист или политик. Но Валю папа любил, очень хорошо к нему относился и, когда увидел, что у нас это все серьезно, конечно, радовался за меня и за нас обоих.

- Во всех публикациях о вас говорят, что вы всей семьей живете в Лондоне. Я так понимаю, что это неправда. Откуда появилась такая информация?

- Мне сложно понять, откуда берутся мифы. Когда сочиняли это вранье, идея была примерно такая: наворовали народного добра, теперь сидят с деньгами за границей. А откуда появилась информация, что у меня дом на Николиной Горе? Это ведь кто-то выдумал, сотни публикаций об этом моем мифическом доме, который я ни разу не видела.

- Что из того, что писали о вашей семье, самое обидное?

- Все было обидно. Против папы работала огромная, прекрасно оснащенная пропагандистская машина. НТВ, московские телеканалы, газеты, журналы... Цель была простая - выиграть выборы 2000 года. Наиболее эффективная технология - дискредитировать президента, и тогда любой кандидат, которого он поддержит, обречен. Когда стало ясно, что папа не поддержит тандем Примаков - Лужков, на народ выплеснулись ушаты историй про Семью, украденные миллиарды, кредитные карточки, замки в Германии и Франции, дома в Лондоне и так далее и тому подобное. Талантливейшие люди сочиняли эти истории. Для меня обиднее всего, что этим занимались мои близкие товарищи, с которыми мы только что прошли выборы 1996 года. И когда после очередных «Итогов», в которых стрелочками показывалось, как Семья захватывает всю власть и все богатство страны, Валя встретился с нашим, как казалось, другом Игорем Малашенко и прямо спросил: ладно Гусинский, ладно Невзлин, ладно Коржаков, но как же ты можешь? Ты-то ведь знаешь, что это ложь от начала и до конца, ты же с нами был все это время? Малашенко ответил: это политика, кто выиграл, тот и прав, а вы сами виноваты, ваш кандидат обречен...

- А кандидатом был Владимир Путин.

- Ну да. Просчитались. Решили, что настали времена Юрия Михайловича и Евгения Максимовича. Теперь Гусинский дает интервью, в которых говорит, что всегда знал, что Владимир Владимирович - выдающийся деятель современности.

- Вы, наверное, знаете, существует мнение, что Семья выбрала Путина, потому что он гарантировал безопасность Ельцина и его близких.

- Папа вообще так не мыслил: безопасно для него это или небезопасно. Не волновала его и тема безопасности семьи. Он вообще этой проблемы не видел. Я ее тоже, кстати, считала надуманной. Если бы Лужков или Примаков пришли к власти, они стали бы меня арестовывать? Конечно, нет. Ну а уж папа вообще думал совсем в других категориях. Если бы он об этом задумывался, он бы оставил премьером Виктора Степановича Черномырдина, человека безгранично порядочного и верного. Но он считал, что новой России нужен президент новой формации, человек нового поколения. Именно поэтому папа считал неправильным выдвигать кандидатом в президенты Лужкова или Примакова, к которым, кстати, хорошо относился. И в конце он остановил свой выбор на Путине.

- Давайте все-таки завершим тему вашей собственности. Перечислялось ведь многое - вы никак не прокомментируете?

- Вы правы. Чем только я не владею: в Лондоне дома в центре и в пригороде, дворец на юге Франции, который подарил мне Березовский. Вообще на юге Франции у меня везде недвижимость. Этим летом были в гостях у Павла и Маши Чухрай, они там небольшую квартиру на лето арендуют. Они мне говорят: «Таня, а ты в курсе, у тебя вон за тем забором вилла?» Действительно, красивый забор, виллы, правда, не видно, но наверняка хорошая. Не моя. А помните, в «Итогах» на НТВ был пятнадцатиминутный сюжет, типа телевизионного расследования, о моем замке в Германии? Маленький городок в горах, Гармеш, за пару лет до того я там каталась на лыжах. И они с камерой бродили по местным ресторанам и кафе, показывали две фотографии - мою и сестры Лены. И когда хозяин ресторана, долго всматриваясь, узнавал меня, это было доказательством того, что замок мой. Репортеры арендовали комнаты с окнами напротив замка в надежде заснять меня в тот момент, когда я буду там. Сидели с фото- и видеокамерами месяцами. Прошло несколько лет, надеюсь, что до сих пор сидят и ждут. Как-то Виктор Степанович Черномырдин хорошо ответил на обвинение, что он украл какие-то деньги - то ли за продажу газа, то ли за продажу нефти. Он сказал: кто найдет, пусть все заберет себе. Я могу только повторить эту мудрую мысль. Кто найдет любой мой дом, замок, виллу во Франции, Англии, Германии, а также в любой части света, любые мои акции - «Сибнефти», «ЛУКОЙЛа», Газпрома и что там еще мне приписывали, мои миллиардные счета в швейцарских, английских и прочих банках, мой самолет или мою яхту - может все это забрать себе.

Нет этого ничего. И не было. Но это же неинтересно. Ну как, человек был на вершине власти и не украл?! Так же не бывает. Тем более такие усердные ребята - Коржаков, Хинштейн и прочие писатели-чекисты, они все это так подробно живописали.

- Как вы оцениваете тех, кого сегодня называют олигархами? Вам с ними легко общаться?

- Я считаю, что одна из серьезных проблем, которая существует сегодня, - противопоставление бизнеса и общества друг другу. Телевидение, газеты рисовали и продолжают рисовать образ жадного, тупого, думающего только о деньгах хапуги, который обворовывает простых людей, норовит все деньги отправить на Запад и так далее и тому подобное. Конечно, такие тоже есть. Но если мы хотим, чтобы талантливые, активные люди добивались успеха, кстати, тем самым принося пользу и государству, надо активно поддерживать тех, кто занимается в стране бизнесом. Я недавно прочитала опрос, посвященный тому, куда студенты хотят идти работать после окончания института. Поразилась: либо в ФСБ, либо чиновниками в министерства и ведомства.

Я многих бизнесменов знаю, с некоторыми общаюсь долгие годы. Считаю их яркими, талантливыми, энергичными людьми. Часто они думают об интересах страны, о ее будущем больше, чем некоторые наши чиновники. Они хотят заниматься бизнесом в своей родной стране, честно платя налоги. Когда я только начала работать с папой, я их боялась. Считала, что они наверняка будут стараться как-нибудь меня использовать в своих корыстных интересах. Потом разобралась.

Даже те, кто воевал против нас, тот же Гусинский, например... Я считаю, он замечательный бизнесмен. Когда никто не думал про телевидение, он создал первый частный телеканал, НТВ, собрал лучшую команду, и многие годы НТВ было образцом профессионализма. Когда в России никто не думал про спутниковое телевидение, он запустил «НТВ-Плюс» - один из самых интересных проектов ТВ. И каждый из них, так называемых олигархов, создал что-то существенное, уникальное.

- Главное обвинение, которое вам предъявляли и продолжают предъявлять оппоненты, это то, что вы, пользуясь болезнью президента, активно влияли на него. Например, Примаков пишет в своей книге, что вы не пускали его к президенту. Или нередко можно прочитать, что вы подписывали у президента указы и распоряжения в пользу Березовского и других олигархов.

- Евгений Максимович обижен на меня... И еще на Александра Волошина, последнего главу администрации папы. Он считает, что мы повлияли на президента, принявшего решение убрать его с поста председателя правительства. Но повлиять в таком вопросе на папу было невозможно. Если бы он считал, что Примакова убирать еще рано, он бы его оставил, что бы Волошин или я ни думали или ни говорили. Но поскольку он видел, как с каждым месяцем амбиции Евгения Максимовича растут, и тот уже, несмотря на их договоренность, собрался идти в президенты, он решил, что время настало, и отправил его в отставку. Кстати, про Волошина. Считаю, что Саша - блестящий политик. Может быть, самый сильный из тех, с кем мне посчастливилось работать. Смелый, твердый, порядочный, креативный и безумно работоспособный.

...Что касается документов. Я пришла в Кремль в марте 1997 года. Пусть мне покажут хотя бы один документ, подписанный президентом в пользу Березовского, Абрамовича или кого-то еще. С моей помощью или без. Все указы, все поручения президента правительству открыты, скрыть ничего невозможно. Нет ни одного такого документа. Все, что когда бы то ни было получили Березовский или Абрамович: «Сибнефть», «Аэрофлот», ОРТ (Общественное российское телевидение) - решения об этом, во-первых, были завизированы правительством, а во-вторых, были приняты в 1994 и 1995 году. Мне тогда только в страшном сне Кремль, политика или выборы могли присниться. А что Березовский или Абрамович на свете существуют, я вообще не знала.

Полную версию интервью можно прочитать в свежем номере журнала «Медведь».