«Только вернувшись с фронта, отец узнал о рождении сына»

- Моя мамочка, Вера Хмыз, коренная минчанка, - мой собеседник Вячеслав Прохоров достает из альбома фотографию красивой, похожей на актрису женщины. - Закончила до войны гидротехнический техникум, работала в Наркомземе. Делала геодезическую съемку - для строительства гидростанций и аэродромов. Однажды вместе с коллегой поехала на Витебщину в Сиротинский район. Туда же на каникулы приехал местный парень, студент Минского института народного хозяйства Леша Прохоров. Любитель шахмат, он приходил сыграть партию с маминым напарником. Как-то забыл после игры шапку. «Ну всё, это и есть твой суженый-ряженый», - посмеялся мамин коллега.

Так и вышло. Вернувшись в Минск, молодые люди продолжили знакомство. А 7 июля 1938 года 25-летняя Вера и 27-летний Алексей направились в городской загс, где им вручили свидетельство о браке за номером 1671. К тому времени Прохоров с отличием закончил нархоз и получил направление в аспирантуру Планового института имени Кржижановского в Москве. Но с Москвой не вышло: не хватило знания иностранного языка. Получил хорошую работу в Минске. В 1938 году его забрали в армию. В звании младшего лейтенанта - командира взвода пулеметчиков освобождал Западную Белоруссию. Вернулся к молодой жене он лишь в 1940-м.

РАЗЛУКА

- На второй день войны отца призвали на фронт. Мама, прощаясь с ним, не сказала, что ждет ребенка. Всего месяц сроку был, - Вячеслав Прохоров смущенно улыбается.

Слушая его, я понимаю: жизнь зачастую оказывается драматичнее любого кино. Тем более что дальше началось самое страшное.

Алексей Прохоров смог сбежать из плена только весной 1945-го.

- Пришедшие в Минск немцы выгнали Наркомзем из Дома правительства. Встал вопрос: как жить дальше? До войны за первой клиникой находились продовольственные склады, с уходом наших двери разбили и народ ринулся туда за припасами. Мама тоже побежала и схватила мешок с сахаром. А поднять не может. Волоком дотащила до ближайших кустов и помчалась звать родню на помощь. Жила она тогда в доме неподалеку от Дома правительства, а ее отец с мачехой и семеро их детей - по соседству. Вскоре немцы заставили из центра съехать - мама переселилась в деревянный барак на Цнянской улице. Рассказывала мне: собрались все жильцы и стали обсуждать, как поделить свободную землю под огороды. Ей выпал участок возле помойки. Мама посадила там редьку. И чудо - та выросла с голову человеческую. Помойка - это ж удобрения, оказывается.

Я родился 6 февраля 1942 года в Железнодорожной больнице Минска. Я, по ее словам, за всю войну ни разу не заболел. И ел все подряд. А вот где раздобыть еду - действительно было проблемой. Однажды к маме пришел бывший коллега и предложил реализовать самогон. А немцы за самогон расстреливали. Риск был большой, но мама согласилась. С одним условием: за литр проданного самогона - литр молока ребенку. Мужчины - любители выпить - и в войну были. Мама им редьки на закуску натрет. Расплачивались за самогон рейхсмарками. А еще мама выменяла на Червенском рынке отцовские сапоги на мешок ржаной муки. Она баланду из нее делала. Когда начались бомбежки, стало еще трудней. Минск ведь бомбили и немцы, и наши. За Цнянской, рассказывала мама, была улица Добролюбова. А дальше поле. В нем жители сделали окопы. Как бомбежка, все бегом в эти окопы! Мать запеленает меня - и туда тоже. Однажды распеленала, чтоб покормить - а я весь синий. Оказывается, в панике она несла меня вниз головой, - вздыхает собеседник. А затем вновь улыбается:

- Зато я однажды ее младшим сестрам жизнь спас, можно сказать. Сводная сестра мамы Женя попросила одолжить меня, младенца, чтобы на посту показать немцам. Не хотела, чтоб угнали в Германию. Мама дала, но едва не умерла от страха, не зная, чем все закончится.

- А работать вашей маме в оккупацию пришлось? - Немцам нужна была рабочая сила, поэтому они пригнали назад многих минчан, пытавшихся уйти из города. Мама устроилась в скобяную лавку продавщицей, - Вячеслав Алексеевич достает из папки документ, который я не видела даже в архивах. Трудовую книжку на немецком языке, в которой последняя запись датирована 2 июля 1944 года.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

3 июля 1944 года Минск освободили советские бойцы. Счастливая Верочка Прохорова, стоя на Логойском тракте, со слезами на глазах смотрела, как в город врываются танки с красными звездами на броне.

- Мама рассказывала, что взяла меня на руки и стояла целый день. Многие танки останавливались, из них выпрыгивали танкисты, подбегали к ней, хватали меня в охапку и долго тискали - так они соскучились по мирной жизни, по своим семьям.

Верочка Прохорова верила, что муж вернется живым.

- А как вы встретились с отцом?

- Про отца мать ничего не знала до освобождения Минска. А он попал в 333-й стрелковый полк. Вначале - в укрепрайон в районе Негорелого - Дзержинска. Отец потом вспоминал: «Мы в доты зашли, а они демонтированы, не на что поставить пулемет. Так Сталин приказал сделать после присоединения Западной Белоруссии. Немцы обошли нас кругом и поперли на восток. А мы получили приказ командования двигаться на юг. Под Киев». Там, историки потом скажут, большое было сражение. В плен попало 600 тысяч солдат и офицеров Красной Армии, в том числе мой папа. В плену он пробыл 3 года и 6 месяцев. А вся война продолжалась 3 года и 9 месяцев.

- Ему удалось сбежать?

- В самом конце войны, когда на Берлин наступала армия Рокоссовского. Спрятались в колодце, а затем пробились к своим. Бывших пленных отправили в дисбат. На танки - и вперед! Отца осколком ударило в глаз. Он попал в госпиталь. Пробыл там почти до конца войны. Искал маму, а мама его. Я храню его последнее письмо - там размыты строки от слез. Затем их часть развернули и двинули на Дальний Восток. Так случилось, папа проезжал через Минск. И вот, поверьте, я в три с половиной года запомнил, как он пришел домой. Мы с мамочкой лежим на кровати, на столе коптилка, грубка на 2 этажа. Стук в дверь, заходят двое военных и папа. Дальше - провал. Мама потом рассказывала, что отец первым делом поинтересовался, чем помочь, пока стоит его эшелон. Она попросила отремонтировать провалившийся погреб. Ей на работе, на заводе Молотова пообещали картошки - за то, что помогала поделить поле за парком Челюскинцев. А поздно вечером отец вдруг вернулся домой. Оказывается, вышел указ Сталина о том, чтобы оставить специалистов для восстановления народного хозяйства.

Плен не прошел отцу даром: с прежней работы в Госконтроле ему пришлось уволиться. Сегодня ни папы, ни мамы уже нет в живых. Я закончил БПИ, собирал первый белорусский телевизор «Неман», вырастили с женой двух сыновей. Им я иногда рассказываю про войну - то, что мне самому успели рассказать родители.