Премия Рунета-2020
Москва
+2°
Boom metrics
Досуг20 января 2013 17:36

Станиславский «Вне системы»

В МХТ торжественно-печально отметили 150-летие отца-основателя спектаклем Кирилла Серебренникова «Вне системы» [рецензия]
Источник:kp.ru

Основа спектакля - пьеса Михаила Дурненкова. Это не «сочинение по случаю», но документ. Не вымысел, но мысли, высказывания, письма, телеграммы, записки юбиляра, его учеников и соратников, преданных и предавших. Достоверность, которой Мастер добивался от актеров, воплотилась и драматургом. «Вне системы» - пьеса не по мотивам, по годам.

Главный друг и противник Вл. Ив.Немирович-Данченко един здесь  в трех лицах: Алексея Бартошевича, Константина Хабенского и Михаила Угарова,

Главный друг и противник Вл. Ив.Немирович-Данченко един здесь в трех лицах: Алексея Бартошевича, Константина Хабенского и Михаила Угарова,

На сцене – и действующие лица, и исполнители, в представлении не нуждающиеся. В этот вечер не только актеры, но режиссеры, театроведы, писатели, работники сцены и те, кто около нее оказались вовлечены в этот уникальный, единственный (но не одноразовый) спектакль. Евгений Миронов примерил маску Михаила Чехова, режиссер Деклан Доннеллан предстал в роли Гордона Крэга, «внесистемные» писатели Захар Прилепин и Владимир Сорокин стали на один вечер Максимом Горьким и Антоном Чеховым соответственно. Не обошлось и без изящных женских склок: Илзе Лиепа сыграла Айседору Дункан, босиком танцуя и читая полные дружеской любви письма Станиславского, с ней спорила Полина Медведева в роли любимой жены «Кокоси» актрисы Марии Лилиной. Алла Покровская - О.Книпер-Чехова, Наталья Тенякова - М.Андреева, Евгения Добровольская - А.Зуева, Ирина Пегова - С.Голлидэй (ей Марина Цветаева посвятила «Повесть о Сонечке»), - не налюбоваться, не наслушаться. Главный друг и противник Вл. Ив.Немирович-Данченко един здесь в трех лицах: Алексея Бартошевича, Константина Хабенского и Михаила Угарова, в трех ипостасях: театрального деятеля, режиссера и драматурга. А сам виновник торжества блистательно исполнен Анатолием Белым и, в финале, Олегом Табаковым.

На сцене ряд мхатовских кресел и видеоряд (художник Николай Симонов: ушедшие лица, стертый город, черно-белое прошлое, красная хищная рука, разрушающая «картинку». На сцене МХТ рабочая атмосфера: режиссерские столики, лампы, рабочие сцены что-то двигают и поправляют. За столиками четверо – Михаил Угаров, Дмитрий Черняков, Виктор Рыжако, Кирилл Серебренников, т.е. конечно же Вл. Ив. Немирович-Данченков, Евг.Б. Вахтангов, Л.А. Сулержицкий, Вс.Эм. Мейерхольд. Спорят друг с другом и с К.С., клеймят, третируют, ехидно соболезнуют «театру, который умер» и его создателю. Театральные скандалы вчерашнего дня сродни дню сегодняшнему, но нет в них грязи, скудоумия и кислоты в лицо.

Время вперед и режиссерские столики превращаются в столики следователей КГБ. Сцена вдруг сужается, ее мрак давит, душит человека, сидящего на табурете в исподнем, не со сгорбленной, но сломанной спиной. На экране титр – Мейерхольд, за сценой голос-воспоминание: «Помню, Станиславский однажды два часа молча ходил перед нами в плаще, поворачивался, садился, ложился, и я потом не мог заснуть всю ночь.» Это «не мог заснуть всю ночь» многократно повторяется, иллюстрируясь вспышками мигающих ламп и «столоначальниками», пытающими Мейерхольда, не давая ему спать ночи напролет. Речь обрывается, следователь просит (нет, конечно, приказывает) подписать показания. Но рука не повернется - пальцы выбиты… Ручку обхватит губами. Этот страшный, не оставляющий как ночной кошмар эпизод прожит на сцене легендарным режиссером Климом. «И это нужно любить в театре» - завершит сцену.

«Вне системы» - это рассказ о Станиславском-человеке, а не Станиславском-иконе, чья система о способах и средствах жизни актера на сцене была канонизирована, а значит умерщвлена. «Вне системы» - это и жизнь Станиславского вне советской системы, вне режима, в который он, хотя и пытался, никак не мог вписаться. Станиславский, человек без кожи, ранимый был убит новым миропорядком, уплотнен им не только в квартирном плане, но ограничен в возможности свободно дышать. «Свободное дыхание» так называется один из эпизодов, представленный Константином Райкиным (в роли С.М. Михоэлса). Эта тема «нехватки воздуха», удушения проходит через весь спектакль. Вот ватага пролетариев врывается в квартиру к К.С. «уплотнять», хамит, плюет, грозит, прикрываясь громким «МЫ». Толпа, а не люди. «Достоинство в ответ на хамодержавие», - писал К.С.. Но система переполола достойных.

Один из эпизодов назван «Концерт для извозчиков» и повествует о выступлении артистов МХТ в… чайной перед ломовыми и легковыми. Звучит и «письмо крестьян», благодарных за талант и творчество. Передают телеграмму в пору голода и разрухи: «Может быть Вам муки прислать?». А.П. Чехов писал. что «Без театра нельзя», Шекспир, что «Весь мир – театр», а Станиславский создал Театр, в котором отразился мир и правда победила притворство. Хотя бы где-то правда победила.

В спектакле о (не)прошедшем времени то, как «продолжился» Станиславский показали по-своему. На сцене огромный белый наполненный воздухом шар с портретом Станиславского. будут пинать, бить, мять пока, наконец, не сбросят со сцены. Полный жизни, живого воздуха шар сдуют, и «ОНИ», дутые, водрузят себе на головы шары с портретом К.С. поменьше. Они – смена, «под прикрытием». А он, автор, будет сидеть в каморке-гробу и до последних дней тревожится о театральных и хозяйственных «мелочах» (Олег Табаков). Он, смертельно больной, в пору советского «оздоровления» Художественного театра.

Звучат письма-прошения К.С. к Ягоде и Енукидзе, в связи с арестом племянника и его жены, потом актеров МХТ. Арестуют и Станиславского, потом отпустят. Впрочем, нет, не отпустят до последних дней. Звучат похвалы в адрес лично И.В. Сталина и советской власти. Звучит истерический крик «Найти галоши!», украденные в театре у председателя Совнаркома Рыкова, На сцену высыпают мешок галош. В похвалах, прошениях, обращениях к власть имущим автор системы неубедителен, неорганичен, не умеет «сыграть» и «войти в образ». Трудно играть на эшафоте.

«Вне системы» сыграли под «нечеловеческую» аппасионату Бетховена, да и сыграли appassionato –воодушевленно, страстно, живо. Вечер памяти получился памятным. В нем не было того, с чем боролся его адресат, - штампов. В рассказе –исповеди о К.С. (эти инициалы принадлежат только ему) не было фальши, разглаженных морщин и пудры. Кадры похорон, вставший в овации зал (так провожают в последний пусть артистов), слезы, - спектакль утвердил не смерть, но бессмертие. Верим!