Участников «Тотального диктанта» подвели пьяные дембеля и родина-земля
Работу космонавта МКС Олега Артемьева пока не успели проверить.
16 апреля на родине «Тотального диктанта» - в Новосибирске - подвели итоги. Каждый 30-й написал работу на отлично, а это более 2 тысяч человек. Всего число участников акции перевалило за 63 тысячи (это в два раза больше, чем в прошлом году!), писали диктант на всех континентах, даже в Антарктиде!
ОТЛИЧНИК С «БЕЛЛИНСГАУЗЕНА»
- Текст писали 14 полярников на пяти станциях, и, что для нас особая радость, в Антарктиде есть одна пятерка! Это сотрудник станции «Беллинсгаузен» Станислав Ивашкевич, ведущий метеоролог. Он написал все без ошибок, мы очень рады и сейчас думаем, как передать ему подарок - книгу с автографом автора диктанта, писателя Алексея Иванова, - рассказала Ольга Ребковец, руководитель акции.
А вот работу космонавта МКС Олега Артемьева пока проверить не успели, ее просто еще не передали на Землю. Самым взрослым из тех, кто на время вернулся за парту, оказался 102-летний новосибирец Александр Каптаренко. Кстати, очень активный пенсионер - всего несколько месяцев назад он участвовал в олимпийской эстафете. А среди самых юных любителей русского языка организаторы называют опять-таки жителя Новосибирска - девятилетнего школьника. Сколько «двоечников» и «хорошистов» в этом году, организаторы не говорят:
- У нас есть правило: тройки и четверки мы не озвучиваем, - объясняет Ребковец, при этом радостно добавляя, что в этом году процент отличников выше, чем в прошлом.
Филологи считают, что во многом это объясняется текстом диктанта. В прошлом году его автором была Дина Рубина, эссе писательницы было переполнено архаизмами и всевозможными запятыми.
- В этом году диктант от писателя Алексея Иванова был, можно сказать, классическим, правильным, поэтому результаты намного лучше. К тому же перед акцией во многих городах шли бесплатные уроки по русскому языку, участники подучили правила, - поясняет Наталья Кошкаерва, председатель экспертной комиссии акции. - Но конечно, нашлись общие места, где люди наделали ошибок. Многие не смогли вспомнить, как пишутся слова «гармошка», «перрон», «семафор». Видимо, традиционное путешествие на поезде как-то вышло за рамки повседневной жизни, и эти слова оказались немного забытыми. Как и слова «расхристанный» и «палисадник» - большой процент писавших диктант не знают этих слов.
Среди полярников, писавших диктант на станции «Беллинсгаузен», оказался один отличник!
ПИТЬ ВОДКУ - ЭТО ЦЕЛЫЙ ПРОЦЕСС!
В этом году было много ошибок, связанных с прописными и строчными буквами. В тексте, который писала Западная Сибирь, было слово «земля». Некоторые ошибочно написали его с большой буквы, хотя речь шла не о планете, а о родине. А на словосочетании «чусовской вокзал» посыпался Дальний Восток, начав его с заглавной буквы. Были проблемы и с пунктуацией. Самым сложным оказалось длиннющее предложение: «Вот пьют водку расхристанные дембеля: вроде бы, ошалев от счастья, они вразнобой гогочут, братаются, но внезапно, будто что-то вспомнив, начинают драться, потом плачут от невозможности выразить непонятное им страдание, снова обнимаются и поют песни». И если с запятыми народ с горем пополам совладал, то двоеточие увидели далеко не все.
- После слова «дембеля» обязательно должно идти двоеточие. Потому что «пьют водку» - это процесс, простите, комплексный: и драка, и братания, - смеется Кошкарева. - Но далеко не все разобрались в этих пояснительных отношениях.
Всем отличникам организаторы акции обещают выдать на днях сертификаты грамотности, в некоторых городах к ним будут прилагаться и подарки. И тут новосибирцам снова повезло: им достанутся книги Алексея Иванова с дарственной надписью от писателя.
Среди полярников, писавших диктант, оказался один отличник!
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ ДИКТАНТА
Алексей Иванов. Поезд «Чусовская – Тагил»
«Чусовская – Тагил»… Этим поездом я ездил только летом.Вереница вагонов и локомотив – угловатый и массивный, от него пахло горячим металлом и почему-то дёгтем. Каждый день этот поезд отправлялся от старого чусовского вокзала, которого сейчас уже нет, и стояли в открытых дверях проводницы, выставив наружу жёлтые флажки.Железная дорога решительно поворачивала от реки Чусовой в лощину между гор, и дальше много часов подряд поезд дробно колотил по дремучим распадкам. Сверху жарило неподвижное летнее солнце, а вокруг в синеве и мареве колыхался Урал: то какой-нибудь таёжный завод выставит над лесом толстую трубу из красного кирпича, то заискрит слюдой сизая скала над долиной, то в заброшенном карьере, словно закатившаяся монета, блеснёт тихое озеро. Весь окружающий мир за окном мог внезапно упасть вниз – это вагон мчался по недолгому, как вздох, мосту над плоской речонкой, издырявленной валунами. Не раз поезд выносило на высоченные насыпи, и он с воем летел на уровне еловых верхушек, почти в небе, а вокруг по спирали, точно круги по омуту, разворачивался горизонт с покатыми хребтами, на которых что-то странно вспыхивало.Семафор переключал масштаб, и после грандиозных панорам поезд замедлял ход на скромных разъездах с тупиками, где к рыжим рельсам прикипели раскалённые колёса забытых теплушек. Здесь окошки деревянных вокзалов украшали наличники, таблички «По путям не ходить!» заржавели, и под ними в одуванчиках спали псы. Коровы паслись в бурьяне дренажных канав, а за щелястыми дощатыми платформами вымахала беспризорная малина. Сиплый свист поезда плыл над станцией, как местный ястреб, который давно утратил величие хищника и теперь воровал цыплят в палисадниках, хватал воробьёв с двускатной шиферной крыши лесопилки.Перебирая в памяти подробности, я уже не знаю и даже не понимаю, по какой волшебной стране едет этот поезд – по Уралу или по моему детству.Тогда, в детстве, всё было по-другому: и дни длиннее, и земля больше, и хлеб не привозной. Мне нравились попутчики, завораживало таинство их жизни, открытое мне случайно, как бы мимоходом. Вот чистенькая старушка разворачивает газетку, в которой аккуратно сложены перья лука, пирожки с капустной начинкой и яйца, сваренные вкрутую. Вот небритый папаша укачивает сидящую у него на коленях маленькую дочку, и столько нежности в том осторожном движении, которым этот мужик, корявый и неловкий, прикрывает девочку полой своего потрёпанного пиджака… Вот пьют водку расхристанные дембеля: вроде бы, ошалев от счастья, они вразнобой гогочут, братаются, но внезапно, будто что-то вспомнив, начинают драться, потом плачут от невозможности выразить непонятное им страдание, снова обнимаются и поют песни. И только через много лет я понял, как черствеет душа, когда долго живёшь не дома.Однажды на какой-то станции я видел, как все проводницы ушли в буфет и заболтались, а поезд вдруг медленно поплыл вдоль перрона. Тётки вылетели на платформу и, проклиная машиниста-хохмача, который не дал гудок, толпой кинулись вдогонку, а из дверей последнего вагона начальник поезда бессовестно свистел в два пальца, как болельщик на стадионе. Конечно, шутка грубая, но никто не обиделся, и хохотали потом все вместе.Здесь проводить своих чад к поезду подруливали на мотоциклах с колясками растерянные родители, целовались и горько веселились, играли на гармошках и, бывало, плясали. Здесь проводницы велели пассажирам самим высчитать, сколько стоит билет, и принести им «без сдачи», и пассажиры честно рылись в кошельках и кошёлках, отыскивая мелочь. Здесь каждый был причастен к общему движению и переживал его по-своему. Можно было выйти в тамбур, открыть дверь наружу, сесть на железные ступеньки и просто смотреть на мир, и никто тебя не отругает.Мои мама и папа работали инженерами, Чёрное море им было не по карману, поэтому в летние отпуска они объединялись с друзьями и на поезде Чусовская – Тагил уезжали весёлыми компаниями в семейные турпоходы по рекам Урала. В те годы сам порядок жизни был словно специально приспособлен для дружбы: все родители вместе работали, а все дети вместе учились. Наверное, это и называется гармонией.Наши лихие и могучие папы забрасывали на багажные полки рюкзаки с ватными спальниками и брезентовые палатки, тяжеленные, будто из листового железа, а наши наивные мамы, опасаясь, как бы дети не узнали о замыслах взрослых, шёпотом спрашивали: «А на вечер-то взяли?» Мой отец, самый сильный и весёлый, ничуть не смущаясь и даже не улыбаясь, отвечал: «Ясное дело! Буханку белого и буханку красного».И мы, ребятишки, ехали навстречу чудесным приключениям – туда, где беспощадные солнцепёки, неприступные скалы и огненные рассветы, и нам снились дивные сны, пока мы спали на жёстких вагонных полках, и сны эти – самое удивительное! – всегда сбывались. Перед нами распахивался гостеприимный и приветливый мир, жизнь уходила вдаль, в слепящую бесконечность, будущее казалось прекрасным, и мы катились туда в скрипучем обшарпанном вагоне. В железнодорожном расписании наш поезд значился пригородным, но мы-то знали, что он сверхдальнего следования.И теперь будущее стало настоящим – не прекрасным, а таким, каким, по-видимому, и должно быть. Я живу в нём и всё лучше узнаю родину, по которой едет мой поезд, и она мне всё ближе, но, увы, я всё хуже помню своё детство, и оно от меня всё дальше – это очень-очень грустно. Однако моё настоящее тоже скоро станет прошлым, и вот тогда тот же поезд повезёт меня уже не в будущее, а в прошлое – прежней дорогой, но в обратном направлении времени.
«Чусовская – Тагил»… Этим поездом я ездил только летом.
Вереница вагонов и локомотив – угловатый и массивный, от него пахло горячим металлом и почему-то дёгтем. Каждый день этот поезд отправлялся от старого чусовского вокзала, которого сейчас уже нет, и стояли в открытых дверях проводницы, выставив наружу жёлтые флажки.
Железная дорога решительно поворачивала от реки Чусовой в лощину между гор, и дальше много часов подряд поезд дробно колотил по дремучим распадкам. Сверху жарило неподвижное летнее солнце, а вокруг в синеве и мареве колыхался Урал: то какой-нибудь таёжный завод выставит над лесом толстую трубу из красного кирпича, то заискрит слюдой сизая скала над долиной, то в заброшенном карьере, словно закатившаяся монета, блеснёт тихое озеро. Весь окружающий мир за окном мог внезапно упасть вниз – это вагон мчался по недолгому, как вздох, мосту над плоской речонкой, издырявленной валунами. Не раз поезд выносило на высоченные насыпи, и он с воем летел на уровне еловых верхушек, почти в небе, а вокруг по спирали, точно круги по омуту, разворачивался горизонт с покатыми хребтами, на которых что-то странно вспыхивало.
Семафор переключал масштаб, и после грандиозных панорам поезд замедлял ход на скромных разъездах с тупиками, где к рыжим рельсам прикипели раскалённые колёса забытых теплушек. Здесь окошки деревянных вокзалов украшали наличники, таблички «По путям не ходить!» заржавели, и под ними в одуванчиках спали псы. Коровы паслись в бурьяне дренажных канав, а за щелястыми дощатыми платформами вымахала беспризорная малина. Сиплый свист поезда плыл над станцией, как местный ястреб, который давно утратил величие хищника и теперь воровал цыплят в палисадниках, хватал воробьёв с двускатной шиферной крыши лесопилки.
Перебирая в памяти подробности, я уже не знаю и даже не понимаю, по какой волшебной стране едет этот поезд – по Уралу или по моему детству.
Тогда, в детстве, всё было по-другому: и дни длиннее, и земля больше, и хлеб не привозной. Мне нравились попутчики, завораживало таинство их жизни, открытое мне случайно, как бы мимоходом. Вот чистенькая старушка разворачивает газетку, в которой аккуратно сложены перья лука, пирожки с капустной начинкой и яйца, сваренные вкрутую. Вот небритый папаша укачивает сидящую у него на коленях маленькую дочку, и столько нежности в том осторожном движении, которым этот мужик, корявый и неловкий, прикрывает девочку полой своего потрёпанного пиджака… Вот пьют водку расхристанные дембеля: вроде бы, ошалев от счастья, они вразнобой гогочут, братаются, но внезапно, будто что-то вспомнив, начинают драться, потом плачут от невозможности выразить непонятное им страдание, снова обнимаются и поют песни. И только через много лет я понял, как черствеет душа, когда долго живёшь не дома.
Однажды на какой-то станции я видел, как все проводницы ушли в буфет и заболтались, а поезд вдруг медленно поплыл вдоль перрона. Тётки вылетели на платформу и, проклиная машиниста-хохмача, который не дал гудок, толпой кинулись вдогонку, а из дверей последнего вагона начальник поезда бессовестно свистел в два пальца, как болельщик на стадионе. Конечно, шутка грубая, но никто не обиделся, и хохотали потом все вместе.
Здесь проводить своих чад к поезду подруливали на мотоциклах с колясками растерянные родители, целовались и горько веселились, играли на гармошках и, бывало, плясали. Здесь проводницы велели пассажирам самим высчитать, сколько стоит билет, и принести им «без сдачи», и пассажиры честно рылись в кошельках и кошёлках, отыскивая мелочь. Здесь каждый был причастен к общему движению и переживал его по-своему. Можно было выйти в тамбур, открыть дверь наружу, сесть на железные ступеньки и просто смотреть на мир, и никто тебя не отругает.
Мои мама и папа работали инженерами, Чёрное море им было не по карману, поэтому в летние отпуска они объединялись с друзьями и на поезде Чусовская – Тагил уезжали весёлыми компаниями в семейные турпоходы по рекам Урала. В те годы сам порядок жизни был словно специально приспособлен для дружбы: все родители вместе работали, а все дети вместе учились. Наверное, это и называется гармонией.
Наши лихие и могучие папы забрасывали на багажные полки рюкзаки с ватными спальниками и брезентовые палатки, тяжеленные, будто из листового железа, а наши наивные мамы, опасаясь, как бы дети не узнали о замыслах взрослых, шёпотом спрашивали: «А на вечер-то взяли?» Мой отец, самый сильный и весёлый, ничуть не смущаясь и даже не улыбаясь, отвечал: «Ясное дело! Буханку белого и буханку красного».
И мы, ребятишки, ехали навстречу чудесным приключениям – туда, где беспощадные солнцепёки, неприступные скалы и огненные рассветы, и нам снились дивные сны, пока мы спали на жёстких вагонных полках, и сны эти – самое удивительное! – всегда сбывались. Перед нами распахивался гостеприимный и приветливый мир, жизнь уходила вдаль, в слепящую бесконечность, будущее казалось прекрасным, и мы катились туда в скрипучем обшарпанном вагоне. В железнодорожном расписании наш поезд значился пригородным, но мы-то знали, что он сверхдальнего следования.
И теперь будущее стало настоящим – не прекрасным, а таким, каким, по-видимому, и должно быть. Я живу в нём и всё лучше узнаю родину, по которой едет мой поезд, и она мне всё ближе, но, увы, я всё хуже помню своё детство, и оно от меня всё дальше – это очень-очень грустно. Однако моё настоящее тоже скоро станет прошлым, и вот тогда тот же поезд повезёт меня уже не в будущее, а в прошлое – прежней дорогой, но в обратном направлении времени.
А В ЭТО ВРЕМЯ
Даже спортсмен преклонных годов, на русский прийти оказался готов
Направляясь на эту контрольную работу, я знал, что писать диктант здесь собирался и знаменитый новосибирский теннисист Александр Каптаренко. Он славен тем, что орудует ракеткой даже в свои… 102 года! И я не ошибся – спортсмен здесь. В первом ряду, как примерный школяр. - Сан Саныч, здравствуйте! - обращаюсь я. – Уже больше восьмидесяти лет прошло, как вы крайний раз диктант писали. Хорошо ли у вас в школе получалось? (читать далее...) Пассажиры в Новосибирске проверяли грамотность на картонках ...А ведь в этом прослеживается что-то символичное: текст, по которому все желающие написали «Тотальный диктант», - это отрывок из эссе Алексея Иванова «Поезд Чусовская – Тагил». В большой громадине новосибирского вокзала место для проверки грамотности отвели на первом этаже - в зале ожидания. Вот только писать нужно было на картонных планшетах: столики там не предусмотрены (читайте далее...)
Направляясь на эту контрольную работу, я знал, что писать диктант здесь собирался и знаменитый новосибирский теннисист Александр Каптаренко. Он славен тем, что орудует ракеткой даже в свои… 102 года! И я не ошибся – спортсмен здесь. В первом ряду, как примерный школяр.
- Сан Саныч, здравствуйте! - обращаюсь я. – Уже больше восьмидесяти лет прошло, как вы крайний раз диктант писали. Хорошо ли у вас в школе получалось? (читать далее...)
Пассажиры в Новосибирске проверяли грамотность на картонках
...А ведь в этом прослеживается что-то символичное: текст, по которому все желающие написали «Тотальный диктант», - это отрывок из эссе Алексея Иванова «Поезд Чусовская – Тагил». В большой громадине новосибирского вокзала место для проверки грамотности отвели на первом этаже - в зале ожидания.
Вот только писать нужно было на картонных планшетах: столики там не предусмотрены (читайте далее...)
ДОСЛОВНО
«Я вспоминаю, какая жизнь была тогда...»
Сам текст диктанта - это эссе, о том, как писатель путешествовал на поезде «Чусовская-Тагил»:
- В детстве с родителями и друзьями я ездил в походы по уральским речкам и вот в эти походы мы ехали на этом самом поезде «Чусовская-Тагил», - говорит Алексей Иванов. - Я вспоминаю, какие люди вместе со мной ехали, какая жизнь была тогда, по какой земле мы ехали, каким сам я был, что ожидал от жизни и сравниваю с тем, что есть в моей жизни сейчас (читать далее...)
КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА
Доктору филологических наук Галине Мандриковой мы дозвонились в тот самый момент, когда она проверяла очередные бланки с диктантом. Делать категоричные выводы о самых массовых ошибках пока рано, но некоторые наблюдения уже есть. Галина Михайловна рассказала о них «Комсомолке». «Чусовская – Тагил»... Солнечный поезд» - так начинался текст нынешнего «Тотального диктанта». «Чусовская – Тагил», поезд моего детства… - так он заканчивался (читать далее...)
Доктору филологических наук Галине Мандриковой мы дозвонились в тот самый момент, когда она проверяла очередные бланки с диктантом. Делать категоричные выводы о самых массовых ошибках пока рано, но некоторые наблюдения уже есть. Галина Михайловна рассказала о них «Комсомолке».
«Чусовская – Тагил»... Солнечный поезд» - так начинался текст нынешнего «Тотального диктанта». «Чусовская – Тагил», поезд моего детства… - так он заканчивался (читать далее...)
КСТАТИ
Не путай грудь с пальцем, или Самые смешные ошибки «Тотального диктанта-2013» «Тотальный диктант» – испытание не только для пишущих, но и для диктующих. Организаторы международной (да что там – уже почти межпланетной) акции работают с каждым лектором – объясняют ему, как правильно читать текст. Читать так, чтобы слушателю не пригрезились лишние запятые, или восклицательные знаки. Главное, говорят: если декларируешь текст перед аудиторией – не включай в себе актера. Читай нормально – так, как читала тебе диктанты учительница в школьные годы. Сам текст, написанный специально для акции, организаторы тоже шлифуют вместе с авторами. Чтобы уровень сложности не зашкаливал. И, тем не менее, сложные словечки в этой «контрольной работе» проскакивают (читать далее...) ИЗ ДОСЬЕ «КП» Алексей Иванов родился в 1969 году в Горьком (Нижний Новгород). После окончания школы Алексей поступил в Уральский государственный университет на факультет журналистики, который оставил в следующем году. В 1990 году заново поступил в УрГУ на факультет искусствоведения и культурологии, который успешно закончил в 1996 году, защитив диплом по искусствоведению. Стал известен благодаря роману «Сердце Пармы». В процессе работы над этим романом писатель организовал детский художественный краеведческий музей. Трижды номинировался на премию «Национальный бестселлер». Алексей Иванов лауреат литературной премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка (2003), премий «Эврика!» (2004), «Старт» (2004), премии имени П. П. Бажова (2004), «Книга года» (2006), «Портал» (2006) и «Мраморный фавн» (2006). Автор таких произведений, как «Общага-на-Крови», «Географ глобус пропил», «Земля-сортировочная», «Дорога Единорога». Смотрите фоторепортаж: «Новосибирск написал «Тотальный диктант»»
Не путай грудь с пальцем, или Самые смешные ошибки «Тотального диктанта-2013»
«Тотальный диктант» – испытание не только для пишущих, но и для диктующих. Организаторы международной (да что там – уже почти межпланетной) акции работают с каждым лектором – объясняют ему, как правильно читать текст. Читать так, чтобы слушателю не пригрезились лишние запятые, или восклицательные знаки.
Главное, говорят: если декларируешь текст перед аудиторией – не включай в себе актера. Читай нормально – так, как читала тебе диктанты учительница в школьные годы. Сам текст, написанный специально для акции, организаторы тоже шлифуют вместе с авторами. Чтобы уровень сложности не зашкаливал. И, тем не менее, сложные словечки в этой «контрольной работе» проскакивают (читать далее...)
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Алексей Иванов родился в 1969 году в Горьком (Нижний Новгород). После окончания школы Алексей поступил в Уральский государственный университет на факультет журналистики, который оставил в следующем году. В 1990 году заново поступил в УрГУ на факультет искусствоведения и культурологии, который успешно закончил в 1996 году, защитив диплом по искусствоведению. Стал известен благодаря роману «Сердце Пармы». В процессе работы над этим романом писатель организовал детский художественный краеведческий музей. Трижды номинировался на премию «Национальный бестселлер». Алексей Иванов лауреат литературной премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка (2003), премий «Эврика!» (2004), «Старт» (2004), премии имени П. П. Бажова (2004), «Книга года» (2006), «Портал» (2006) и «Мраморный фавн» (2006). Автор таких произведений, как «Общага-на-Крови», «Географ глобус пропил», «Земля-сортировочная», «Дорога Единорога».
Смотрите фоторепортаж: «Новосибирск написал «Тотальный диктант»»
Фото: Дмитрий БУКЕВИЧ
Фото: Дмитрий БУКЕВИЧ
Фото: Дмитрий БУКЕВИЧ
Фото: Дмитрий БУКЕВИЧ
Фото: Дмитрий БУКЕВИЧ