Умер Юрий Афанасьев, считавший, что «Россия действительно уникальна и в этом ее главная беда»
Юрий Афанасьев, основатель РГГУ, историк, видный политик начала 90-х, скончался в Москве на 82-м году жизни
Юрий Афанасьев, основатель РГГУ, историк, видный политик начала 90-х, скончался в Москве на 82-м году жизни. Когда-то его имя гремело на всю страну, а придуманное им определение «агрессивно-послушное большинство», которое он употребил по отношению к депутатам 1-го Съезда народных депутатов СССР, участником которого он был и сам, набрало такую популярность, что звучало по всей стране.
Чистый демократ западного толка, он долгое время считался одним из «прорабов перестройки» Горбачева, хотя сам с отнесением себя к этой когорте никогда не соглашался. Обладатель громкого голоса и весомого научного багажа, он всегда выстраивал свои речи с безупречной логикой и блистательными примерами. Речь его была научна, но, пожалуй, несколько заумна, поскольку он всегда адресовал свои выступления интеллигенции.
Впрочем, из политики Афанасьев ушел достаточно быстро. Уже в июне 1993-го он подал заявление об отставке с поста народного депутата. Как он говорил, «быстро понял, что не создан для политики». Благо уходить было куда - в науку и высшее образование.
Бывший с 1986-го ректором Московского государственного историко-архивного института Юрий Афанасьев, в 1991-м организовал на его базе Российский государственный гуманитарный университет, ректором которого и стал. РГГУ быстро стал одним из самых рейтинговых вузов в России, но Афанасьеву пришлось уступить свое место в 2003-м на этом посту одному из тогдашних совладельцев компании «ЮКОС» - Леониду Невзлину. Сначала Афанасьев перешел на почетную должность президента РГГУ, но в 2006-м оставил и ее. И с тех пор он окончательно исчез с глаз широкой публики, лишь иногда выступая со своими статьями, в которых не отказался от необходимости развиваться России по стандартам западной демократии.
Ярый антисоветчик, критически относясь к периоду перестройки и последующей за ним эпохе «торжества демократии» при Ельцине, он не любил и нынешнюю российскую власть, упрекая ее в том, что она заменила явления политической жизни их симулякрами (одно из любимых слов Афанасьева).
Наверное, не случайно, что ни при какой власти в России настоящий либерал Афанасьев не был особо обласкан, а высоких государственных наград его удостаивали лишь Литва, Польша, Франция, Латвия и Швеция.
Последние годы он провел в своем доме в элитном подмосковном поселке, весьма скромном по тамошним меркам.
Политика Афанасьева не просто скоро забудут. Его уже фактически забыли. А вот как основатель РГГУ он в людской памяти, наверное, останется надолго.
P.S. Наверное, я был одним из последних журналистов, кто приходил года три назад в его дом. Он усмирил свирепого кавказца, сделал кофе, и мы несколько часов проговорили о прошлом и настоящем. О будущем не получилось. А почему - узнаете из текста интервью, которое я предлагаю вашему вниманию.
(Публикуется с незначительными сокращениями)
ПЕРЕСТРОЙКИ И НЕ БЫЛО
- Юрий Николаевич, если бы не было перестройки, та страна, в которой мы жили, СССР, все равно бы развалилась?
- Никакой перестройки и не было. Было много разговоров о перестройке, но ничего такого в смысле оснований нашего жизненного устройства не было затронуто. Вот гласность, как реальность, которая пришла вместе с перестройкой, была. Да и тут надо ответить на вопрос: это благодаря Горбачеву или просто во времена Горбачева? Он не встал грудью против гласности. И в этом его историческая заслуга. Что он мог сделать? Ничего. У него уже не хватило сил.
Руководителю в России надо всегда иметь Идею, во имя чего то или это надо делать. А Идея или Великий проект, на котором держалась всегда Россия и который обеспечивал скрепы, державшие нагромождение под названием Российская империя, этот остов полностью лопнул в 70-е годы еще. Этот стержень – имперская идея о мессианском предназначении России. Сама Идея несколько раз трансформировалась. Начавшись со слогана «Москва – третий Рим», затем она стала уваровской формулой «Самодержавие – православие - народность». Потом трансформировалась в идею мировой революции, которую выдвинул Ленин. У Сталина преобразовалась в социализм в одной стране. А в хрущевские и брежневские времена речь шла уже о построении коммунизма во всем мире. Дело не в модификациях и трансформациях, а в том, что благодаря этому стержню — Великому Проекту - скрепами удерживалось все это рыхлое образование под названием Российская империя. К концу 70-х все уже поняли, что идея не работает.
И у Горбачева ее уже не было. И не было сил встать грудью и сказать: нет гласности! А за гласностью пошло уже то, что люди узнали: оказывается, преступным был не только Сталин, но и Ленин тоже. А потом уже с личностей в головы этим людям полезли мысли: оказывается, сам режим был устроен таким образом. И понеслось.
- То есть страна жила все века в мобилизационном напряжении большую часть, а Горбачев объявил, грубо говоря, дембель?
- Он не объявлял. Он неосознанно, неосмысленно подпел фактической ликвидации этих скреп. Он невольно это сделал. И нисколько у него не отложилось в его сознании и даже в речах, даже в артикуляции ничего этого не было. Он как птичка пел, но пел именно об этом. Его новое мышление, новые ценности, свобода, гласность, демократия - это бессознательная песня о фактически случившемся крахе того большого проекта, который удерживал Россию на протяжении всех веков.
- И что же на самом деле происходило, на ваш взгляд, в те годы?
- Легализация личного интереса. В ходе построения так называемого социализма Сталин
добился того, что всех социально усреднили. Всех уравняли на едином коротком поводке у власти - зарплате. Причем зарплата была для всего Советского Союза по единому тарифу. Хотели тем самым убить личный интерес, чтобы каждый жил интересами только страны и ради Идеи. Но скоро выяснилось, что личный интерес можно уничтожить только вместе с человеком. А если человек еще не уничтожен, у него личный интерес убить нельзя. Он прорвется как травинка сквозь асфальт. Но в условиях, когда открыто и по закону нельзя, реализация личного интереса приобрела извращенные формы - воровство, обман, мошенничество, двойные стандарты и двойные интересы. Этим «искусством», в сущности, овладел каждый советский человек. Уродливость социума в этом и заключается. А в 80-х открыли шлюзы. Начали делать это юридически. Сначала под лозунгом повышения личной заинтересованности. Помните те призывы - усиление хозрасчета, повышение эффективности и производительности, заинтересованность коллектива в конечных результатах? Это выдвинули на первый план.
А под прикрытием лозунгов шло перетекание денег из бюджета в частный карман. Но об этом тогда кто-то не знал, а кто знал - не говорил. Ведь откуда у нас появились олигархи, а у них - колоссальные суммы? Людей, которые могли бы заработать, капитализировать средства из поколения в поколение, их просто не было. Приобрести могли только воровским путем, жульничеством, обманом, грабежами. Что и произошло. Путин сейчас говорит: давайте сделаем бизнес социальным. Но как его сделать? Его можно сделать таким только насильственно.
- Юрий Николаевич, никто из них не белый и не пушистый...
- Я же говорю: они стали на воровстве, на обмане, мошенничестве и грабеже. Я не сказал, что они белые и пушистые. Да они и не личности. Может быть, Ходорковский от многих отличается тем, что он публично, в глаза Путину сказал: да, наш бизнес – такой. На взятках, откатах и обмане. Но давайте наберемся мужества и поставим точку. Увы, в нашей стране уродливый и криминализированный социум. И сверху, и, увы, снизу.
ДЕМОКРАТИЯ БЕЗ ШТАНОВ
- А как же последующее становление демократии в России? Правда, Медведев, помнится, сказал в интервью норвежской газете, что у нас еще переходный период. Демократии всего 20 лет и, образно говоря, она еще в коротких штанишках, если не в пеленках.
- Я мрачнее на вещи смотрю. Я считаю, что и переходного периода нет. В отношении демократии в России были декларации. Когда в 1991 году, как некоторым казалось, пришли к власти либералы и демократы. И тогда были сделаны несколько заявлений на высшем уровне о том, что Россия будет двигаться к демократии, открытому обществу, к рыночной экономике. В конце концов была принята Конституция, в которой все прописано. Но дело в том, что реальных продвижений в этом направлении в сущности не было. Реальными были действия, которые свидетельствовали о продвижении совсем в другую сторону. В ту же, где была Россия всегда – и до Октябрьской революции, и после ее. Если говорят, что у нас демократия в коротких штанишках, я считаю, что она без штанов.
- Но ведь тогда отменили доминирование одной политической силы и разрешили многопартийность. В экономике введено понятие частной собственности, про которую президент сказал, что это священное право...
- Провозглашенные свободы и эти декларированные уже институты в виде частной собственности и все остальные основополагающие моменты, они являются симулякрами.
Знаком, за которым означаемого-то не существует. И наиболее, может быть, наглядно – это как раз с частной собственностью. Человек, любой человек, в том числе и тот, который владеет не просто собственностью, а большой собственностью – миллиардной или даже многомиллиардной, он обладает ею только до тех пор, пока занимает определенное место. То же самое и с этими партиями. Вроде бы многопартийность, но мы же не зря говорим о России из манекенов, из бутафорий. Это и есть Россия из симулякров. Сделаны партии, но так сделаны, что они на самом деле партиями не являются, поскольку они не выражают социальные интересы какой-то определенной группы людей, а служат продолжением власти.
Все это двадцатилетие было временем отстранения населения от участия в экономической, политической жизни страны. И этого достигли.
- Оно и раньше не особо участвовало.
- Правильно. Но просто в 1990-1991 годах у многих создалась иллюзия, что теперь вроде бы настают другие времена. И эта иллюзия тоже довольно глубоко проникла в сознание людей. она превратилась в своего рода миф о наступлении переходного периода к демократии. А ее на самом деле не было. Ельцин уже с 1992 года, а с 1993-го очевидно пошел на союз с действительными хозяевами жизни. С той прослойкой, что задолго до 1991 года овладела национальным достоянием фактически как своей собственностью.
- Что за прослойка? «Красные директора»?
- Да, и директора. Они все остались. Но не только они. Руководители министерств, ведомств. Куда они делись? Просто они называются сейчас другими словами. Председатели правления общества, ассоциации. А на самом деле ни председатели колхозов, ни директора совхозов, ни руководители крупных предприятий никуда не подевались. Ровно так же, как и руководители министерств и ведомств, которые были такими же субъектами так называемой приватизации.
- Получается, что властный ресурс, который у них был при КПСС, они трансформировали в ресурс собственности.
- Не совсем так. Они фактически владели этими предприятиями, колхозами и отраслями. Но оставались в трудном положении, поскольку нельзя было обналичить это владение. А во второй половине 80-х годов серии правительственных и партийных постановлений об акционировании, о кооперировании, о создании банков, о частном предпринимательстве фактически осуществили приватизацию еще до начала демократической болтологии. Уже потом фактический перевод в частную собственность юридически формализовали в виде ваучерной приватизации, залоговых аукционов и т.д. Чего фактически добивалась в середине 80-х годов советская номенклатура? Возможности смешать в одной куче деньги госбюджета с частными деньгами. Поскольку частных денег ни у кого не было, то получилось, что всеми этими постановлениями предоставили легальную возможность воровать национальное богатство. Что и произошло.
- Значит, лишившись Идеи, мы стали рассыпаться. Но, может, нынешняя власть и пытается возродить Великий Проект?
- Конечно. Она это и пытается сделать. Но поскольку самой идеи нет, поэтому произошла инверсия. В соответствии с логикой бинарных оппозиций будущее перевернулось в прошлое. И тот идеал, который раньше видели в будущем, теперь оказался в прошлом и получил воплощение в войне и Великой Победе. Все сейчас об этом. Все песни о прошлом.
Говоря конкретнее, об этой войне и об этой Победе. Но такой проект, опрокинутый в прошлое, тоже симулякр. Потому что петь-то приходится не ту войну, которая была на самом деле. И даже не ту победу, которая была на самом деле. В этом трагизм всего нашего теперешнего сознания. Как его исправить? Это сложная вещь.
ЗАМКНУТЫЙ КРУГ
Россия – единственная оставшаяся идеократическая империя и всегда была такой, а не колониальной, как другие. И результаты практики этой идеократической империи повлияли на формирование особого типа сознания. Особенность у нас есть, непохожесть на всех остальных. Сознание этого народа является глубоко, всесторонне деформированным. По существу, оно догосударственное, мифологическое, традиционалистское. Для этого сознания самое страшное состояние – хаос. Потому что страшнее уже ничего нет. Это утрата всего. Человек с таким сознанием стремится природниться с полюсом, который наиболее понятен для него и в котором он видит средоточие силы и порядка. Таким полюсом является власть. Он природняется к власти, а все, что внушает ему представление о хаосе, для него - знак беды. Поэтому власть, с одной стороны, а массовое сознание, с другой, само выталкивает диссидентов в сторону враждебности. Они или русофобы, или враги, изменники, или сумасшедшие. Часто бывает, что в одном и том же лице какие-то люди сочетают эти качества. Сознание в целях самосохранения отторгает такого рода людей, а вместе с ними и идеи, и нейтрализует их таким образом.
И получается мощно звучащая симфония, которая работает совсем не на то, чтобы Россия оказалась расколдованной. Она работает в противоположном направлении
- Замкнутый круг какой-то получается. Без Идеи мы жить не можем, расслабляемся. С Идеей готовы на великие дела, но Идея, получается, еще больше деформирует сознание. Нам что, следует стараться внушать себе, что мы такие, как все?
- Но мы действительно не такие, как все. Особенные. В этом все дело. Только эту непохожесть надо узнать, понять как следует. Я считаю, что русская цивилизация – особая, уникальная, но только не цивилизация, а страна или культура, застрявшая в состоянии между традиционализмом и модерном. И это застревание ее – это и есть самая наша большая специфика, самое большое наше своеобразие и самая большая наша непохожесть на остальных. Это уникальное явление, вот в чем беда.
Вся великая русская литература – и Пушкин, и Лермонтов, и Гоголь, и Достоевский, Чехов и иже с ними – по существу, это крик души о том, что так жить нельзя.
- Раз жить нельзя, тогда что — пойти и застрелиться?
- Когда это все так пессимистически воспринимается, я с этим категорически не согласен. Я считаю, что осознание происходящего – это очень оптимистичная нота, оптимистичней которой быть не может. Надо осознавать ситуацию, в которой ты находишься, в которой находится твоя страна, народ.