Отстаньте от животных, самовыражайтесь на людях!

Один из экспонатов на выставке Фабра в Эрмитаже

Фото: Александр ГЛУЗ

Я выставки Фабра не видел, но скажу (другим же можно). Считая глубоко правильным стремление «Эрмитажа» функционировать как мировой центр современного искусства и нисколько не отрицая величия выдающегося театрального режиссера Фабра (его 24-часовая постановка «Гора Олимп», по словам уважаемых мною экспертов, является грандиозным прорывом и едва ли не главным спектаклем XXI века) скажу, что не хочу я глядеть на экспонируемые мастером театрального перформанса трупы собак и кошек. Как человек, просидевший три дня у капельницы своей собаки, не хочу.

Я все понимаю про художественную провокацию, про шоковую терапию, про дистанцию, про акционизм, про расширение границ, про то, что это часть гениального замысла, про то, что сам он никого не убивал (как будто, если специально обученные люди по заказу мэтра сдирают панцири с жуков или для каждой выставки объезжают ветлечебницы в поисках свежих собачьих трупов, это что-то меняет). Ну вот лично я не хочу этого. Разумеется, я за то, чтобы эта выставка была. Разумеется, я за свободу самовыражения, и никто меня не переубедит - ни в том, что свободу нужно ограничивать, ни в том, что я обязательно должен стать фанатом этой выставки, чтобы быть или слыть прогрессивным. Более того, думаю, что масса обычных хороших людей (волонтеров собачьих приютов, например) имеет полное право пребывать в ужасе от этой инсталляции и совершенно не обязаны разбираться в тонкостях манеры автора и его связи с голландским натюрмортом.

В этой связи вспомнился мне один нелучший фильм Ингмара Бергмана, «Страсть», где еще один великий режиссер долго наблюдает за тем, как барахтается в петле повешенный щенок (его потом, скулящего, из петли вытаскивают). Я представляю себе, как сумрачный шведский гений ставит перед группой задачу - повесить собачку. Дубль. Еще дубль. Бергмана, вероятно, раздирали в то время внутренние демоны, образы мирового зла, вероятно, являлись ему в час волка на каменистом острове Форе. У меня только один вопрос: не мог ли гений выразить свою депрессию и отчаяние каким-нибудь другим образом? А если не мог, то нельзя ли было привлечь гения к закону за антигуманное поведение?

Я понимаю, что художники (тем более гении - являются они таковыми или нет, решает время, и оно решило в пользу Бергмана, как и убившего лошадь Тарковского) – не совсем люди, то есть они немного нелюди. У них свои отношения с реальностью и, в отдельных случаях, прямой выход к Богу. И этикой они часто совершенно не собираются поверять свою эстетику. И непомерное их эго ничем не сузить. И будь их воля, они бы и мертвую бабушку свою на крюк повесили, не то что какую-то там собаку. Но если в кино, к счастью, количество демиургов заметно снизилось, и новых бергманов что-то не видно (эрзац-демиург Триер хоть и зарезал осла, но испугался вставить эту сцену в провальный фильм "Мандерлей" - к этому времени издевательства над животными стали отвратительным штампом артхауса), то в современном перформансе эти тенденции, вероятно, неистребимы.

Еще раз: я за тотальное самовыражение, любой (как в «Горе Олимп») фистинг на сцене. Я считаю, что с человеком вообще можно делать все, что придет в голову художнику, поскольку это происходит по обоюдному согласию, в правовом поле. Люди, в конце концов, не умирают ни на экране, ни на сцене. Но нельзя ли мастерам культуры (и заодно цирка) отстать уже наконец от несчастных животных, не дававших своего согласия на их муки творчества? Почему, когда дебильный мальчик отрывает крылья у божьих коровок - это плохо, а когда это делает заслуженный деятель искусств Бельгии – наоборот, блеск? Думаю, что честнее всех поступает замечательный современный художник Петр Павленский, работающий исключительно со своим собственным телом. Вот у кого этика находится в полной гармонии с эстетикой, не придерешься.