Читали даже епископы. Неизданное интервью Екатерины Вильмонт – о книгах, Цветаевой, кулинарии и успехе

Екатерина Вильмонт писала легкие детективы, которые читали сотни тысяч людей по всей России.

Фото: Иван МАКЕЕВ

Екатерина Вильмонт писала легкие детективы, которые читали сотни тысяч людей по всей России. По данным Книжной палаты за 2017 год, она вошла в список самых публикуемых в России авторов, оказавшись там на восьмом месте, между Эрихом Марией Ремарком и Дэном Брауном. Она начала писать книги поздно, когда ей было уже под 50 - и добилась успеха совершенно неожиданно для себя.

В 2018-м она пришла в гости на радио «Комсомольская правда», где и рассказала о том, как у нее это получилось. В память о ней публикуем это интервью, которое раньше нигде не печаталось.

«ОДИН ОНКОЛОГ ГОВОРИЛ, ЧТО ДАЕТ МОИ КНИГИ ПАЦИЕНТКАМ. ЕСЛИ ОНИ ИХ ЧИТАЮТ - ШАНСЫ ЕСТЬ»

- Чем вы сами объясняете свою популярность?

-Вообще я думала над причинами того, почему мои книги так хорошо продаются. Могу сказать, что их читают самые-самые разные люди. В прошлом году ко мне на встречу в Нижнем Новгороде пришел епископ… Протянул книжку, сказал: «Пожалуйста, подпишите «Епископу Филиппу». Это я, просто пришел в мирском, чтобы не смущать народ». Так неожиданно!

Кроме того, я думаю, что вырастила себе читателей своими детскими детективами, которые писала в 90-е… А еще - в наш достаточно тяжелый и чернушный век мои книги погружают читателя в приятную атмосферу. Один онколог говорил мне, что дает мои книги пациенткам. Если они читают, значит, у них шансы есть. А если нет, то вряд ли.

- В одном из интервью вы рассказывали, что сами излечились благодаря оптимизму…

- К счастью, это была не онкология, но все равно тяжелая болезнь. Врачи сказали, когда меня выписывали: «На 50 процентов все зависит от нас, а на 50 - от вас». Видимо, это психосоматика. Я понимала, что безумно хочу жить, что у меня еще есть на это силы. И верила, что все будет хорошо. А если не верить, что все будет хорошо, то и не будет.

- Вы раньше были переводчицей. Ваш коллега Григорий Чхартишвили однажды сказал, что каждый хороший переводчик в какой-то момент начинает думать, что и сам может писать книги - так, собственно, и родился Борис Акунин. У вас все произошло так же?

- Нет. У меня не было «тяги к чистому листу», о которой говорят многие переводчики. Просто на дворе был 1995 год, и казалось, что моя профессия умерла. Ничего не переводилось, а если и переводилось, за это ничего не платили. Но вот однажды я перевела с немецкого поваренную книгу, за которую по тем временам очень хорошо заплатили. Благодаря этим деньгам я смогла позволить себе два месяца не метаться. А один приятель мне как раз говорил: «Напиши книгу сама, сейчас все пишут!» И я написала роман «Путешествие оптимистки», который многим понравился, только издатели поначалу не загорелись. Зато оказалось, что издательство «Эксмо» запускает серию детских детективов - и мне предложили заняться ими. Я ответила: «Да я не умею!» Мне сказали: «Попробуйте сочинить хотя бы десять страниц». Я сочинила, отправила, на следующий день мне позвонили и сказали: «Пишите две книги сразу!» Потом со мной заключили договор еще на десять книг для детей, потом выпустили мой первый роман - так все и пошло… Детские детективы - без крови, без ужасов, и откровенно взрослых тем - мне нравились, но постепенно я от них устала, у меня возникло ощущение, что я из-за этих ограничений пишу как бы сидя на корточках.

- Тот же Акунин сказал, что его персонажи в какой-то момент начинают жить собственной жизнью.

- Изначально я их придумываю, даю толчок, - а дальше да, они уже сами! Я за ними слежу, я иногда корректирую их поведение, если их куда-то там в сторону заносит… Но сюжет толкает что-то, то возникает «из воздуха».

«КАКОЙ «ИРОНИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ», КОГДА ТАМ ГОРА ТРУПОВ?»

- В ваших книгах всегда хэппи-энд.

- Это мой принцип.

- А таких авторов всегда автоматом заносят в жанр «легкой литературы» - и не дают потом никаких литературных премий…

- Мне плевать на премии, потому что я знаю, как их распределяют. Часто бывает, что кого-то куда-то проталкивают по знакомству… Такого мне не надо. Иногда, впрочем, награды дают совершенно честно и справедливо. Вот, например, одна из самых потрясающих книг за последние годы, «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной, все свои премии получила заслуженно, тут все на чистом сливочном масле. А у меня есть лучшая премия – любовь читателей, и в моем возрасте мне никакие другие штуки неинтересны.

- Кстати, вам говорили когда-нибудь, что вы выглядите моложе своих лет?

- Иногда говорят. Иногда я верю, иногда смотрю в зеркало и не верю. Но стараюсь себя держать в форме.

По данным Книжной палаты за 2017 год, она вошла в список самых публикуемых в России авторов, оказавшись там на восьмом месте, между Эрихом Марией Ремарком и Дэном Брауном.

Фото: Вадим ШЕРСТЕНИКИН

- Ваши тексты называют иронической прозой…

- Я отношусь к этому очень отрицательно. Наличие иронии у автора еще не означает, что он пишет «ироническую прозу». Чтобы убить книгу, ее надо назвать ироническим детективом. Какой «иронический», когда там гора трупов?

- У ваших книг удивительные названия - «Цыц!», «Бред сивого кобеля», «Умер-шмумер», «Здравствуй, груздь!», «Сплошная лебедянь»… Как они вообще рождаются?

- По разному. Иногда - допреж книги, так сказать. Вот в перестройку было такое очень популярное блюдо – «курица в полете». В противень с водой ставили толстую стеклянную бутылку из-под кефира, на нее насаживали курицу, чем-нибудь обмазанную, и ставили в духовку. И у нее в процессе запекания приподнимались крылышки, как будто она взлетает. И вдруг я подумала – ох, какое хорошее название для книги! И из этого родился сюжет романа.

- После того, как вы написали кулинарную книгу, признавались, что еду не готовите.

- Сейчас фактически нет, но когда-то я готовила очень хорошо. Вообще я выплескиваю в книги все, что со мной происходит в жизни: выплеснула обиду, и обида прошла. Видимо, в кулинарной книге я выплеснула все рецепты, которые знала, и желание стоять у плиты исчезло. Самый мой любимый рецепт, впрочем, такой простой, что в книжку не годился: бутерброд из кусочка хлеба с маслом, яйца и балтийской кильки. Кильки я чищу виртуозно!

«КОГДА МНЕ БЫЛА ДВА МЕСЯЦА, ПАСТЕРНАК ВЗЯЛ МЕНЯ НА РУКИ - И…»

- У вас необычная фамилия.

- Она шотландская. По маме я еврейка, а у отца был такой коктейль из генов… У него была двойная фамилия Вильям-Вильмонт. Он был крупнейшим германистом, написал книгу «Достоевский и Шиллер», которая в глубоко советские годы получила премию западногерманской академии языка и литературы. А в 40 лет он пошел в ополчение, хотя был очень близорук и не обязан был идти на войну. Ополчение почти все перемолотили, отец чудом остался в живых - как он потом говорил, для того, чтобы написать как раз ту книгу о Шиллере и Достоевском. Потом он дошел до Праги и Вены… Замечательный человек, очень красивый. Сейчас у меня, к сожалению, не было физических сил идти на «Бессмертный полк» - вместо меня подруга несла его портрет со всеми орденами.

- А как они познакомились с вашей мамой, Натальей Ман? Она ведь знаменитая переводчица: «Смерть в Венеции» и «Будденброки» Томаса Манна, «Луна и грош» Моэма…

- Оба работали в ВОКСе - Всесоюзном общество культурной связи с заграницей. Как-то сотрудников отправили на овощную базу - там они и познакомились… И превосходно ужились. Мама была только переводчиком, а папа был еще и историком литературы, и писателем, и литературоведом, и человеком фантастической эрудиции – сейчас такого просто не бывает. Мама это все очень ценила. Она у него училась, но и он в известной мере учился у нее - легкости слога, виртуозному владению словом.

- Ваш папа был хорошо знаком с Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой…

- О Цветаевой он не любил вспоминать - Марина Ивановна была в него влюблена, что его как-то напрягало. Моя мама с ней тоже была очень хорошо знакома. Она рассказывала, что как-то они шли с Мариной Ивановной по Москве, а на улице валялась луковица. Марина Ивановна ее подняла, вытерла и положила в карман. А когда посмотрела на мамино удивленное лицо, сказала: «Вы не представляете, как я жила в Париже!..»

А с Пастернаком отец дружил, и в 1989 году, как только это стало возможным, опубликовал о нем книгу. Кроме того, родная сестра моего отца была замужем за родным братом Бориса Леонидовича. Сама я Пастернака не помню: мне только рассказывали, что, когда мне было несколько месяцев, он взял меня на руки и я его описала. Гораздо позднее я общалась с двумя его сыновьями, с его пасынком Станиславом Нейгаузом, его вдовой Зинаидой Николаевной.

- А сами вы начали переводить в 15 лет. И сразу с китайского…

- Просто маме предложили сделать литературную обработку подстрочного перевода какого-то китайского романа. Но мама сказала, что не будет этим заниматься, ей это не нужно и не интересно. А я вдруг сказала, что хочу попробовать. Взяла несколько страниц неудобоваримого текста - подстрочник это ужасная вещь! - и сделала из них нечто приемлемое. Тут мама и поняла, что девочке стоит развиваться в эту сторону… Потом, уже взрослой, я переводила многих австрийских, швейцарских, немецких писателей. Очень любила Эриха Кестнера, автора замечательных взрослых книг и чудесных детских (он больше всего известен по детскому детективу «Эмиль и сыщики». - Ред.). А были какие-то очень замороченные авторы, которые мне не нравились: Дюрренмат - это для меня несколько перебор.

- В интервью вы говорите, что одно из главных ваших увлечений - путешествия. Помните, как впервые отправились за границу?

- Это был 1974 год, ГДР. Мне тогда очень понравился Берлин. Только через 40 лет я попала в Германию снова, на этот раз жила уже в западной части города, специально взяла такси и поехала навестить восточную. Таксист мне сказал: «Вы там ничего не узнаете!» И правда, на Александерплац я почти ничего не узнала…

А сейчас я чаще всего езжу в Израиль, иногда по два раза в год. Мои герои, естественно, там тоже постоянно бывают. Очень люблю Тель-Авив, уже 21 год останавливаюсь в одной и той же гостинице рядом с морем, меня там знают все. Помню, когда я впервые приехала в Израиль во мне вдруг прозвучал какой-то голос крови. Я этого не ожидала, меня саму это поразило, я-то ехала просто к подруге в гости. Это было как потрясение, меня что-то ударило, встряхнуло… И вот так же в последние 10-12 лет у меня проснулась генетическая любовь к Питеру - оттуда родом моя мама. Раньше я относилась к нему спокойно, а потом вдруг осознала, что безумно люблю этот город, меня туда тянет, все время туда хочется поехать.

- А вы согласились бы жить в Тель-Авиве или Петербурге?

- Нет. Кроме Москвы - нигде.

«Я ВЕРЮ В ДРУЖБУ МЕЖДУ МУЖЧИНОЙ И ЖЕНЩИНОЙ»

- Когда вы садитесь за работу?

- Утром. Я работаю только в первой половине дня. Во второй начинаю приходить в упадок, поскольку я жаворонок.

- Вы верите в женскую дружбу?

- Абсолютно верю. Скажу больше - я верю и в дружбу между мужчиной и женщиной. Если мужчина и женщина испытывают друг к другу некий эротический интерес, но он у них где-то на подкорке, это ничему не мешает, а, наоборот, помогает.

- А какой самый большой срок вашей дружбы?

- 60 лет.

- С детского сада?

- Нет, вы мне льстите. Мне 72 года – вот и считайте… Мы жили с моей подругой, Ольгой Писаржевской, в одном подъезде на Ломоносовском проспекте. По сей день мы с ней часами разговариваем по телефону.

- Верите в приметы, в гороскопы?

- В гороскопы не верю, в приметы – да, но в такие ерундовые! Например, я никогда не начинаю новую книгу в понедельник. Просто считается, что это - «день тяжелый». Я не пробовала, может, ничего страшного бы и не произошло, но зачем искушать судьбу? В черных кошек я не верю, поскольку очень люблю кошек. Но верю в «бог любит троицу». Если случилось что-то хорошее, или, наоборот, какая-нибудь пакость, жди еще двух.

В 2018-м она пришла в гости на радио «Комсомольская правда», где и рассказала о том, как у нее это получилось.

Фото: Иван МАКЕЕВ

- Помните первую свою встречу с кошками?

- Да. Это был котенок, которого звали Персик. Пушистенький, персидский, маленький. Родители, меня как-то нашли на полу, лакающей из одной с ним миски. Вот, видимо, тогда и зародилась любовь к котам. Сейчас, увы, я не могу позволить себе завести кошку - живу одна, часто уезжаю. А «Белый Бим Черное ухо» у меня заложен на подкорке: нельзя, когда один живешь, держать животное!

- А собаки?

- Я их тоже люблю, просто, если придется выбирать, выберу кошку. Отец как-то подобрал собаку, дворнягу, но очень красивую. У него было заболевание мочевого пузыря, он сам не мог пописать, и я шесть лет при нем служила «дояркой», делала ему массаж – у нас это называлось «доить Лорда». Так что я собак тоже люблю очень сильно.

- При вашей популярности вас должны осаждать телевизионщики с предложениями снимать сериалы по вашим книгам…

- Ой, нет! Мы с ними не находим общего языка. Они думают, что они в сто раз умнее. А раз так, зачем им я? Пускай сами справляются. Несколько лет назад было предложение экранизировать один мой роман, я вроде как согласилась, но мне сказали: канал требует изменить название «Цыц!» Я говорю: «Хорошо, а что еще?» «А еще вот эту сюжетную линию надо убрать…» До свидания, пишите сами свои собственные сценарии. Ну правда - если книга называется, например, «Хочу бабу на роликах», а фильм собираются назвать «Я тебя люблю», о чем говорить дальше? Но все-таки несколько сериалов были сняты, лучший из них, пожалуй - «Три полуграции».

- Вы читаете книги своих коллег, соседок по рейтингу? Это Дарья Донцова, Александра Маринина, Татьяна Устинова…

- Маринину я читать перестала. Когда от детективов она ушла в некое философствование, мне это стало неинтересно. Донцову не читала никогда. Устинову читаю регулярно… Я очень люблю еще мемуары - сейчас читаю , например, совершенно очаровательную книгу Азария Плисецкого «Жизнь в балете». За повествованием там чувствуется хороший человек. Понимаете, в мемуарах, как ты себя не приукрашивай, а суть все равно вылезет. А вот там ничего плохого не вылезает!