Какие твари эти далматинцы: фильм «Круэлла» с Эммой Томпсон и Эммой Стоун о женщинах с трудной судьбой

Студия Walt Disney продолжает переосмысливать мультфильмы, выпущенные когда-то ее основателем. Из «Спящей красавицы» родилась «Малефисента», а из «101 далматинца» — «Круэлла»; оба фильма — про злодеек, и из обоих выясняется, что они на самом деле они были хорошими, просто оболганными. Как тяжелая судьба простой женщины из мира моды представлена в фильме «Круэлла», рассказывает наш кинообозреватель Денис Корсаков.

Круэлла Де Виль впервые появилась на экране в 1961 году, в мультфильме «101 далматинец», снятом по сказке британской писательницы Доди Смит. Круэлла была очень злой: если что и любила, то только модные шмотки. Однажды ей пришла фантазия сшить шубу из шкур щенков-далматинцев, и на протяжении всего фильма собачки спасались, как могли. Мультфильм оказался большим хитом, в 1996 году вышел его игровой ремейк, где мерзавку играла Гленн Клоуз. А сейчас — ремейк номер два, где далматинцы на обочине, а в центре — трудная судьба самой гражданки Де Виль. (Ее имя раньше переводилось как Стервелла, но прокатчики из компании Walt Disney сочли, что к 2021 году английским овладели даже отсталые слои населения, и можно ничего больше не русифицировать).

О чем фильм

Казалось бы, желание освежевать собачек — это диагноз, ничего хорошего про такую женщину сказать нельзя. Но нет: если очень хочется, то можно. Семь лет назад Walt Disney представила «Малефисенту» — про то, что злая ведьма из «Спящей красавицы» на самом деле была по-своему доброй, только ей жизнь крыла спалила, и ведьмой она стала, потому что подонки-мужчины обращались с ней исключительно жестоко. Изящное переплетение феминизма с сатанизмом принесло компании бешеные миллионы, и после этого появление «Круэллы» было делом времени. (Правда, долгого времени — первые разговоры о картине начались еще в 2013-м).

Самое главное, что надо знать о новой Круэлле: она никогда не планировала шить никаких шуб из собачьих шкур, это ложь, наглая ложь. Она вообще не была садисткой, просто, как и Малефисенту, ее долго била жизнь. В детстве она стала свидетельницей гибели матери: та поехала к подруге, живущей в зловещем замке, и там на нее напала свора злобных далматинцев. Испугавшись оскаленных пятнистых тварей, несчастная женщина упала с обрыва в море. А девочка кое-как добралась до Лондона, где по-диккенсовски выживала в компании уличных воришек (к слову, ее и звали тогда диккенсовским именем Эстелла). Свою особую примету — волосы, с одной стороны черные, как смоль, а с другой совершенно седые — она благоразумно решила спрятать под краской.

Но вот прошли годы, Эстелла подросла и обзавелась внешностью Эммы Стоун. Ей надоело жить мелким криминальным промыслом, она чувствует в себе талант модельера и мечтает устроиться на работу к законодательнице британских мод, баронессе фон Хеллман. И, пострадав еще немного, обращает на себя внимание этой сиятельной дамы, а в скором времени уже рисует эскизы в ее модном доме. Все вроде бы складывается неплохо — пока Эстелла не осознает, что именно баронесса была той самой подругой, к которой перед смертью приехала ее мать, и что именно она натравила на нее церберов-далматинцев. С этого момента она решает мстить — а отомстить женщине-модельеру можно, только став еще более крутым модельером. Из милой затурканной Эстеллы очень по-лондонски выползает мистер Хайд — обозленная бешеная оторва Круэлла, которая поставит всю фэшн-тусовку на уши. (На дворе 1970-е, и дизайнерские подвиги Круэллы, конечно же, заставят вспомнить о бабушке панка Вивьенн Вествуд).

Минусы: затянутый сценарий

Это далеко не главный и не самый сенсационный сюжетный поворот в «Круэлле». Поворотов и подробностей в ней вообще хватает: она идет 134 минуты, невероятно долго для диснеевского фильма, и самое грустное — минуты примерно 34 из нее можно было бы совершенно безболезненно сократить. Тот редкий для большого голливудского фильма случай, когда и режиссер (Крейг Гиллеспи, автор хорошего фильма «Тоня против всех»), и продюсеры (среди которых были и Эмма Стоун, и Гленн Клоуз) словно временно ослепли и оглохли. В «Круэлле» есть вопиюще лишние, бессмысленные, ненужные сцены; героиня бесконечно проговаривает перед камерой все свои побудительные мотивы (вообще-то понятные без комментариев); плюс она еще и за кадром все время бубнит и детонирует. Нелегкая это работа — обелять злодейку, не случайно она заняла у сценаристов столько лет, не напрасно они без конца пересматривали «Малефисенту» и «Дьявол носит Prada» и перечитывали книжки Лемони Сникета, из которых заимствовали траурную интонацию закадрового текста. И буквально все, все, все этапы их раздумий и мучений, все творческие кризисы и прозрения типа «я знаю, что мы сейчас разворуем» видны на экране. (Одну из мастериц кинодраматургии зовут Келли Марсель, она может убить себя об стену (зачеркнуто) похвастаться сценариями «Пятидесяти оттенков серого» и «Венома»; другую — Элин Брош МакКенна, ей, должно быть, особенно приятно было пересматривать «Дьявол носит Prada», поскольку она сама же в 2004-м его и писала).

Плюсы: Эмма-старшая и костюмы

Но в «Круэлле» есть пара достоинств, которые с трудом, но все-таки перевешивают сценарную катастрофу. Во-первых, это костюмы, которые создала Дженни Бивэн. У нее уже есть два «Оскара» плюс десять номинаций, и нет ни малейших сомнений, что за «Круэллу» она будет выдвинута на главную кинопремию мира еще раз (а вообще такое чувство, что и третья статуэтка у нее уже в руках). Не нужно быть ни Александром Васильевым, ни постоянным читателем журнала Vogue, чтобы понять, как смертельно круты платья, которые придумывают для себя Круэлла и баронесса; в самом невероятном эпизоде Круэлла вываливается из мусорного контейнера, окруженная какими-то тряпками и пакетами — и они вдруг оказываются одним огромным сумасшедшим нарядом.

А во-вторых это, разумеется, Эмма Томпсон в роли инфернальной баронессы. Да, Эмма Стоун очень милая и талантливая девушка, но до небесного уровня своей тезки ей еще расти и расти: безупречно причесанная, безупречно сдержанная, сочащаяся злобой, поигрывающая опасной бритвой героиня Томпсон — главная прелесть этого фильма.

Великая актриса, Томпсон виртуозно — ровно насколько надо и так, как надо — переигрывает, налево и направо бросаясь мизантропическими афоризмами. «Благодарность — это для лузеров!» «Пышность и порочность — моя любимая комбинация!» «Нельзя думать о других людях: они — препятствия. Думаешь о чувствах препятствий — тебе конец!» На бумаге — ничего особенного (как было и в сценарии), но в исполнении Томпсон — совершенно незабываемо. И ради нее одной стоит лишних полчаса повертеться в кресле, недоумевая: как получилось, что фильм о женщинах, виртуозно владеющих ножницами, монтировали люди, совершенно не умеющие с ними обращаться.