Главный токсиколог Омской области Александр Сабаев пообщался с журналистами и рассказал подробности, как в омской БСМП-1 спасали Алексея Навального. Этот врач принимал пациента и выписывал его на этап транспортировки в аэропорт.Причиной нового брифинга в омской больнице стала новость, что политику стало лучше, его вывели из комы и он начал реагировать на происходящее вокруг.Напомним, Алексея Навального экстренно госпитализировали в БСМП-1 прямо с самолета, на борту которого ему стало плохо. Политик был в крайне тяжелом состоянии. В Омске его удалось стабилизировать, а спустя 44 часа пациента спецбортом санавиации перевезли в берлинскую клинику «Шарите».О ВЫХОДЕ ПАЦИЕНТА ИЗ КОМЫ– Об этом мы также узнали из СМИ. В последний раз мы по нашей инициативе связывались с немецкими врачами 23 августа. Но они нам ничего не ответили, и никаких контактов с ними после этого у нас не было, – рассказал Александр Сабаев. – Состояние пациента начало улучшаться уже в Омске. Степень глубины комы значительно уменьшилась – с 5 до 9 баллов по шкале Глазго. И это только за 44 часа.О ВЕРСИИ ПРО ОТРАВЛЕНИЕ– Это не фосфорорганическое соединение и вообще не отравление. Это заболевание – метаболический синдром. Это метаболическая кома, случившаяся в результате глубоких нарушений обмена веществ. Она быстро прогрессировала. Самая кризисная точка у нас была в ночь с 20 на 21 августа. Но в последующие часы нам удалось стабилизировать пациента и вывести его на положительную динамику. Динамика анализов была готова, мы готовы были предоставить информацию коллегам из немецкой клиники. Но информация не запрашивалась, поэтому мы ее не предоставляли.О ПРОГНОЗАХ НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ– По опыту лечения таких состояний в нашей клинике, как правило, прогноз благоприятный. Сложно сказать, скажется ли, что он две недели провел в коме. Я не знаю текущего состояния пациента, его метаболического и клинического статуса, поэтому не готов ответить на этот вопрос. Его надо задавать немецким коллегам.ОБ ЭКСПЕРТИЗЕ В ОМСКЕ– Исследование проводилось на спектографе в бюро судебно-медицинской экспертизы. Это оборудование экспертного класса, не доверять ему невозможно. Это аппаратура производства США с очень высокой чувствительностью. Сомнений в результатах, которые она показывает, нет. Это экспертная лицензия, экспертное оборудование и эксперты, которые проводят такие исследования. В данном случае мы выбирали самый высокий уровень сложности.Клиники отравления не было, следов отравления не было, токсикологической ситуации не было. Во всем, что касается термина «отравление», в нашем случае не было ни одного показателя, за который бы мы зацепились или в котором бы мы сомневались. А токсикологическое исследование мы проводили в первые часы пребывания, зная общественный резонанс, деятельность пациента и вероятность отравления. Это алгоритм при внезапной потере сознания, это обычно делается при коме неясного генеза.О ДИАГНОЗЕ НЕМЕЦКИХ КОЛЛЕГ– Очень удивительно. Это не диагноз, а какая-то фантастика. Просто фантастическое какое-то предположение, не подтвержденное ни документально, ни клинически – никаким образом. Более того, в медицинском сообществе есть негласное правило делиться информацией, сомнениями о течении заболеваний. Но динамику немецкие врачи не знают ни с моих слов, ни со слов моих коллег.О ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЕ– Токсикология всегда была связана с политической медициной. История отравлений уходит корнями в древний мир, в Средневековье, когда была борьба за трон и наследство. Поэтому ни одна другая медицинская специальность, кроме токсикологии, не имеет такой политической направленности.О КЛИНИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ– При метаболическом синдроме вполне может быть такая картина, которую мы видели у пациента, это было критическое кризисное состояние. Для нас опасения были в ночь с 20 на 21 августа, это была наивысшая точка кризиса. Я могу предположить, что две-три недели могут понадобиться на нормализацию обменных процессов, в том числе на улучшение клинического состояния, купирования коматозного состояния.О ПРОВЕДЕННОЙ РАБОТЕ– Работала большая бригада врачей. Было проведено восемь консилиумов, 60 только биохимических исследований, сделано несколько кардиограмм, две компьютерных томографии, одна магнитно-резонансная, КТ брюшной полости с контрастированием. Проводился постоянный мониторинг систем организма на вполне хорошем оборудовании. Осуществлялись инструментальные методы диагностики. Исключали все возможные причины такого кризисного состояния. Токсикология, конечно, была на первом месте. К 18 часам 20 августа, уже через восемь часов, был дан отрицательный ответ. Ни одного токсиканта или его метоболита обнаружено не было.О ПРИЧИНЕ ВВЕДЕНИЯ АТРОПИНА– Атропин вводился ситуационно по клинической картине. Это не только антидот при отравлении фосфорорганическими соединениями, но и реанимационный препарат, который вводится в ситуациях, необходимых для этого. Более того, холинергический синдром, о котором начинали говорить, что он якобы присутствовал у пациента, – это неспецифичное состояние. В кризисном состоянии холинергический синдром может сопровождать его и мозаично кратковременно выскакивать – буквально на несколько секунд. Этого не бывает при отравлении фосфорорганическим соединением, когда этот синдром постоянный, с ним нужно бороться очень большими дозами атропина. Не 2-5 мг, как мы вводили, а дозами, в сотни раз превышающими терапевтические. Более того, без процедуры ультрагемодиафильтрации спасти человека невозможно. У нас она не использовалась, поскольку не было показаний. Если бы было такое отравление, он бы у нас погиб в первые часы. Собственно, к 18-22 часам пациент бы уже умер.
