Захар Прилепин: «Турция поддерживает Азербайджан. А мы вдруг взяли бы и сказали, что поддерживаем борьбу ямайских партизан!»

По мнению Захара Прилепина, вес и значение у литературы далеко не те, что раньше. «Тит-Ток», Твиттер и прочее», - говорит он.

Фото: Игорь ОРЕХОВ

В Калининградской области проходят юбилейные, 20-е Дни литературы. Специальным гостем мероприятия стал известный российский писатель Захар Прилепин. Нашел он время и для того чтобы поговорить с корреспондентом «Комсомолки». Причем не только о литературе.

Об ощущении «полушизофрении»

- Захар, вы какой уже раз в Калининграде? Третий? В этот приезд успели уже что-то посмотреть?

- Да, были в форту № 5, все, что с войной связано - я туда еду первым делом. Пронзительные впечатления, они как бы наслаиваются на разнообразные мои военные приключения, поэтому все там увиденное очень близко к сердцу я воспринял. Даже невозможно вообразить себе тот уровень мастерства, профессионализма, мужества, накопленный Красной армией к тому моменту, чтобы со столь мощным укреплением вообще дело иметь. Я походил, посмотрел, оценил, как подплывали – просто жуть!

- Ну, раз уж заговорили на эту тему… Нет впечатления, что война на пороге?

- Так, она и не прекращалась.

- Я подразумеваю «горячую фазу».

- Да и горячая тоже. Я вообще любую войну на территории Советского Союза, даже не только на Донбассе или в Чечне, но и в Армении, Азербайджане, Таджикистане, везде – воспринимаю как военные действия на пространстве моей Родины. Я же прекрасно знаю, что в той или иной степени, но мы вовлечены туда. Поэтому, что там говорить, война идет. И товарищей там погибших у меня такое количество, что даже перечислять страшно.

- А есть ощущение, что к этой войне мы опять оказались не готовы?

- Готовы! Военспецов, профессионалов у нас очень много, навык не потерян. Другой вопрос, что в сфере внешнеполитической, дипломатической Россия не сформулировала для себя вопрос – кто же она такая и что из себя представляет. Поэтому создается какое-то полушизофреническое ощущение у русского человека. Я сегодня у себя в блоге отметил один из таких позабавивших меня примеров. Вошел сегодня в аэропорт «Шереметьево» и сразу увидел огромное такое лицо Юрия Дудя, который там каждые полторы минуты рекламирует какие-то автомобили. А ведь «Шереметьево» - это лицо Российской Федерации, оттуда уезжают, туда приезжают, там самые удачливые, там молодые люди и все прочее. И вот они входят и видят – Юрий Дудь. Хороший журналист, я все понимаю, но если посмотреть наше телевидение: у нас проблемы с Навальным Лешей, который отравлен якобы «Новичком», и из-за которого «Северный поток» чуть ли не перекрывают. У нас проблемы с Крымом и Донбассом, которых не признают, и там идет война. С Белоруссией, где идет движ совершенно необычайный, и которую пытаются выбить из-под влияния России. И позиция Юрия Дудя по всем этим пунктам совершенно очевидна: он уверен, что Навального отравили по личному приказу императора, что Крым нужно вернуть, Минск отдать западным партнерам, а нам оттуда уйти раз и навсегда. Ладно, это его личная позиция. Но те, кто приходит в аэропорт – бизнесмены, какие-то люди, принимающие решения видят, кто самый успешный человек в России, практически полубог. Я не представляю себе аналогичную ситуацию во Франции, Германии, в США, где есть молодой журналист, который считает, что его страна должна сдать все свои ресурсы – и его показывают на всех углах. Не может этого быть нигде, только в России такое возможно! И вот эта шизофрения на разных уровнях размножается. В этом смысле огромное лицо Дудя в «Шереметьево» - это такой маркер всего сейчас у нас происходящего. Когда предлагают одно, думают другое, делают третье, и в это время еще и воюют на дальних и ближних рубежах.

Об этнических группах влияния

- А возможно устранить такое многообразие, приведя все к желаемому знаменателю?

- Сложно, конечно, но сказать, что совершенно невозможно, нельзя. Вроде все на своих местах, но в случае перехода ситуации в горячий конфликт такое положение вещей сразу становится непригодным. Я думаю, что при правильном целеполагании 80 процентов населения России к такой перезагрузке готовы – к мобилизации, к стройкам, к ответственности, ко всему тому, что характеризует нормальное здоровое общество. Но мне кажется, что опасаются взять и мобилизовать такое количество населения. Взять и мобилизовать 100 миллионов человек – а что с ними делать потом? Мы же ничего не строим такого большого, в космос не летим, не собираемся соединять Калининград с Большой землей каким-нибудь коридором. Вот мобилизовали после Крыма, а потом не знали, куда все это направить, как что-то изменить, чтобы все не слишком уж были мобилизованы. Была такая газета «Известия», где все патриоты вдруг стали публиковаться, а потом им сказали: ну на фиг, все-таки, государственная газета, а тут прямо такой патриотический драйв. Когда надо – включают, когда надо – выключают. Но дело в том, что «Эхо Москвы» всегда работает. И «Дождь» работает всегда. Я ведь тоже имею некоторое отношение к телевидению, поэтому замечаю некоторые процессы. Типа «Захар, даем тебе две недели – можешь сказать все, что думаешь».Потом: «Нет, давай ты вообще ничего не будешь говорить или говори про что-нибудь другое, а вот этого сейчас уже не надо – чтобы сердце прямо вот так патриотично и бодро стучало у русского человека». Странно. Вот сейчас такая мука идет в связи с войной Армении и Азербайджана. У нас половина элиты армянская, а половина – азербайджанская, и они все наверху там сидят. Но если у России есть какие-то свои интересы, которые она должна четко сформулировать, то никаких армян и азербайджанцев у нее в элите быть не может, они все русскими должны быть. То есть, по национальности-то они могут быть кем угодно, но все должны на Россию работать. А вместо этого на самых верхних этажах одни отстаивают интересы Армении, другие – интересы Азербайджана. Реально можно сойти с ума. Необходимо принимать свои решения, а не ориентироваться на этнические… как бы это сказать…

- Группы влияния.

- Да, группы влияния. Абсурд же!

О писателях и государстве

- Вы сейчас говорите практически о формировании если не государственной идеологии, то глобальной государственной идеи. В этой связи русская литература всегда играла важнейшую роль. А сегодня она способна заявить о себе, по крайней мере, на прежнем уровне?

- Конечно, она и играет. Ее к этому не призывают, но она играет эту роль как бы контрабандно, заходя с той или иной стороны. У меня есть один простейший пример, который я всегда привожу. Это пример Крыма и Донбасса, когда я познакомился с одним из отцов Русской весны – Андреем Пургиным. Потом его немножко отодвинули, но вначале он входил в «топ три» самых боевитых. Он сказал, что вообще-то Русскую весну придумали Проханов и Лимонов, которые в 1990-е сформулировали Другую Россию, всю эту историю… И тогда, в 1993-м все воспринимали это как бред как-то. У нас тут Перестройка, демократия, все остальное, а эти маргиналы-недоумки что-то лопочут.

А потом проходит 15-20 лет, и идея вдруг оживает, хотя ей никто не занимался, ни Минобороны, ни МИД про нее не думали. Подобные вещи, конечно, формулируются и проговариваются, и не только я их проговариваю, а многие люди вокруг меня и рядом со мной. Скажем, Олег Матвейчев, Дмитрий Куликов, Сергей Шаргунов, Александр Андреевич Проханов из старшего поколения. Литераторы, политологи, публицисты, мыслители – все они так или иначе проговаривают такие вещи. Которые на каком-то этапе они могут быть задействованы государством, а могут навязать себя в качестве инфекции определенной. И государство вынужденно будут реагировать: «А где там была книжка про это – давай ее сюда, что там было написано по этому поводу?». Потому что государство ведет себя, как механизм: работает, работает, работает – и вдруг какая-то незапланированная ситуация.

Я вот даже не буду скрывать от вас, и без всякого кокетства. Помню, были огромные молодежные манифестации в Москве, и мне тут же звонят из одного высокого кабинета и зовут в гости. Я прихожу, размышляя, зачем же я им понадобился. Мне говорят: бляха, много говорил ты про молодежь – рассказывай сейчас, что нам делать. Я отвечаю: у вас митинги за окном – это с ними вам сейчас нужно что-то делать, а вообще это работа долгой стратегии, давайте 10 книг вам напишу. Они: здорово, Захар, с этой минуты все будем делать, начинаем работать, дадим денег и вообще… Вот теперь думаю – будут следующие митинги, опять же наберут и скажут «Срочно спасай!» Даже не шучу. И только я в этом пуле, которым чуть что-то происходит, начинают звонить: «Так, что у нас тут по плану?!».

О либеральном наследстве

- Что касается последних событий в Белоруссии – там Россия тоже что-то пропустила?

- В данном случае я бы не сказал, что пропустили. Все-таки, суверенное государство и повлиять радикальным образом на политику господина Лукашенко было невозможно. С другой стороны, технология мягкой силы, которую применяет Запад – у них почему-то это все время лучше получается, чем у нас. Мы бабла вкачаем – и ждем результата. У меня там были приятели – большие бизнесмены, в 2011, 2012, 2013 годах мы ездили на Украину, они показывали, что им там принадлежит: вот это гостиница моя, вот это дорога моя, это аэродром мой, а я это поле скупил целиком… А потом раз – Майдан, и все это уже не их! У нас в России думают, что через бабло все решается. На самом деле можно гораздо меньше вложить – на рубль, что-то пообещать, дать какую-то там должность, еще что-нибудь - и получить мотивированную молодежь, какую-то часть интеллигенции, еще что-то. Вот эта работа у нас и не очень разумно ведется, и не очень получается, и традицию мы советскую утеряли, а новую не создали. Мой опыт перемещения по заграницам показывает, что все эти наши русские центры по всей Европе – это вообще не понятно что. Сидят там какие-то пенсионеры на выгуле… А у Запада все наоборот, у них работа идет со скоростью швейной машинки.

- Чем же это можно объяснить – нашим менталитетом?

- Объяснить можно довольно просто. Дело в том, что в девяностые и нулевые годы у нас была абсолютно прозападная, либерально-буржуазная страна, которая всерьез решила, что она станет частью Европы. И вся элита была инкорпорирована туда. И она до сих пор во многом по-прежнему остается инкорпорированной туда. Люди-то никуда не делись. И они пришли во власть с определенной убежденностью – что есть пресвятой Запад, которому мы должны во всем соответствовать и который мы должны во всем слушаться. И эти люди не были заменены, мы не создали новую кадровую систему, которая пришла бы с другими целями, люди были бы радикально настроены на экспансию. У нас же даже в политике государстве этого нет, у нас как была определена политика невмешательства, она так и остается. Худо-бедно еще в бывших советских республиках что-то делать пытаемся, но чтобы Запад нам здесь, а мы в ответ в Латинской Америке или еще где-нибудь в ответ долбанули оранжевую революцию - мы этого не делаем категорически. Но за это никто нам спасибо не говорит. Тогда хотя бы на уровне МИДа себя хоть чуть агрессивнее вести. К примеру, Турция говорит: мы поддерживаем Азербайджан. А мы вдруг взяли бы и сказали: а мы поддерживаем борьбу ямайских партизан! Все офигеют тогда сразу. Давайте так тогда, потому что с нами-то никто не считается.

О сверхзадаче литературы

- Наверняка Нобелевской премии мира в этом году нам ни в какой номинации не видать?

- Честно говоря, парадоксальный, конечно, этот комитет нобелевский. Хотя, конечно, последние 25 лет наша лобби-группа там совершенно не работала. А надо было работать, чтобы можно было продвинуть какого-то нашего деятеля.

- Писателя, например?

- В том числе и писателя, конечно. Из тех, кому за последние 30 лет давали Нобелевскую премию по литературе, много ли мы помним имен? Два-три, может быть, с трудом. И Россию обходили совсем не потому, что у нас в этот период не было писателей соответствующего уровня. Были живы Андрей Битов и Валентин Григорьевич Распутин, совсем недавно был жив Эдуард Лимонов. Сейчас у нас есть Евгений Водолазкин – блистательный писатель! Миша Тарковский, Алексей Иванов, Александр Терехов. Они могут даже не иметь такой вес, который имел когда-то, допустим, Лев Толстой. Но те писатели из Китая, Голландии или Германии, которые сейчас получают премии? Как будто дали премию новому Герману Гессе или Томасу Манну – нет, конечно! Просто сама по себе литература сейчас столько не весит и не значит, потому что «Тик-ток», Твиттер и все прочее. Но уровень у нас более чем нормальный, я же читаю зарубежную литературу и знаю, о чем говорю. Мы входим в пятерку лучших литератур мира.

В Калининграде первым делом Прилепин поехал на Пятый форт. «Я походил, посмотрел, оценил, как подплывали – просто жуть!», - поделился впечатлениями писатель.

Фото: Александр КАТЕРУША

- Как бы вы определили сверхзадачу отечественной литературы в текущий период времени?

- Быть на полшага впереди государства и впереди того, что называется геополитикой. Что-то такое проговорить, как проговорил Толстой в «Воскресении», Достоевский в своих романах, Максим Горький. Вернуть в литературу русского человека, русского мужика – военного, инженера, крестьянина, да кого угодно вместо скучающего московского «манагера». Такое ощущение, что многие наши литераторы не живут в России. Нужна такая же история, как советская власть начиналась – и писатели дали производственный роман, причем офигенный же! «Время, вперед!» Катаева - это же круто как сделано! Военная литература. А сейчас у нас же не загонишь писателей. Ладно, Донбасс – кровавая рана, многим тяжело. Ну, вон в Сирию езжайте – там очевидное, объективное зло - ИГИЛ (организация запрещена в России), и всем это понятно. Но ведь не поедут же ни за что! Им неинтересно, страшно, они лучше будут сидеть и… ну, я не знаю, чем они там занимаются.

- Но вы-то были на войне уже в качестве состоявшегося литератора. Какой-то новый опыт почерпнули?

- Конечно! Самое главное – ты снова понимаешь, что не перевелся русский человек, по-прежнему движимый мощнейшей внутренней энергией, мощнейшим идеализмом, обладающий чувством собственного достоинства. Вот я приехал в Калининград, увидел этот форт № 5. Боже мой, если бы я сам был комбатом, просто ошалел от сложности задачи, в ужас пришел! А потом вспомнил своих бойцов и думаю: да нет, взяли бы, с этими пацанами - взяли бы.