Ветеран президентского пула журналистов Вячеслав Терехов: "Я в Кремле и подсматриваю, и подслушиваю"

Беседа в Кремле. (На лестничной площадке.)

- ... Слава, постой! Куда ты несешься? Помнишь, Путин как-то сказал про кремлевских журналистов: их прислали сюда подсматривать, а они подслушивают...

- Ну? Говори быстрее, мне некогда!

- А ты подсматриваешь или подслушиваешь?

- Что за вопрос? Я - и то, и то.

- И не стыдишься этого?

- Абсолютно!

- Ты в Кремле - со времен Горбачева. Уже шестой президентский срок. Много, наверное, и подсмотрел, и подслушал? Может, поделишься?

- Никогда!

- А если под рюмашку, да в бане - под пар горячий...

- Который язык развязывает? Ну-ну. Можно и попробовать... Заходи! Ку-ку, маманя!

Баня первого зам. гендиректора "Интерфакса" Терехова. Разговор в предбаннике.

"Охрана Горбачева со мной дралась"

- …Ну, слушай. Сижу, значит, как-то жду Горбачева. И тут рядом со мной его охранник садится - крупный такой… Мило разговариваем. Открывается лифт - Горбачев. А охранник свою руку на мою - бах! Я хочу подняться, и не могу.

- Это ты сон, что ли, рассказываешь?

- Почему? Так на самом деле было! Пока Горбачев не ушел, охранник меня из своих лап не выпустил.

На депутатских съездах я всегда старался подойти к Горбачеву как можно ближе. Ну, подошел. Смотрю, а у меня диктофон не пашет, шнур охранник пережал, и я ничего не могу записать. Выдергиваю шнур и прохожу мимо. Снова включаю. И тут мой "попечитель" погладил меня по ребрам так, что я ни вздохнуть, ни выдохнуть не мог.

Я говорю: "Все Горбачеву скажу". Горбачев оборачивается: "В чем дело?" Я: «А чего они дерутся?». А он: "Этого еще не хватало! Вы что, ребята?" Я потом - охраннику: "По ребрам-то зачем?" А он: "А как тебя было еще удержать-то?"

- Во дают!

- Но я потом нашел способ, как проникнуть к Горбачеву. Подружился с предсовмина СССР Рыжковым. И он, когда мне нужно было, часто подводил меня к генсеку... Ну, что, маленько попаримся? Вот тебе веник.

В парилке Терехова - 86 градусов.

"По радио передали, что меня убили"

- А правда, что это ты 4 октябре 93-го уговорил Руцкого и Хасбулатова выйти из "Белого дома" и сдаться? Или это легенда?

- Ну, как... Пока шла осада "Белого дома", я был там, внутри. 4 октября начали стрелять танки. Сижу в кабинете Хасбулатова. Снаряды рвутся то слева, то справа от кабинета. Все в дыму, паника.

Хасбулатов спрашиваету меня : "Есть связь с Интерфаксом?" Я киваю. Он просит передать сообщение, что руководство Верховного Совета, "стремясь избежать ненужного кропопролития, готово на переговоры."

Я все это передаю - с хасбулатовского же телефона. Миша Комиссар, наш гендиректор, сначала дозвонился до Костикова, пресс-секретаря Ельцина. А тот: "Ничем помочь не могу, им раньше надо было думать." Комиссар - к помощнику Черномырдина Сергееву. А тот ему - такой вот вердикт премьера: "Скажи Руцкому и Хасбулатову, что говорить с ними не будем. Пусть сдаются." Ну, мне назвали номер подъезда, через который Руцкой и Хасбулатов могли бы выйти. Я это им это все и передал.

Из простыней сделали белый флаг. И тут стали думать: кто с ним пойдет? Руцкой испуганно смотрит на меня: "Если выйду я, меня обязательно застрелят". Все молчат. Руцкой спрашивает у меня: "Пойдешь? Передай в Кремль, что с флагом идешь ты. Тебя знают, стрелять не буду."

Ну, я взял флаг и пошел. Потом внизу на меня набросились защитники "Белого дома", которые не хотели сдаваться. Флаг отобрали - с ним кто-то другой потом вышел и того парламентера якобы застрелили. А Хасбулатов сказал журналистам, что это Терехова застрелили. Информация прошла по радио...

- Вот гады! Послали журналиста на верную смерть, а сами свои задницы спасали.

- Не надо так. Ельцин тогда орден мне вручил, кстати, советский - "За личное мужество". Давай-ка снова в предбанник, жарко что-то. Я и сейчас считаю, что выполнял свой журналистский долг. Вот за это и выпьем.

Жданов, фотокор "КП":

- В общем, за долги наши.

- Ну, давайте...

Закусываем жареными кабачками и снова - в парилку.

В парилке - 98 градусов.

"Ельцин занимал у меня деньги"

- Кстати, Слав, а тебе не кажется, что при Ельцине в Кремле было посвободнее с выпивкой. Да и не только с ней... А сейчас - ну так гайки закрутили! Просто кошмар!

- Так ты про выпивку или вообще?

- Пока про выпивку.

- У меня такой случай был, еще при Ельцине. Он должен был улетать, а мы перед этим отмечали во Внуково-II, в буфете, день рождения чей-то. И я немножко выпил, от меня запашок был. Водка была бы – не пахло. А тут коньяк…

- А тогда журналистам кремлевского пула позволялось выпивать?

- Журналистам кремлевского пула можно пить всегда, лишь бы не попадаться.

- Кому? Президенту?

- Ну, конечно. А был Костиков пресс-секретарем, он мне и говорит: "Борису Николаевичу не задаешь никакого вопроса". А Ельцин подошел именно ко мне!

Ну что ж я, буду полным ослом, буду стоять и хлопать на него глазами? Ну я, конечно, стал с ним разговаривать. Он сделал какое-то важное заявление, сейчас точно не помню. Я быстренько информацию передал.

- Ельцин почувствовал, что Терехов под хмельком?

- Да. Он посмотрел на меня и говорит: "Хорош-ш…" Мне, конечно, стыдно было со страшной силой, ты не представляешь себе. Борис Николаевич хорошо ко мне относился.

- Он же у тебя как-то, когда мы были с ним в магазине, попросил денег взаймы, ага?

- Да. Его продавцы уговорили купить шоколадных конфет, а денег у президента не было. Вот я ему и одолжил сто рублей.

Жданов:

- Вот бы что снять!

- Он потом вернул?

- Не он, Коржаков...

- А Путин и Медведев у тебя деньги не стреляли?

- К сожалению, нет. Правда, Путин как-то шариковую ручку попросил. Ему пожилая женщина жалобу передала - что телефон ей не ставят. И Путин решил сразу на этой жалобе поставить свой автограф. А ручки не было.

- Тебе Путин потом ручку вернул?

- Он оставил ее на столе.

- А вот при Путине и Медведеве выпимши не приходилось быть?

Жданов хохочет.

- Не-е-т, это можно, только если они приглашают... Как-то в поездке - зимой было, холодно, Путин спрашивает: "Может, чайку попить или чего-нибудь покрепче?" Вот тогда, значит, коньячок принесли. А так вообще - нет.

- А почему нельзя-то стало?

- Дело в том, что один из нашего пула, не буду говорить, кто, во время поездки выпил и решил даже послать недопитую бутылку вина одному вице-премьеру… Тот обиделся, он был непьющий.

Выходим в предбанник. Терехов плюхается в бассейн.

"Безумно люблю гладить"

В парилке - 100 градусов.

- Слав, давай я тебя березовым веничком похлещу.

- А я - тебя.

Начинаем хлестать друг друга.

- Я смотрю, ты не плохо держишься на плаву? Все-таки 25 лет в Кремле - это не шутка.

- Я каждое утро тренируюсь в бассейне.

- У тебя здесь в бане - утюг и гладильная доска. Это-то зачем?

- Ты представляешь, безумно люблю гладить! Особенно сложные вещи. Только ты про это не пиши.

- Наоборот, обязательно напишу! Теперь понятно, почему твои информации из Кремля такие приглаженные.

- Что ты имеешь ввиду? Ну, вот дал "Комсомолке" крючок, и сам же на него попался...

- Вот Медведев иногда говорит: "Чиво". Путин "чокает", "агакает", часто, когда разговаривает, повторяет: "Да?" В твоих же информациях ничего этого нет!

- Зачем я буду лепить это в новостях? Если я глажу, то только с одной целью - чтобы это было носимо и читаемо.

- А кого больше гладишь - Медведева или Путина?

- Сложнее было с Черномырдиным. Когда он говорит, надо смотреть ему в глаза, чтобы понять, о чем речь.

- А мы как говорят, так и печатаем - у нас в "Комсолке" утюга нет!

- Это не приглаживание, это редактура устной речи называется.

- А я и не знал, что есть такой предмет.

- Так вот знай.

- Устная речь Путина и Медведева отличается?

- У Медведева более отточенные фразы. Путин может разбавить свою речь какими-то образными выражениями. Я все это стараюсь учитывать.

- Скажи честно: указивки из Кремля дают? Звонят? Воспитывают?

- Пусть не обижается на меня Чубайс, но это при нем начали в Кремле гайки закручивать, когда он стал главой президентской администрации. Потом это опять выправилось. Впрочем, может, это было связано с болезнью Ельцина? Даже пул тогда решили поменять - меня тоже к лешему вытурили. А потом поняли: то, что мы делаем в Кремле, - это не паркетная работа, башкой надо думать. И меня вернули.

- А тебя сколько раз отлучали от Кремля?

- Три раза.

- О, и меня тоже три!

Жданов:

- Нашли чем гордиться...

- Честно скажи, когда прессу сильнее зажимали – при Горбачеве, при Ельцине, при Путине или при Медведеве?

- Хороший вопрос ты задаешь. Смелый! Я вспоминаю, как Ельцин, после того, как на него дерзко "наехала" одна газета, в узком журналистском кругу как-то сказал: "Я не понимаю, ну вот за что? Почему так надо? И как теперь реагировать?" Мы объяснили, что есть разные люди, что рекламу делают себе по разному. И что, если он будет вот это все принимать так близко к сердцу, ему придется заниматься только своими сердечными болями и анализировать газетные статьи.

Кстати, вскоре после этого одному премьеру - не буду называть его имя - Ельцин по тому же поводу сказал примерно то, что мы ему говорили. А помнишь, как Путин сказал на одной встрече - по поводу критики власти? "Писать можно все, что угодно. А где доказательства? Почему их нет?"