Ярослава Танькова: Как я была колхозницей. Часть 21

Продолжение. Предыдущие части читайте здесь...

В прошлых частях мы рассказали, как Ярослава отработала скотницей и дояркой в колхозе им. Ленина под Рязанью, а потом переквалифицировалась в работницы тока соседнего колхоза «Шелковской». Местный житель рассказал ей, что жилья там навалом, хозяйство огромное, а вот работать некому, так как село почти вымерло. На току, куда в первый же день отправилась на смену новая «колхозница», и правда было пустынно, но работы хватало. Выяснилось, что хозяйство держится только за счет украинских и узбекских гастарбайтеров. А они в основном работают на фермах, где тяжелее, но больше платят. С ними-то, кстати, Ярославу и поселили...

«УЗБЕЧКА, ОТДАЙ РУССКИЕ ДЕНЬГИ!»

Мне дали койку в одном из четырех панельных домов. Если учесть, что, кроме меня, в трехкомнатной квартире только семейная пара узбеков, - условия королевские.

- Тебе еще повезло! - сказали мне тетушки из сельсовета. - А могли бы поселить в общагу над столовой, где большинство приезжих живут. Там друг у друга по головам ходят, по пять кроватей на каждые шесть метров. А эти дома для избранных, для своих, для русских... Твои узбеки случайно туда попали. Как правило, там студенты живут.

Повесив на шею трубчатый ключ, я поскакала на смену. Возвращаться пришлось уже затемно. Вдоль тропы с тока - ни фонаря. Совы тяжелыми бомбардировщиками «ложатся на крыло» прямо над головой. В моем подъезде, как и во всей остальной деревне, свет тоже не горит. Свет только от жилых окон. Кромешная темень здесь - результат традиции все лучшее не носить, а хранить в сундуке. Лампочки выкручивают во имя экономии, потому что пользоваться чем-то платным ради удобства - «баловство».

Спотыкаясь о греющихся котов, я добралась до третьего этажа. Путь на последний лестничный пролет перегораживало сидящее на ступенях тело. Оно было живым и даже похрапывало. Но когда я попробовала просочиться мимо, по стеночке, тело схватило меня за ногу и захрипело: «А ну, сука, б... чернож...ая, дай денег!» С перепугу я поначалу даже не смогла заорать. А тело выдирало у меня рюкзачок.

- Пустите! - наконец, взвыла я.

- Ой! А кто это? Не Машка, что ли? - Кажется, мужик даже немного протрезвел от неожиданности, ослабил хватку, и я выскользнула.

- Ты новенькая что ли, б...? - недоуменно ронял алкаш, карабкаясь за мной. - Русская, что ли? Ну и х... с тобой, тогда передай Машке, чтобы денег дала.

Когда я ввалилась в дом и торопливо заперлась изнутри, снаружи на дверь посыпались удары. А с порога кухни на меня уставились две пары перепуганных черных глаз: Мастура и Мавломбик. По-местному Миша и Маша - колхозные пастухи.

- Не открывай! - с сильным акцентом попросила Маша. - Просто не подходи к двери, и он уйдет.

- И часто у вас так?

- Часто. Он на втором этаже живет. Пьет много и с нас деньги требует. Говорит: они его - российские, колхозные. А сам не работает, пьет.

СОСЕДИ-ГАСТАРБАЙТЕРЫ

Мои соседи смотрят на меня с недоверием, и после всего случившегося я понимаю почему. Вытаскиваю шоколадку и зову их пить чай. При виде этого Машино сердце оттаяло.

На родине Миша - повар, Маша - домохозяйка. Они - мои ровесники, хотя и выглядят намного старше, как все южные люди. Миша - красавец, даже дома в чистейшей белой рубашке и аккуратных брюках. Маша в национальных шароварах и халате, но без косичек: «Мужу больше нравится, когда я хожу «простоквашкой», - забавно использует она русское слово. Дома с бабушкой остался восьмимесячный сын. Родители сначала в Москве устроиться пытались. А потом встретили Костю-посредника, который зазвал их сюда, в пастухи.

Шесть тысяч в месяц - зарплата. Деньги Миша с Машей отсылают домой, а сами готовят только жареную бурду из лапши с картошкой и моют голову хозяйственным мылом.

Каждый день они встают в половине пятого утра и возвращаются только к семи вечера. Работают, не пьют, не дебоширят. Но ходят всегда компаниями, чтобы не нарваться на агрессивно настроенных односельчан.

Мне потом частенько сочувствовали местные: «С узбеками живешь? Грязные они...» И мне было обидно за соседей. Все-то у нас на стереотипах. Например, у Маши, как у многих южных женщин, полон рот золотых зубов. Я всегда считала это признаком дурновкусия и только теперь выяснила, что просто с точки зрения их народной медицины это «для сердца хорошо». И в доме у нас всегда было чисто. Именно Маша научила меня добавлять в воду для мытья полов ложку соды, после чего линолеумные и крашеные полы начинают сверкать, как лаковые. А Миша научил готовить классический узбекский плов, но не с мясом, а с яйцами. И вечерами Маша много и красочно рассказывала мне про обычаи их родины. Рассказывала с перерывами на несущиеся из-за двери крики: «А ну открывайте, суки чернож...!». В такие моменты мне становилось особенно стыдно.

«ПОВЕЗЛО СОСЕДЯМ - У НИХ РАДИАЦИЯ»

Так как на току подрабатывают доярки, я периодически слушаю рассказы о местных фермах и с интересом сравниваю их со своим опытом в «им. Ленина». У колхоза «Шелковской» другая система. Кроме зимнего закрытого коровника, есть несколько летних, открытых, в полях, на пастбище. С середины весны и до наступления зимы коров распределяют по этим фермам. Зная, как мало платят на току, никто и не сомневается, что я скоро тоже пойду в доярки.

- Ты, когда устраиваться пойдешь, - инструктируют меня тетушки, - просись в Муняково. Ты же не гастарбайтер, у тебя полис есть. А там чернобыльская зона... За работу в радиации доплачивают. Выгодно!

Муняково - соседняя деревня, от которой до Чернобыля, как до луны. Но секрет в том, что в 1986 году над деревнями, где стоят летние фермы «Шелковского», в том числе над Муняковом, прошло радиоактивное облако. С тех пор и стали платить компенсации. Доплаты-то, конечно, копеечные. Сто рублей, если там работаешь, и чуть больше, если живешь, но для крестьян маленьких денег не бывает.

- Про компенсации объявили, бабы ринулись работать на зараженную территорию, - вспоминают мужики. - И ничего. Хвосты не поотрастали...

Вот такая простая логика простых людей. Никто, правда, не задумывался, как часто умирают местные женщины от рака, от чего стала бесплодной та же тетя Зоя, работавшая в Мунякове почтальоном, и не она одна...

Мало того, на полях вокруг летних ферм прямо в траве растут огромные, жирные, величиной с грузди, розовые шампиньоны. Доярки после работы сумками увозят их домой. А на следующее утро еще и шутят, у кого свекровь уже проснулась, а у кого - с шутливой надеждой в голосе - «еще нет».

- Грибы вбирают в себя максимум радиации, - попыталась образумить их я. - Если здесь прошло облако...

- Да ерунда это все! - отмахнулись кумушки. - Когда это было? И кто ту радиацию видел? Напридумывали все, как и про СПИД.

В пятницу, 26 марта, Ярослава расскажет о том, какие виды бизнеса приживаются в деревне, о посредниках, торгующих «рабами» для села, и о том, как это связано с работоспособностью местных мужиков.