Анастасия Ефремова: «В день смерти отца обойдемся без слез»

Десять лет назад ушел не стало великого актера и режиссера, знаменитого создателя и руководителя театра "Современник" Олега Ефремова. Но его по-прежнему помнят и любят те, кто так или иначе пересекался с ним в жизни: коллеги, друзья, женщины, сходившие с ума от одного только пронзительного и такого глубокого взгляда Ефремова, и, конечно же, его дети - Анастасия и Михаил Ефремовы.

- Десять лет прошло, как умер папа, - вздыхает дочь актера Анастасия. - А у меня до сих пор ощущение, что он жив. Потому что, когда бы я не включила телевизор,особенно в непростые для себя минуты, - всегда увижу что-нибудь о нем: фильм, спектакль, передачу, кто-то скажет, вспомнит, приведет пример... Для кого-то папа был начальником, для кого-то учителем, коллегой, другом, а для огромного количества людей - любимейшим актером и поэтому - родным человеком. Когда его не стало, на меня буквально обрушился шквал любви со стороны именно тех, кто не смог выразить ему своего отношения раньше.

- Как вам удалось сохранить такую любовь к отцу? Ведь ваши родители прожили вместе всего несколько лет, а потом расстались.

- Мне было всего три года, когда папа ушел. В свидетельстве о рождении до самой школы в графе "отец" у меня стоял прочерк. Но как только папа узнал, что мамин муж собирается меня удочерить, тут же пошел в ЗАГС, и я стала Ефремовой Анастасией Олеговной. Я всегда его любила. И даже то, что он не жил с нами, ничуть не повлияло на наши взаимоотношения: я приходила к дедушке и бабушке - родителям отца, которые жили с ним на одной площадке, куда потом приходил папа. В любой день я могла зайти к нему в театр, посидеть на репетиции...Он всегда был рядом. - Со сводным братом Мишей сразу общий язык нашли? - Мы с ним всегда ладили, - улыбнулась Анастасия Олеговна. - Вместе ходили гулять, я его и на аттракционы, и в музеи водила... И сейчас живем душа в душу. Миша так похож на папу: и внешне, и внутренне. В нем есть мощный стержень, папины харизма и обаяние. Да и во мне много отцовского. Мама рассказывала, что как-то к нам в дом пришли гости. Я была совсем маленькая и лежала в коляске. Компания что-то бурно отмечала и вдруг папин друг говорит испунано: "Все, ребята, пора завязывать!Подхожу к коляске, а там маленький Ефремов лежит!" (смеется) - Вы помните день смерти Олега Николаевича? - Знаете, мне тогда казалось, что сзади меня образовалась пустота, а под ногами - огромная воронка. Папа был не просто моим тылом, он был огромной, непоколебимой, железобетонной стеной, которая так неожиданно рухнула... Сейчас мы каждый год 24 мая проводим вечера памяти Олега Ефремова в его любимом "Мелихове" (дом-музей Чехова - Ред.). Мы уже не грустим, наоборот, нарядно одеваемся, играем и смотрим спектакли, делимся планами и проектами и вспоминаем-вспоминаем-вспоминаем... Говорят, им тяжело там, на небе, когда мы о них плачем, поэтому мы не будем плакать.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ДРУГА НИКОЛАЯ ЯКУШИНА

( отрывки из книги "Пространство для одинокого человека" ) ЗНАКОМСТВО Впервые мы встретились с Олегом осенью 1935 года, когда оба были зачислены в первый класс "Е" школы 9, расположенной в Староконюшенном переулке... На Олега я обратил внимание с первых дней, как только переступил порог школы. Он резко выделялся среди других учеников своим поведением, общением с товарищами и учителями. Это был какой-то сгусток энергии. Он вечно куда-то торопился, бежал, спешил и буквально не мог усидеть на одном месте.

Он единственный из учеников, кто носил бриджи, что по тем временам было необычным. Особенно непривычным было его общение с девочками. Помню, как по школьному двору он бежал, держа за руку Леночку Маурер, девочку, по которой не один год тайно вздыхали многие мальчишки нашего класса, и я в том числе. А ведь открыто водиться с девчонками считалось между ребятами чем-то предосудительным и недостойным.

Отличало Олега от других учеников умение удивительно свободно и непринужденно общаться с учителями. Особенно это проявилось, когда нашим классным руководителем стала Елизавета Ивановна Малинина, у которой все держалось на окриках и порой достаточно грубых разносах нерадивых, но чаще всего чем-то не угодивших ей учеников. Я, как и большинство из нас, с классным руководителем старались не конфликтовать и относились к ее поведению сдержанно. Иное дело Олег. Он, наверное, единственный из учеников, кто не желал безропотно выслушивать ее часто ничем не обоснованные поучения и нотации. Он мог довольно дерзко ответить ей и отказаться выполнять казавшиеся ему несправедливыми требования и указания.

... В пятом или шестом классе, когда мы изучали творчество Лермонтова, Олег по своей инициативе выбрал и прочитал на уроке его стихотворение "Умирающий гладиатор". Прошло почти семьдесят лет, но я до сих пор помню то потрясение, которое я, да и весь наш класс, тогда пережил... я как будто воочию представил себе картину страданий сраженного мечом гладиатора, а вокруг ликующую толпу "бесчувственных" римлян. Наверное, уже тогда у Олега проявилось умение заворожить и подчинить себе всех, кто его слушал, хотя никто, да и он сам, тогда не мог и предположить, во что все это в конце концов выльется.

... До сих пор мне не совсем ясно, почему осенью 1936 года, когда мы только что перебрались в новую школу и стали вторым классом "А", ко мне подошел Олег и спросил, хочу ли я с ним дружить. Что толкнуло его на этот шаг, я не знаю, и никогда его об этом не спрашивал. Были у него на этот счет, вероятно, свои резоны. И начиная с этого времени, и до самой кончины Олега мы были друзьями и поддерживали друг с другом самые теплые и, я бы сказал, даже особые отношения, которыми мы оба очень дорожили.

...Семья Ефремовых жила на третьем этаже большого доходного дома в коммунальной квартире, где кроме них проживали еще три семьи. В отличие от других коммуналок, где мне довелось жить и бывать, квартира Олега была на удивление тихой. Даже с кухни, расположенной в глубине, не было слышно ни шума, ни громких разговоров. В относительно большой прихожей не было никаких вещей. Лишь на стене висел общий для всех жильцов телефон. Не было и привычных для коммунальных квартир стоявших в коридоре сундуков и развешанных по стенам корыт, велосипедов и прочих вещей, не помещавшихся в комнатах. Первое, что бросилось мне в глаза, когда я переступил порог комнаты Олега, так это удивительная чистота и безукоризненный порядок во всем.

...До начала нашей с Олегом дружбы я, к стыду моему, читать не очень любил. Книг у меня в доме не было, да и некому их было читать. Родители мои не были большими охотниками до чтения. Но однажды Олег принес мне роман Стивенсона "Остров сокровищ", а потом "Робинзона Крузо" Д. Дефо. С того времени книга прочно вошла в мою жизнь. И этому я во многом обязан Олегу. РОДИТЕЛИ Сначала я познакомился с мамой Олега Анной Дмитриевной. Это была довольно полная и очень энергичная женщина, невероятно аккуратная во всем, к тому же еще и прекрасная кулинарка. Готовила она превосходно. До сих вспоминаю ее вкуснейшие обеды, которыми она нас кормила. Чувствовалось, что главным лицом в доме была именно она. Олега Анна Дмитриевна любила безмерно, но старалась держать его в строгости: могла порой за непослушание и подзатыльник дать, и постегать полотенцем.

Что же касается отца Олега, Николая Ивановича Ефремова, то он мало походил на свою супругу. Очень спокойный, сдержанный и немногословный, с тонким чувством юмора, Николай Иванович, в моем представлении, был идеальным типом русского интеллигента. До преклонного возраста (он умер на 93-м году жизни) он сохранил удивительную ясность и живость ума, был в курсе всех происходивших событий культурной и общественной жизни, посещал все премьеры в "Современнике" и во МХАТе и очень много читал. УЧЕБА Учились мы с Олегом охотно и без особого напряжения. Не знаю, как он окончил первый класс, но начиная со второго года обучения мы успевали одинаково и старались не отставать друг от друга. Причем с каждым годом учились все лучше и лучше, и вовсе не потому, что были зубрилами. Просто мы считали, что плохо учиться как-то неприлично. Конечно, бывало, что кто-нибудь из нас умудрялся схватить "двойку", но она быстро исправлялась. В общем, дела наши обстояли неплохо: второй класс мы окончили с отметками "хорошо" и "отлично", третий только с тремя "хорошо", а в четвертом, где у нас были первые экзамены, только по изложению получили оценку "хорошо". Ну, а в пятом и шестом классе мы были круглыми отличниками. По окончании пятого класса нам обоим выдали почетные грамоты "За отличные успехи и примерное поведение", а в следующем году Олегу грамоту не дали, потому что по настоянию нашего классного руководителя Олегу по поведению поставили "удовлетворительно". Все-таки она отплатила ему за его нежелание выслушивать ее бесконечные, не всегда разумные поучения и нотации, за дерзкие ответы и независимость суждений.

В классе Олег был несомненным лидером. И хотя он не отличался отличным поведением, тем не менее его избирали то председателем совета пионерского отряда, то старостой класса, то редактором стенной газеты. По его предложению мы с ним стали выпускать сатирическое приложение к газете "Заноза". Там помещались карикатуры на наших товарищей, высмеивались нерадивые ученики и всякого рода школьные шалости и проступки.

Поскольку мы с Олегом числились в активе класса, да и выглядели мы довольно прилично и неплохо смотрелись, то нас привлекали к разным мероприятиям. Также мы с Олегом участвовали в классной самодеятельности.

...Надо сказать, что карманных денег нам не полагалось: родители выдавали их только для проезда на метро. Но даже для того, чтобы выпить кваса, нужны были хотя бы какие-нибудь средства. И поэтому мы старались сэкономить на проездных билетах в метро. Делалось это так. Мы покупали два билета. Потом один из нас шел впереди, а второй подавал два билета контролеру. Затем незаметно один билетик сдвигался так, чтобы котроллер надрывал только один из них, и тогда второй оставался целым. Так что мы уже на этом экономили. Бывало и так: Олег шел первым и небрежно бросал контролеру: "Билет у товарища сзади" и бегом сбегал по лестнице на платформу. Я же подавал только один билет и на вопрос контролера: "А за него?" отвечал, что его знать не знаю.

Этот прием мы использовали и при посещении кино. Правда, не всегда удачно. Олег проходил, а меня все-таки задерживали. Так что мне приходилось довольствоваться лишь его рассказом об увиденном. ВОЙНА Застали мы с ним и первые учебные воздушные тревоги, которые произвели немалый переполох в столице. К счастью, нам не довелось пережить все ужасы ночных бомбардировок Москвы немецкой авиацией, начавшихся ровно через месяц после начала войны. К тому времени Олег и Анна Дмитриевна уже уехали в Воркуту, а меня моя мама отправила к своим родственникам в деревню недалеко от Тулы.

...К счастью, вскоре началось наступление наших войск. Деревня, где я жил, была освобождена от оккупантов, и через некоторое время мне удалось вернуться в Москву. Что же касается Олега, то он вместе с Анной Дмитриевной возвратился домой только в августе 1943 года.

Как-то, вернувшись с работы (к тому времени я уже больше года работал на оборонном заводе), нашел записку: "Я приехал. Заходи. Олег". Я тут же помчался к нему. На первый взгляд мой друг мало изменился. Остался таким же неуемным и подвижным. При мне, например, он залез пальцем в кастрюлю, где Анна Дмитриевна замесила тесто, за что получил от матери подзатыльник. БОЛЕЗНЬ Я всегда поражался мужеству, с каким он переносил свою болезнь. Как-то он пожаловался мне, что было совсем не в его правилах, что по утрам он с трудом поднимается с постели и потом полчаса не может отдышаться. И добавил: "Ты знаешь, Колька, я очень не хочу быть старым". Да он никогда и не был им. За три дня до его кончины я позвонил ему и поразился: голос Олега был бодрый и уверенный. Когда я спросил, что это у тебя там за конфликт возник с профсоюзными деятелями театра, он ответил: "Да ерунда все это! Все обойдется. Работать надо, работать!" И он работал буквально до последнего дня. Казалось, что все идет нормально и ничто не предвещает трагедии, и поэтому его кончина для многих и для меня стала неожиданностью.

После того как Олег ушел из жизни, в моей душе образовалась какая-то пустота и не проходящая грусть и печаль...