Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики

Кто он? Конечно, проще простого ответить на этот вопрос: великий педагог, писатель. Но был еще наш Сима, коллега по школьному отделу родной «Комсомолки». Веселый и очень серьезный, верный товарищ, друг, всегда спешащий на помощь. Но при этом очень деликатный. (Полузабытое ныне понятие.) Он был словно рожден для защиты детей и детства, писал и писал о школе, о воспитании, открывая одно за другим имена замечательных педагогов. Да так писал, что неизменно вызывал восторг одних и гневное недовольство других. Он стоял у истоков «Алого паруса», первой в российской журналистике страницы для подростков, создал при редакции клуб «парусят», но был так широко образован, что именно ему, Соловейчику, поручила редакция освещать I конкурс Чайковского. Был человеком нелегкой судьбы, как всякий честный, думающий в первую очередь не о себе, а о своем деле гражданин, но держался с редким достоинством и часто негромко, но твердо повторял нам: «Не жалуйся. Не ругайся - вокруг дети». Сегодня на наши вопросы отвечает старший сын Симона Львовича Соловейчика Артем Соловейчик. - По стопам отца - можно ли так сказать о вас, Артем? В детстве, в юности спортсмен, мечта о морских путешествиях... Как случилось, что сегодня вы возглавляете педагогическое издательство и газету для учителей, созданные вашим отцом? - Я рос в семье пишущих людей среди книг, разговоров и споров о серьезных вещах, об идеалах. И эта жизнь мне казалась неинтересной. Все время за столом, за книгами, в разговорах, а жизнь - настоящая жизнь - где-то совсем в другом месте. И я помню тот момент, когда в достаточно раннем возрасте в моем сознании возникла дилемма: быть тем, кто живет такой жизнью, что о нем пишут повести и романы, или тем, кто пишет эти романы. Я захотел быть первым, не понимая тогда, что нет увлекательнее и опаснее путешествия, чем путешествие в слове, что пишущие и всерьез думающие люди оказываются в самой сердцевине жизни, за которой открываются или, точнее, разверзаются бездны человеческого существования. За ними не нужно отправляться в путешествие - они внутри нас. В 92-м году отцу представилась возможность открыть свою общепедагогическую газету, которую он назвал «Первое сентября», и сразу десять предметных приложений к ней (сейчас их 21). Грандиозное дело, с которым трудно было справиться просто организационно. Что-то получалось. Что-то нет. В какой-то момент отец позвал меня помочь. Я вообще ничего не понимал в газетном деле. Теперь я думаю, что жизнь выбрать нельзя. Настоящая жизнь находит тебя сама. Даже если ты не сразу это понимаешь. В отличие от отца, который мечтал о своей газете, я и не предполагал, что моя жизнь окажется так крепко связана с газетным делом. А уже в редакции понял, насколько серьезное дело он задумал. И когда в 1996 году отец ушел из жизни, сомнений не было, что нужно делать все, чтобы его дело продолжалось. - Вы были совсем маленьким, когда ваш отец работал в «Комсомольской правде» и, конечно, не могли знать и понимать, какому остракизму, каким обвинениям в «абстрактном гуманизме» подвергался ваш отец за статьи об уважении к детям и детству, об учении с увлечением, за очерки о педагогах-новаторах. Теперь вы сами отец пятерых (!) детей, сами тесно связаны с педагогикой. Вы поняли, почему блестящий журналист, писатель, влюбленный в проблемы воспитания, был так неугоден советским чиновникам от педагогики, комсомольско-партийным функционерам? - Я думаю, что степень демократичности страны определяется не только законами о защите детства, о правах детей. Подлинная демократичность определяется тем, что и как ты можешь писать о воспитании детей. В советские годы было очень много разговоров о воспитании и о детях, но они могли существовать лишь постольку, поскольку находились в русле общей идеологии... А говорить о сути воспитания, о том, что мы должны растить ребенка Человеком, а не октябренком, пионером или комсомольцем, было крамольно. Потому что, говоря о воспитании человека, нельзя не говорить о том, что составляет саму сущность человеческого в нас. То есть нельзя не говорить о свободе. И не вообще о свободе, которая может пониматься по-разному, но о свободе внутренней, которая неподвластна никакому давлению извне. А именно об этом и писал отец. И конечно, это не могло не вызывать чрезвычайно острой реакции. Не случайно отец смог заговорить об этом в полный голос только в начале 90-х, когда времена изменились. И теперь я удивляюсь не тому, что он был не угоден комсомольско-партийным функционерам, а что вопреки всему он стал таким популярным среди родителей и учителей страны. То есть большое количество людей в стране были готовы к серьезному разговору о воспитании. Слышали отца. Это удивительно. А теперь, кажется, ситуация с этим хуже. - Когда Симон Львович в 92-м году создал свою газету, многие из нас думали: вот уж наконец расправится со своими гонителями и их тупыми догматичными послушниками. Но он начертал на своей газете девиз «Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики». И не допускал ни слова критики в адрес учителей и школы. Как вы думаете, почему? - Отец был предельно точен в словах. И девиз газеты «Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики» не был ни случайным, ни прекраснодушным («Ибо какие такие блестящие учителя, да посмотрите на них! Какие такие прекрасные ученики? Где вы их видели?»). Девиз был своего рода объявлением: без этих двух условий, а именно без такого отношения учителя к самому себе и без такого отношения к ученику - ни педагогики, ни воспитания не случится. Перечитывая, а зачастую впервые читая тексты отца, понимаешь, что он был человеком внутреннего выбора, серьезнейшей мысли, и его позиция была результатом его выбора, а не противостояния. Он прекрасно понимал, почему его не понимают. И стоически принимал непонимание других. Он знал, что без внутренней работы понимание не возникает. Поэтому ни о какой критике учителя, школы, ни о каком сведении счетов речи не было и быть не могло. Дело людей, которые занимаются образованием и воспитанием, такое же, как и дело настоящего учителя, - вдохновлять. - Как, на ваш взгляд, отнесся бы Симон Соловейчик к тем переменам, которые произошли, происходят сегодня в школе? Что вызвало бы у него радость, а что огорчение? И совпали бы эти радости и огорчения с вашими? - В образовании сегодня происходит полная, если так можно сказать, «зачистка» смыслов, ради которых на протяжение 70 - 80-х годов немногие отчаянные смельчаки готовы были пожертвовать всем. Модернизация разрушает школу в том ее значении, в котором она является школой, а не образовательным учреждением. Сегодня ставка делается на элитарную, ранжирующую, разделяющую детей по способностям школу. Курс на эффективных менеджеров подчинил ее цифре, показателям, результатам ЕГЭ. Но все это не имеет никакого отношения к педагогике. И в этом смысле я думаю, что отец тяжело бы переживал происходящие перемены. В середине 90-х он уже почувствовал многие опасные тенденции, которые сегодня в полной мере определяют жизнь школы. Даже заголовки его статей говорят о многом: «Школа или фабрика абитуриентов?», «Дайте детям другую жизнь», «Спасите школу от утопий»... На юбилейных Соловейчиковских чтениях, которые состоятся 1 и 2 октября, название этих статей станут темами «круглых столов», на которых соберутся учителя и директора школ, кому не безразлично, что происходит сейчас в образовании. - Можете ли вы рассказать, как взгляды этого выдающегося педагога сказывались дома, в семье? Как он воспитывал вас, своих детей? Чему главному научил вас ваш отец? - Отец был очень известен среди педагогов. И, конечно же, всем было интересно, как он воспитывает своих детей. Какие они? Как они учатся? И тут, увы, что касается меня, отцу похвастаться было нечем. А я сам порой недоумевал: как у такого умного, знающего педагога, каким был отец в глазах всех, мог вырасти такой непутевый сын? Учился я плохо, и отца постоянно вызывали в школу. Но я никогда не слышал от него, что должен что-то сделать, чтобы исправиться. Я запомнил невероятную щепетильность отца по отношению ко мне, моей сестре и младшему брату. Более того, он даже научил меня расписываться за него в дневнике, расцвеченном красными двойками, тройками и бесконечными замечаниями. Понимал, что собственное видение ребенка - сложная задача для школы, и прощал школу за неготовность к такому видению. Огромная сердечная забота о детях заставляет держать оборону даже от восторгов по поводу успехов. Внешние успехи имеют мало связи с внутренним ростом. В этом смысле отец был чрезвычайно стойким родителем. Я думаю, что самое главное, чему он меня научил в отношении к собственным детям, именно этому - быть стойким родителем. Это очень трудно. - Скажите, Артем, есть ли последователи Симона Львовича Соловейчика? Как сложилась судьба педагогов-новаторов? - Педагоги-новаторы стали очень знамениты на заре перестройки. Главное, что они делали и почему их нашел отец, - они умели учить всех детей, сохраняя их достоинство. И в первую очередь они не делили детей на сильных и слабых. Сегодня Виктор Федорович Шаталов, знаменитый математик, ведет свои курсы и передает знания другим учителям. Софья Николаевна Лысенкова перестала преподавать в школе в начальных классах совсем недавно. Евгений Николаевич Ильин несколько лет назад приезжал из Петербурга на Соловейчиковские чтения, которые ежегодно проводятся в Москве, и собрал огромную аудиторию. И хотя сегодня нельзя говорить о каком-то определенном сообществе учителей, приверженцев педагогики сотрудничества, но мне кажется, что те люди, которые выписывают нашу газету, пишут письма в редакцию, все они разделяют главные идеи и принципы педагогики сотрудничества. - «Я идеалист», - написал как-то Симон Соловейчик. И объяснил просто: идеалист - это тот, кто имеет идеалы. Сегодня это понятие для многих звучит как насмешка - век прагматизма, время цинизма... Не кажется ли вам, что в мире становится все меньше людей с идеалами и гуманизм терпит поражение? Вот почему значение таких людей, как Симон Львович Соловейчик - истинный гуманист, должно возрастать и возрастать. Не так ли? - Я думаю, что гуманизм не может потерпеть поражение. Потому что в серьезном смысле гуманизм - это не интеллигентская установка на приятие и понимание всех людей, а единственно возможный результат понимания основ человеческого в человеке. О таком понимании писал отец. Не гуманизм терпит поражение. Терпят поражение люди, выбирая более простые решения, потому что так удобнее или когда нет ни сил, ни времени говорить и действовать по существу. В книге Соловейчика «Педагогика для всех» читаю: «Великое счастье встретить брата по духу; величайшее из возможного счастья - найти брата по духу в собственном сыне».