Эдуард Басурин в эксклюзивном интервью «Комсомолке» назвал возможную дату окончания войны в Донбассе

Полковник Басурин. Фото: voicesevas.ru

Продолжение...

Часть 1

Говорить с профессиональным военным спикером непросто. Он не лукавит, а от журналистов хочет слышать острые вопросы, на которые общество не знает ответы. Людям нужна правда о ведущейся пятый год войне.

- Вы бы смогли разговаривать с противником?

- А почему нет? Мне недавно в шутку сказали, что если бы я с ними пошел разговаривать, то уговорил бы их войти в состав нашей территории. На самом деле, разговаривать нужно. Во-первых, когда ты ведешь диалог сидя напротив друг друга, видя глаза и эмоции человека, ты понимаешь, как это делать, подбирать нужные слова, выражение, чтобы поставить его в тупик. Если видишь слабые места, ты понимаешь - нужно давить на него или подкармливать.

- Если бы вы говорили с Наевым, чтобы вы ему сказали?

- Очень сложно было бы разговаривать. Он военный, который выполняет определенные приказы. Попробовал бы найти что-то объединяющее. Судя по его возрасту, он заканчивал службу еще при Советском Союзе, а значит образование получал еще в той жизни. Где-то оттуда найти точки соприкосновения и сказать: давай разговаривать, а не воевать. Но с такими людьми тяжело говорить. У меня был такой опыт. С обычным солдатом проще найти общий язык – ему важно выжить, он не о политике говорит. А такие люди как Наев, говорят о политике, они говорят даже то, о чем не думают. В 2014 году к нам приезжали украинские генералы, которые входили в состав СЦКК, с ними мы обсуждали определенные проблемы. С ними нужно разговаривать, но военные на это пойти не могут, потому что есть понятие присяги. Он считает, что тем самым он предает свою страну. Разговорить будет трудно и потому, что эмоции тоже преобладают. Иногда они и у меня преобладали.

- Диалог Александра Захарченко с украинским офицером возле аэропорта тоже был эмоциональным.

- Все мы люди, все чувствуем противоречия с тем, что происходит. У меня тоже были беседы, когда, как Украина говорит, киборгов доставали с завалов, и полковник ВСУ отдал им честь, мы стояли разговаривали. Он спросил у меня: зачем мы это делаем? Я ответил: ты же военный человек, должен понимать, что если одни стреляют, то другие будут стрелять в ответ. Вы перестанете это делать, тогда и мы перестанем. А он говорит: здесь политика, я бы давно эту войну закончил. По-разному можно разговаривать. Был офицер, тоже полковник, он рассказывал, что остался в армии, потому что ему до пенсии оставалось пару месяцев. А его взяли в плен. «Пенсии у меня нет, стажа нет, я никто», - говорил он. Но он же сам принял это решение, никто ж не заставлял. Хотя он мне рассказывал, что он вместе с отцом защищали в их родной Черниговщине памятник Ленину, который националисты хотели снести.

Эдуард Басурин с уважением относится к солдатам, которые стремятся узнать историю

Фото: Никита МАКАРЕНКОВ, Павел ХАНАРИН

- Люди говорят, что если бы сюда хотел приехать Янукович, то они бы его на порог не пустили.

- Если бы Янукович сюда приехал во второй половине февраля, когда он подписал соглашение с министрами иностранных дел Польши, Франции и других, и через день начались массовые убийства в Киеве, тогда бы его еще смогли принять. Все надеялись, что он появится в Харькове, где объявит, что нужно защищать Конституцию Украины. Или приедет в Донецк, объединит людей под общим лозунгом о том, что началась контрреволюция, что происходит нарушение всех законов и актов. Но он сбежал. После этого его возвращение ни в коем случае не могло случится. Люди Донбасса не терпят предательств, а это было предательством. Люди вышли за него. Те движения, которые были на Юго-Востоке – были за него. Никто не хотел смены руководства, на то, что предлагал Киев, на радикалов. Все хотели сберечь язык, культуру, и как выяснилось, еще и религию. Те поползновения длятся с 1991 года. Оно то появлялось, то исчезало. При Януковиче уже начались самозахваты канонических церквей на Западной Украине, но об этом просто не афишировалось.

- А Ахметова?

- Его бы изначально не приняли. Проблема богатых людей в том, что они пытаются сохранить заработанное – сотрудничают с двумя сторонами. Только здесь его помощь была гуманитарной, а там политическая. Если помогать сразу двум сторонам – ты всегда в выигрыше. Со временем он решил выбрать только одну сторону. Не нужно быть предателем собственного народа.

- Начиная с 2014 года у каждого есть точка, от которой все думали, что все изменится. Сначала был референдум, аэропорт. Потом выборы в России, у нас. Сейчас у людей такой точки уже нет?

- Любые выборы что-то меняют. В первую очередь сознание людей. Человек так устроен, что он всегда в ожидании чего-то хорошего. Иногда нас заставляют, чтобы мы так думали. Брать нужно не май 2014, а январь, когда начались массовые протесты. В мае начались уже последствия развязывания гражданской войны. Сожжение людей в одесском Доме профсоюзов поменял отношение людей к Украине как к государству. Мировые события происходят раз в сто лет, это точки, от которых отталкиваются.

- По вашим прогнозам, кода война закончится, есть предчувствие этого?

- Любая война когда-то заканчивается. Была в истории столетняя война, она же закончилась. Боевые действия там не длились сто лет. Я уже делал прогноз, еще весной 2014 года. Тогда я сказал, что война закончится через пять лет, то есть в 2019 году. Должно быть принято решение, которое решит проблему. Война затягивается по той причине, что процессы, которые идут в Украине, они не связанны с самой Украиной, а связанны с большой Европой. Это геополитика. А мы просто заложники этой ситуации. Правые радикалы начинают приходить к власти в Европе, они говорят, что идентичность нации – превыше всего, что в первую очередь нужно думать о своем населении, меньше прислушиваться к мнению других. Они сейчас набирают большую силу. Социологи говорят, что большая вероятность того, что депутаты правого толка войду в большем количестве в Европарламент и будут влиять на политику Европы. Тогда им станет понятно, что не нужно давать деньги в «украинскую бездну».