Танцуя под обстрелами: Артисты Театра оперы и балета имени Кирова выступали в блокадном Ленинграде наперекор голоду и врагу

Наталия Сахновская и Роберт Гербек. Фото: Государственный музей обороны и блокады Ленинграда

В ПАПКЕ «ДЛЯ БУМАГ»

В блокадное время, когда многие ленинградцы не могли даже подняться от слабости, они – артисты Театра оперы и балета имени Кирова (ныне Мариинский. – Прим. ред.) – умудрялись петь и танцевать. Откуда они брали силы, чтобы не только выжить, но и вдохновить других на противостояние врагу? Ответить на вопрос призван сборник «Танцуя под обстрелами», который совместно выпустили Музей обороны и блокады Ленинграда, Военный музей Карельского перешейка и творческое объединение «Ленинградская сюита».

В книгу включили дневники балерин Ольги Иордан и Наталии Сахновской, а также воспоминания оперного певца Ивана Нечаева. Без купюр дневники опубликованы впервые.

– Изначально выпускать книгу мы не планировали, – рассказывает директор Военного музея Карельского перешейка Баир Иринчеев. – Мы задались целью снять фильм о работе артистов балета в блокадном Ленинграде и обнаружили эти дневники. Они, как выяснилось, издавались только отрывками, мизерным тиражом и очень давно.

Первым исследовали дневник Ольги Иордан.

– Мы нашли ее внучатую племянницу, у которой сохранилась машинописная рукопись дневника Ольги Генриховны, – рассказывает составитель сборника Георгий Шилов. – Эту рукопись на машинке после войны набрала сама Иордан. Пожелтевшие от времени листы племянница балерины передала нам в большой папке с надписью: «Для бумаг».

Как выяснилось, дневник балерины, которая возглавила «блокадную труппу», полностью не публиковали никогда. Георгий переснял всю рукопись (чтобы лишний раз не тревожить бесценные листы) и занялся расшифровкой.

ПАДАЛИ В ОБМОРОК ПРЯМО НА СЦЕНЕ

Вскоре в библиотеках и архивах обнаружили еще один балетный дневник. Его вела Наталия Сахновская. Его тиражом пятьдесят экземпляров после смерти, двадцать лет назад, опубликовал муж Сахновской, артист балета Роберт Гербек. Дневник также решили включить в сборник. Дополнили книгу воспоминания певца Кировского театра, спутника Ольги Иордан Ивана Нечаева.

– К сожалению, обе супружеские пары остались бездетными: время, когда обычно заводят детей, выпало на блокаду, – поясняет Иринчеев, – поэтому, кроме внучатой племянницы, потомков и родственников у них не осталось. Но в Музее блокады Ленинграда сохранились некоторых фотографии артистов.

Работа кипела с апреля по август. Отсканировать дневники и переправить текст в компьютер автоматически не удалось, потому каждую блокадную строчку пришлось набирать вручную.

– До этого я читал блокадные дневники инженеров, рабочих. Их авторы были сосредоточены на подсчете калорий, они подробно описывали, как выживают, – рассказывает Иринчеев. – В этих дневниках отчаяние, конечно, тоже есть, но артисты воспринимали все иначе, как творческие люди. Весной 1942 года Иордан и Сахновская начинают танцевать, будучи в дистрофическом состоянии. Роберт Гербек незадолго до этого вообще лежал в больнице при смерти. Даже в таком физическом состоянии они могли исполнять – не всегда до конца, иногда, падая в обморок за кулисами или прямо на сцене, – сложнейшие балетные партии.

«ТЕПЕРЬ ТЫ ПРИСЛУШИВАЕШЬСЯ»

Сахновская в Ленинграде потеряла отца. Уже после снятия блокады она, танцуя в Москве в Большом театре, продолжала озираться по сторонам в ожидании вражеского налета или бомбежки.

– Ты очень изменилась, – говорила ей младшая сестра Ксения. – Теперь ты все время прислушиваешься…

Только за февраль 1943 года Сахновская и Гербек дали 32 концерта. Одна из самых пронзительных записей Наталии Павловны касается очередного выступления в составе концертной бригады в военной части 2 мая 1942 года.

«Совсем юный боец торопится высказаться: «Хороший концерт, послушал и немного в себя пришел. Психанул очень… вот на шинели кровь и мозги… товарища убило на глазах, совсем рядом стояли… Ужасно психанул… не стало товарища… вот помогли вы мне немного отдышаться, в себя прийти… понял, мстить надо за товарища, ответят фашисты проклятые за каждого, за каждую жизнь… хорошо, что вы приехали, очень психанул… прийти в себя не мог, ведь в первый раз увидел такое. Спасибо, приезжайте еще», – писала Сахновская.

Иордан описывает, как во время налета в бомбоубежище к ней подошли две девочки и попросили автограф. Балерина расписалась на старой афишке. Ее поразило то, что дети, даже в такое страшное время, помнили о прекрасном.

Нечаев в войну вел переписку с солистом оперы Павлов Картелишевым. Коллега писал с Ленинградского фронта: «Я уже два месяца нахожусь в непрерывных боях за нашу Родину и лично уничтожил семьдесят гитлеровцев. За последнюю атаку представлен к правительственной награде. Это письмо пишу вам перед атакой. Передавайте нашим актерам, что оперный певец научился воевать неплохо». Этот бой стал для Картелишева последним.

– Театры эвакуировались, но эти артисты пережили первую страшную зиму и продолжили выступать. Более того, они настолько много танцевали, что к снятию блокады даже отточили свое мастерство, – подчеркивает Иринчеев.

– Читая их дневники, понимаешь: у них даже мысли не было прекратить выступать, сдаться, – отмечает Шилов. – Они не могли отказаться от концертов, ведь искусство помогало тем, кто воевал, кто стоял за станком. Весь город был объединен общей идеей, а люди искусства разделяли с ним все тяготы.

Наталия САХНОВСКАЯ: «Все устали от войны, но никто не сдается»

Солистка балета Театра оперы и балета имени Кирова вместе с супругом, Робертом Гербеком, составляла «золотой дуэт». Когда началась война, Наталии Павловне было 33 года, Роберту Иосифовичу – 34. Театр эвакуировали, но «золотой дуэт» остался в Ленинграде. Оба стали не только блокадниками, но и участниками войны, оба пережили Великую Отечественную, не прекращая выступать, и ушли в почтенном возрасте в начале девяностых.

Гербек (во втором ряду) и Сахновская. Фото: Государственный музей обороны и блокады Ленинграда

Как писали историки балета, Гербек поднял выразительные средства характерного танца на новую высоту. Особенно ему удавались испанские танцы. После войны «золотой дуэт» не прекратил выступать, а в 1947-м Гербек собрал и возглавил Ансамбль классического танца, который гастролировал по Советскому Союзу с классическими постановками – балетами «Лебединое озеро», «Жизель», «Спящая красавица», «Бахчисарайский фонтан».

Сам Гербек дневников не вел, но его и свои мысли записывала супруга и партнерша по сцене.

Гербек и Сахновская. Фото: Государственный музей обороны и блокады Ленинграда

«Захваченные общим подъемом, мы работаем с большим рвением. Приносить пользу, служить защитникам нашим и подвижникам-ленинградцам стало самой насущной моральной потребностью. Еще мало сил, не хватает дыхания, темнеет в глазах. Иногда не удается закончить танец, теряю сознание, но в таких случаях наши зрители выказывают большое сочувствие и теплоту».

«2 мая. Опять на город летят снаряды – то близко, то отдаляясь. Ночь мы почти не спали после вчерашних переживаний. Встали совершенно разбитые, и так не хотелось никуда идти. Но стыдно отсиживаться дома, ведь всем трудно, все устали от войны, но никто не сдается. И нельзя: только поддайся – и не справиться со страхом… Мы пошли на занятия. На уроке-тренаже все не ладилось, не было сил, а на репетиции как-то собрались, разучивали «Шопениану», новая работа увлекла, перестали прислушиваться к разрывам. Потом поехали танцевать в Володарский ДК и к летчиками в их дом отдыха. За нами приехал товарищ Шунин на легковой машине и повез за город, где летчики отдыхали. Уютно было у них, и мы точно отдохнули. Снаряды туда не долетали, даже были не слышны. Летчики – наши герои: такие славные, так просто держатся, приветливо. Домой вернулись поздно, нас тоже привезли на легковой. В городе уже было тихо.

3 мая. Во время обстрела возник огромный пожар, говорят, попало на нефтебазу, и рвутся баки. Ужас… Выступаем в туберкулезном диспансере, а потом в морской части. Всех взволновал пожар. Теперь все снаряды летели туда. Тушить такое пламя под таким обстрелом, как ад, какая мучительная схватка с огнем. Пожарные команды спешили туда. Попутно кто-нибудь выходил на улицу узнать, удастся ли потушить пожар. Все еще нет… Ни одного часа без борьбы. Фашизм – это такое изуверство. Как Гитлеру удалось внушить своей нации такую злобу нечеловеческую, прямо звериная дикость, даже страшнее…».

Ольга ИОРДАН: «Хотелось быть полезной стране»

Иордан была из звездного выпуска Ленинградского хореографического училища 1926 года: вместе с ней училище окончили Анисимова, Ермолаев. Для экзаменационного спектакля выбрали балет Дриго «Талисман», ведущую партию танцевала Иордан. Вскоре ее пригласили в труппу.

В войну артистка собрала балетную труппу, которая давала спектакли в блокадном Ленинграде. Фото: Пересъемка архива Татьяны Ерофеевой

В репертуаре Ольги Генриховны были главные классические партии, но особое место в нем заняли роли, созданные в спектаклях советских балетмейстеров: она первой исполнила партии Дивы в «Золотом веке», Жанны в «Пламени Парижа», Заремы в «Бахчисарайском фонтане».

В войну артистка собрала балетную труппу, которая давала спектакли в блокадном Ленинграде. После войны Ольга Генриховна оставила сцену и полностью ушла в преподавание.

Ольга Иордан. Фото: Пересъемка архива Татьяны Ерофеевой

«Тяжелым кошмаром вспоминались месяцы вынужденного бездействия, хотелось быть полезной стране, вернуть ей свой долг. Ведь все, что я имела, – и академический паек, и посылку Комитета, и «Асторию», и даже тот хлеб, который я получала ежедневно, – страна давала мне, не получая от меня ничего взамен. Как бы трудно мне не было, я должна была найти в себе силы и возможности для работы.

Работать хотелось мучительно. И не мне одной. Об этом говорили все мои товарищи, с которыми я снова начала встречаться. Оказалось, что из нашего театра осталось человек двадцать. Это была способная молодежь, но все были в ужасном состоянии, истощены и обессилены, а у Тихомирова, кроме дистрофии, была еще и цинга: колени распухли, танцевать он не мог.

Агриппина Ваганова (в то время художественный руководитель балетной труппы театра. – Прим. ред.) эвакуировалась весной, в марте, и потому возглавить работу балетного коллектива пришлось мне. Я как старшая чувствовала на себе моральную ответственность за судьбу моих младших товарищей.

Трудности начались с первых же шагов – с задачи достать ноты, хотя рядом с нами, в том же доме, находилась богатейшая музыкальная библиотека. Но она была заперта: библиотекарь умер зимой, окна были заколочены крепкими досками и засыпаны землей еще в первые дни войны. Когда мы, раздобыв наконец ключи, вошли туда, мы не знали, что нам делать с этим лежащим совсем рядом богатством. Зажгли коптилки и наугад снимали с полок ноты, стараясь таким образом разгадать систему, по которой они были расставлены, и найти то, что нам было нужно. Кое-что обнаружили, но многого так найти и не смогли, приносили из дома у кого что было».

Иван НЕЧАЕВ: «В музыку Чайковского врывался вой и свист снарядов»

На лирический тенор Нечаева обратили внимание в 1928 году, когда Ленинградская капелла гастролировала в Италии. Спустя год певец уже выступал в Кировском театре, а вскоре стал одним из ведущих исполнителей: ему легко давались сложнейшие классические партии.

В войну Нечаев организовал «блокадный» музыкальный театр. 21 ноября 1941 года он дал свой первый спектакль. Ставили «Евгения Онегина», Нечаев исполнял партию Ленского. С 1942-го Нечаев возглавлял оперную группу музыкального театра, который работал в стенах Театра музкомедии.

После войны Иван Алексеевич продолжил с успехом выступать в Театре оперы и балета имени Кирова.

Иван Нечаев. Фото: Пересъемка архива Татьяны Ерофеевой

«Давали спектакль в сукнах: декорации не подвезли из-за длительных обстрелов. А люди пришли. Большой зрительный зал был переполнен.

Во время второго действия начался артиллерийский обстрел района. В музыку Чайковского врывался вой и свист снарядов, близкие взрывы. Под куполом театра покачивалась массивная люстра, в паузах тихо звенели подвески.

«Что день грядущий мне готовит?..» – пел я, и в это время снаряд лег где-то у самого театра.

Стены тряхнуло. Жалобно и быстро заговорили подвески на люстре.

«...Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?..» – продолжал я и украдкой посмотрел в зал.

Там никто не дрогнул, не выказал испуга. Худенькая девочка-подросток в сером платке, что сидела у прохода второго ряда, плотнее запахнулась в пальто, спокойная и внимательная.

Что это? Презрение к смерти? Вызов врагу? Или образы Пушкина и Чайковского оказались сильнее снарядов, несших гибель?..».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Дети – о войне: История блокадного Ленинграда в пяти дневниках

Нетленные записи сохранили родственники или случайно нашли незнакомые люди спустя много лет (подробности)

Дневник блокадной прихожанки: «Люди подлинно молятся, каждому есть за что и за кого»

Записи Любови Шапориной доказывают: в войну светское государство разрешило ленинградцам религию (подробности)