Мариуполь своими глазами: Живые ждут мира...

В помещениях областной больницы города Мариуполь.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Основной накопитель беженцев из Мариуполя - в 20 километрах от города, в селе Володарское. Его «декоммунизировали», поэтому на половине карт и навигаторов это Никольский, что добавляет сумятицы в творящийся вокруг хаос.

Жизнь, если так можно выразиться, в Володарском-Никольском «налаживается». Появились волонтеры, стали составлять списки на эвакуацию. На днях головорезы из нацбата «Азов» пытались выйти из города через аэропорт, контратаку отбили, но полностью зачистить прорывавшихся не удалось...

«ЗВУКОВ БОЮСЬ»

Основной накопитель беженцев из Мариуполя находится в селе Володарское. На стене - записки родне.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Вика подходит ко мне мягко, неслышно: она в носках - на ледяном асфальте. Возраст определить не могу, может, школу окончила. Сбитые в колтун волосы, грязная кофта. Руки ходят ходуном, она никак не может найти им место. Вещей у девушки нет, в огромных глазах плещется безумие:

- Поговорите со мной, со мной никто не говорит, а я боюсь. Взрывов, людей с оружием боюсь!

Я понимаю, что девушку надо переключить. Достаю горсть леденцов из кармана:

- Давай-ка по конфете, и поговорим. Как тебя зовут?

Девушка убирает конфету в карман кофты, даю еще одну, тоже прячет, мучительно пытается вспомнить, кто она:

- Я Виктория. Дьяченко!

- Вика, где ты жила в Мариуполе?

- В Мариуполе я жила, там тоже бомбежка, я все расскажу.

Но вспомнить адрес Вика не может. Показывает мне ногу. Я видел такое - ударная волна просто отделяет мясо от костей, но тут еще мелкие осколки. Сверху пока зажило, не гноится. Спрашиваю Вику:

- Тебя покормить?

- Чаю хочу, горячего, замерзла.

- Стой здесь!

Вика не может вспомнить даже свой адрес. Руки ходят ходуном, вещей при себе никаких нет.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Вика кивает, показывает руками на ноги: мол, стою. Проталкиваюсь в школьную столовую, беженцев запускают туда по пятнадцать человек. Мне наливают чай, подхватываю с подноса половину яблока. Вика берет чай, не благодарит, яблоко не замечает, сразу начинает пить и тут же забывает о моем существовании. Один из моих товарищей-ополченцев, фельдшер, говорит, что Вику нужно вывозить в больницу, там отключить релаксантами, обработать ногу. Потом лечить психику, долго лечить. Но куда ее вывозить? В Мариуполь в областную интенсивной терапии?

У меня почему-то была уверенность, что там нам чем-то помогут. Я ошибался. И мы правильно сделали, что оставили Вику в накопителе, вечером она уже была в Ростове...

В ЯДОВИТОМ ТУМАНЕ

Ветра в этот день в Мариуполе не было, поэтому весь город затянуло серой кисеей, таким вонючим гадким туманом, раздирающим легкие. Горят заводы и порт, горит трава в полях... Идем к больнице. Новенький многоэтажный комплекс, фасад ободран осколками, стекол нет. Неделю назад, когда наши окончательно заняли квартал у больницы, украинцы по ней запустили пакет «Градов», незалежная так «попрощалась». Слышал это сам, упав в тот момент под машину и засунув голову под двигатель.

У здания областной больницы Мариуполя.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Сейчас слева и справа от больницы, совсем рядом, через улицу, идет стрелковый бой, а за фасадом продолжает наваливать артиллерия, так что земля дрожит.

В больничном сквере люди сидят на земле, лежат, толпятся у входа. Автобус с надписью «Нацгвардия» полощет занавесками через выбитые стекла, внутри все в кровище.

Разбитый автомобиль Нацгвардии ВСУ.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

К нам бросается пожилая женщина, рыдая, просит:

- Господи, хоть кто бы позвонил дочке, сказал, что я жива. Дочка в Норильске, учительница.

- Есть номер?

- Есть, есть!

Трясущимися руками женщина расстегивает сумку, там все ее имущество. В маленькой кастрюльке, в полиэтиленовом пакете, блокнотик с пол-ладошки. Товарищ набирает номер... связи нет, да и откуда ей взяться? Женщина опять рыдает.

- Как вас зовут? Мы вечером выберемся в место, где есть связь, я сразу же наберу вашу дочь, обещаю!

Неля Ивановна пыталась выйти на связь с дочкой, которая живет в Норильске.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Я снимаю шапку и крещусь, наверное, это единственная форма обещания, которая здесь действует. Вечером мы позвонили дочке Наташе в Норильск, она уже собиралась выезжать за матерью, чтобы забрать ее в Россию.

ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

В холле больницы грязь по колено. Какие-то волонтеры или санитары размазывают ее швабрами, осознавая бессмысленность этого занятия. Из синего бака люди набирают воду, она жуткого темно-коричневого цвета, техническая, но другой воды в городе нет. Стены исписаны посланиями: «Таня, мы уехали. Белосарайка» или «Мы на 1 эт.». Комната «Дети».

За грязной водой стоят очереди, другой - нет.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Находим главврача больницы Ольгу Петровну Голубченко. От интервью она отказывается, говорит, что в больнице все хорошо, все есть: персонал, медикаменты, еда. В глаза не смотрит и вообще говорит с плохо сдерживаемой злобой. Мы пытаемся объяснить, что у нас есть возможность организовать помощь... В итоге просто разворачиваемся, не прощаясь, и уходим в основной корпус.

Стены больницы исписаны короткими сообщениями.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Темные бесконечные коридоры, запах гниющей плоти. У кого есть сигареты - курят, потому что о какой-то больничной стерильности говорить нет смысла. При нас прямо в коридоре медсестра чистит загноившуюся рану какой-то женщине, она скрежещет зубами.

Больница трясется от взрывов. Вот заработал миномет «Василек», а вот «Васильку» прилетело в ответ. Вдоль фасада просвистывают пули. Бахнул гранатомет, его поддержала зенитка, жизнь в Мариуполе идет своим чередом. Если это можно назвать жизнью.

НЕБО НИЧЕГО НЕ ОБЕЩАЕТ

На следующем этаже то же самое. Смрадный сумрак, выбитые окна заколочены кусками картона.

Мужчина в инвалидной коляске рассказывает, как его ранило:

- Просто из подъезда вышел, и тут прилетело. В воскресенье, 13-го числа. Я обратно в подъезд, а соседи - три трупа сразу, вышли покурить.

Михаил получил ранение, но остался жив, его соседям повезло куда меньше.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

- Вас перевязывают?

- С прошлого четверга не видел никого. Осколок остался, найти его не могут, рентген не работает. Ну ничего, буду теперь на рамках на проходной звенеть, - шутит невесело Михаил.

- Эвакуацию предлагали?

- Да в чем я поеду, дома хоть одежда есть.

- Квартира целая?

Михаил машет рукой:

- Стекол нет, вся мебель горой лежит. Но жить-то есть где!

На носилках у стенки лежит Саша. Говорит, «ранило, как обычно, - за дровами пошел».

Ищем отделение хирургии и находим... Коридоры перекрыты стенами из мешков с песком. Такие же стены на окнах, но с бойницами. Украинская нацгвардия собиралась здесь биться, но передумала.

Гора трупов в одном из помещений больницы.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

Разбитый кофейный автомат, разгромленный рентген, вообще все что можно переломано, даже столы. Но это не самое страшное. В палатах лежат трупы, аккуратно упакованные в шторы, одеяла или просто внавал, с трубками капельниц, шинами, аппаратами Илизарова... Тихо здесь, конечно, если вычесть артиллерию. Только постукивают жалюзи в выбитых окнах. Молчит толпа людей у входа в больницу, где не лечат, а просто кладут умирать. Люди вслушиваются в идущий бой, пытаясь отделить момент, чтобы сразу залечь. И все чего-то ждут: эвакуации или гуманитарки.

У входа в больницу толпятся люди. И всё же здесь тихо...

Фото: Дмитрий СТЕШИН

- Я мира жду, - сказала мне усыпанная веснушками девушка Даша, - а вот в эвакуацию с четырехлетним ребенком не поеду!

- Меньше уже обстреливают?

Дарья не собирается в эвакуацию, а ждет скорого мира.

Фото: Дмитрий СТЕШИН

- Да так же...

Даша, как и все мы, смотрела на небо, но небо пока не обещало ничего хорошего на ближайшие дни.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Месяц спецоперации: Олигархов раскулачили, Фейсбук* закрыли, «звезды» отчалили. Да мы мечтать об этом не могли

Ровно месяц назад 24 февраля Россия начала спецоперацию на Украине (подробнее)

Сколько еще продержится Украина: объясняем, что показал месяц военной операции

На вопросы «Комсомольской правде» ответил экс-главком Сухопутных войск России генерал-полковник Владимир Чиркин (подробнее)