Мариэтта Шагинян замахивалась топором на Корнея Чуковского и отказалась от встречи со Сталиным

Пмсательница Мариэтта Шагинян. Фото: Савостьянов Владимир/ТАСС

Скажем прямо: сегодня книги Мариэтты Шагинян не входят в списки бестселлеров. Мало кому придет в голову читать книги «Гидроцентраль» (1931) или «Четыре урока у Ленина» (1968). Она кажется совершенно забытой, оставшейся в советском прошлом писательницей. Но биография ее такова, что стоит пересказать отдельные фрагменты: за прожитые ею 93 года там набралось немало удивительных историй. Порой эксцентричная, вспыльчивая и яростная Мариэтта стала незабываемой для всех, кто ее знал.

«Девы нет меня благоуханней!..»

Она родилась в Москве, в семье армян. Получила отличное образование. И уже лет в 18 проявила себя в русской литературе, причем неожиданным образом. 20-летний поэт Владислав Ходасевич внезапно получил от нее записку: «Вы угнетаете М. и бьете ее. Я люблю ее. Я Вас вызываю. Как оружие предлагаю рапиры. Сообщите подательнице сего, где и когда она может встретиться с Вашими секундантами».

Ходасевич потерял дар речи. Он говорил: «С М., о которой шла речь в письме, Шагинян не была знакома: только донимала ее экстатическими письмами, объяснениями в любви, заявлениями о готовности «защищать до последней капли крови», - в чем, разумеется, М. не имела ни малейшей надобности».

Ходасевич вежливо попросил передать, что с барышнями не дерется. А через три месяца ему внезапно передали букетик фиалок от какой-то «чернявенькой девушки». И вместо того, чтобы сражаться, они подружились. Ходасевич писал: «Мне нравилась Мариэтта. Это, можно сказать, была ходячая восемнадцатилетняя путаница из бесчисленных идей, из всевозможных «измов» и «анств», которые она схватывала на лету и усваивала стремительно, чтобы стремительно же отбросить. Кроме того, она писала стихи, изучала теорию музыки и занималась фехтованием, а также, кажется, математикой. В идеях, теориях, школах, науках и направлениях она разбиралась плохо, но всегда была чем-нибудь обуреваема. Так же плохо разбиралась и в людях, в их отношениях, но имела доброе сердце и, размахивая картонным мечом, то и дело мчалась кого-нибудь защищать или поражать. И как-то всегда выходило так, что в конце концов она поражала добродетель и защищала злодея. Но все это делалось от чистого сердца и с наилучшими намерениями».

Буйная Шагинян все время в кого-то платонически и беззаветно влюблялась: то в Зинаиду Гиппиус, то в Андрея Белого, то в Рахманинова, а Ходасевичу без конца говорила: «Владя, вы погибаете!» - потому что он не разделял в полной мере ее страсти. Так же она влюбилась и в революцию…

Но еще до этого начала выпускать сборники стихов. В одном из них было стихотворение «Полнолуние», написанное от лица проститутки. У героини для клиента был накрыт целый банкет: «Розовеют тусклые гранаты, ломти дыни ароматно вялы; нежный персик, смуглый и усатый, притаился в вазе, запоздалый…» «Кто б ты ни был – будешь господином. Жарок рот мой, грудь белее пены…» Заканчивалось стихотворение гордым утверждением: «В эту ночь - от Каспия до Нила - девы нет меня благоуханней!»

Финальная строка впечатлила многих. Куприн при встрече с улыбкой сказал ей: «Благоухни мне, как бутон»… И подумать только, что это написала будущая создательница Ленинианы!

Деда Ленина звали Израиль

При советской власти Мариэтта с ее страстностью пришлась ко двору. Была корреспондентом «Правды» и «Известий», получала новое образование (мнералогия, энергетика, прядильно-ткацое дело - промышленность с тех пор ее всегда безумно интересовала)… Художественную литературу она, впрочем, после романа «Гидроцентраль» забросила: «Я оглянулась на себя: ну что я такое? Глуховатая, подслеповатая, некрасивая женщина с очень дурным характером». А вот в среде студентов, изучая математику, 43-летней Шагинян было хорошо.

Причем ту самую «Гидроцентраль» еще в рукописи прочел Сталин, и пришел в такой восторг, что собирался сам написать предисловие, да не выкроил времени. Но с Шагинян он был совсем не прочь познакомиться, приглашал ее на встречу…

А она не пошла, хотя очень хотела. И причина была простой - Мариэтта Сергеевна была почти глуха. Это стало следствием перенесенной когда-то болезни, и очень ее смущало (она стеснялась перед вождем). А еще приводило к массе курьезных ситуаций.

Самая знаменитая связана с Корнеем Чуковским. Тот писал в дневнике: «Мариэтта Шагинян, несомненно, из-за своей глухоты, отрезана от живых литературных кругов, где шепчут, она никаких слухов, никаких оттенков речи не понимает, и поэтому с нею очень трудно установить те отношения, которые устанавливаются шепотом... Как-то в Доме искусств она несла дрова и топор - к себе в комнату. Я пожалел ее и сказал: «Дайте мне, я помогу». Она, думая, что я хочу отнять у нее дрова, замахнулась на меня топором…»

Но вообще Чуковский был ее близким другом, которому она о многом рассказывала. Ну вот, например, уже в конце 60-х, о работе над Ленинианой. Чуковский пишет: «…Она нашла, что мать Ленина была дочерью еврея-выкреста Бланка, местечкового богача. Мариетта выследила этот род. Настоящее имя этого выкреста было Израиль. При крещении он получил имя Александр. Со своим открытием Шагинян поспешила к Поспелову (советский партийный деятель, один из авторов официальной биографии Ленина. - Ред.). Тот пришел в ужас. «Я не смею доложить это в ЦК». Шагинянше запретили печатать об этом».

А еще она говорила о своей ненависти к Максиму Горькому. Ее возмущало, что знаменитому писателю платят валютой, причем огромные суммы. А кроме того, она считала, «что он пустопорожний писатель, ну вот как пустой стакан, чем его ни нальют, то в нем и есть». Но и Горький отвечал ей тем же, в письмах издевался над ее стилем. «С русским языком обращаются зверски: Шагинян Мариэтта сочиняет: (…) «комендант закусил рюмку водки маслиной, проколотой вилкой». За ее роман «Перемена» ей следовало бы скушать бутерброд с английскими булавками».

Встреча с ксероксом

Была ли она хорошей писательницей? Во всяком случае, была хорошей очеркисткой, и ее «Зарубежные письма» (1964) до сих пор могут служить отличным путеводителем по Европе (ей самой ориентиром для путешествия по Франции служила книга Стендаля, вышедшая за 130 лет для этого). Шагинян было за 70, но она была абсолютно неутомима. Например, ей хотелось найти хороший путеводитель по Греноблю, не туристический, а такой, где говорилось бы о том, как живется простым людям в регионе Дофинэ. Метнулась в редакцию «Юманите», перерыла там все архивы, нашла то, что ее интересует, и начала умолять журналиста, чтобы он срочно нашел машинистку, которая бы перепечатала текст. Готова была ждать день, два, бегать по всему Парижу. «Товарищ… переспросил: «Машинистку, чтобы снять копию?» — тоном, каким встретил бы просьбу нанять извозчика, чтоб ехать в Америку. Он подошел к чему-то, похожему на ящик, и взял у меня из рук брошюру. Пять минут я стояла и смотрела, как он накладывает ее на плоскость, снимает страницу за страницей, и ровно через пять минут получила в руки… восемнадцать страниц петита».

Таково было одно из первых столкновений советских людей с ксероксом (в начале 60-х), и Шагинян в книге долго возмущается, почему такая прекрасная машина не стоит в наших редакциях.

А побывав в городке Монтелимар - «знаменитом царстве нуги, такой вкусной и разнообразной, какой нет даже в Испании», вспомнила: там «шестьдесят лет назад (60!) отбывал воинскую повинность мой первый жених, Леон Кадэ, сын французского кондитера Октава Кадэ, имевшего кондитерскую в Москве, на углу Кузнецкого моста. Я была тогда в восьмом классе гимназии, и романтический эпизод продолжался недолго. Но длинные послания шли из Москвы в «Монтелимар-Дром», а из Монтелимара в гимназию Ржевской ответно приходили посылки с нугою… И вот привелось под осенним дождичком, в глубокой старости, медленно проехать по главной улице, где справа и слева, под всевозможными вывесками, в фантастических упаковках глядела на нас монте-лимарская нуга всех сортов, всех фасонов, сотен названий. Где-то сейчас - и жив ли - Лева Кадэ?»

СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ

Как в СССР хотели толкать Землю к Солнцу с помощью атомных двигателей (подробнее)