Почему Эдита Пьеха не любит, когда ее называют звездой?

Эдита Пьеха – легендарная певица времен СССР – по прежнему поет, ездит по стране с концертами и имеет большой успех. Пьеха стала известной еще в новогодний вечер 1955-56 года. По приглашению Александра Броневицкого выступила с первым в СССР вокально-инструментальным ансамблем "Дружба" с шуточной песней на польском языке "Автобус червоный". На следующий день о прекрасной талантливой незнакомке заговорил весь артистический Ленинград и Эдита стала солисткой ансамбля, в котором проработала до 1976 г.Александр Броневицкий стал впоследствии ее первым мужем и отцом дочери Илоны Броневицкой – тоже известной певицы. Сегодня гордность Эдиты - ее внук Стас Пьеха. Исполнитель взял фамилию бабушки.

Эдита Пьеха ответила на вопросы читателей 29 октября.

Представляемт видеозапись трансляции и стенограмму.

Ведущая - Марина СУРАНОВА.

- Сегодня у нас в гостях известная певица Эдита Станиславовна Пьеха. Ее даже представлять не надо широкому кругу зрителей, все ее прекрасно знают. Была даже такая песенка «Если хочешь ты иметь шапочку из меха, научись сначала петь как Эдита Пьеха» - знаете такую песню?

- Нет, в первый раз слышу.

- А вы вообще знаете какие-нибудь песенки о себе или присказки? Вы были в СССР звезда, которая просто…

- Я говорила вам – я не звезда, я полюбившаяся публике артистка. А звезды – они холодные, это один воздух там, где-то высоко в воздухе. А я живая, я по Земле хожу, какая я там звезда? Это я категорично всегда всем объясняю. Так же, как объясняю всем, что я выступаю не на площадке, а в театре, или в доме культуры, или в каком-нибудь даже клубе. Но не на площадке. Надо беречь русский язык, красоту его. Так что я - полюбившаяся публике артистка. Что-то там про меня, какие-то анекдоты были даже, но не злые, слава Богу.

- Вы не знаете злые, вы знаете только добрые, наверное?

- Не коллекционирую. Не до этого было. Я уже процитировала фразу: «Работа, песни, города, и только так, и не иначе». На бегу, жизнь на ветру – такая тоже песня была. Бежишь. Вот на Камчатку прилетел, девять часов разница, в этот же день надо выйти на сцену. И вот выходишь – вот такая, без шампанского, а как во хмелю заяц – думаешь: надо, Пьеха, надо. Все.

- Я встречалась с вами несколько лет назад, вы совершенно не изменились с тех пор. Вот я изменилась сильно, а вы абсолютно не изменилась. Мне кажется, вы знаете секрет.

- Сами про себя вы никогда ничего не можете знать. Потому что со стороны виднее. А самому можно себя принимать, а это самое страшное и самое опасное. Это значит ввести себя в заблуждение. А секретов не бывает. Все, что трудно – это на самом деле очень просто, - это говорили древние греки еще. Я в этом убеждена. Вот вчера на этой несчастной квартире диван мне надо было раздвинуть – Люба со всех сторон его и так поворачивала, и так. Потом я смотрю – тесемочка, это стопор, говорю, давай его перережем. Перерезали, и диван раздвинулся. Так что секретов не бывает. Главное – дайте ключик к себе – себя узнать. Каждый человек, каждая женщина особенно, это своего рода компьютер. И у этого компьютера есть свой код, если ты его расшифруешь, узнаешь, ты будешь жить в ладу и согласии со всеми окружающими тебя людьми. Конфликты – это озлобленность. А зло – оно обязательно действует так, что ты становишься страшным, как Баба Яга. А я не злая, я добрая. Но я могу взорваться. Как Макаренко учил, знаете, я ж педагогический лицей заканчивала в Польше. Был у меня этот взрыв, я один раз поколотила Илонку, потом обе плакали. А второй раз тоже поколотила внука – за капризы.

- Это Стаса?

- Да, Стаса. Поэтому я знаю, что этот метод взрыва действует. Поэтому Стас как-то сказал даже – Дита у нас (они меня по имени называют) добрая, покладистая, но во гневе берегись ее.

- Я знаю, что вашего внука вы назвали в честь своего отца, это так, да?

- Да. В четыре года я была на его похоронах. Я все осознавала, что я потеряла папу. Да, думала, теперь тебя никто не защитит… Ты же родишь сына, и он будет носить имя и фамилию твоего папы. Понимаете, я такой вот крупный политик тогда уже, в четыре года, была. Когда я родила Илонку, думаю, второго ребенка родить невозможно, я три года уговаривала свекровь, чтобы она разрешила мне родить.

- А разрешение свекрови нужно было для чего?

- Чтобы она воспитывала. Потому что я же все время на гастролях.

- С Броневицким?

- Да, да. Мы 20 лет катались. Короче, я сдержала слово. Потому что помогла мне в этом Илона. Она родила сына. Ее муж говорит, он литовец был, Пятрас Герулис. Герулис – это «допрос» в переводе на русский. Он говорит, назовем его Наполеонас, у меня любимого дядю так зовут. Я говорю – стоп, Пятрас, ты что, он будет мучиться с этим именем. И сама думаю, как же мне сказать ему. И говорю – послушай, Пятрас, в Литве тоже есть очень известное имя Станислав. Давай назовем его Станислав Герулис, очень же красиво. Он говорит – я должен подумать. И наконец говорит – ну ладно, я, говорит, согласен назвать своего сына Станислав Герулис. Потом я стала мучиться, как же мне быть, чтобы его Пьеха еще назвать. И тогда, случайно оказавшись в Афганистане, я вижу - бегает девчушка маленькая в посольстве, и я спрашиваю у жены посла – а это кто? А это наша подопечная дочку родила, но развелась, некому воспитывать, и мы ей опекунство оформили, она даже нашу фамилию носит. Я думаю – ага, опекунство – это повод дать Стасу фамилию Пьеха.

- И таким образом он стал Стас Пьеха?

- Да. Но надо было иметь согласие. Илона на гастролях, Илона заканчивала институт театральный. Я говорю – Илоночка, ну я ж все время его на гастроли буду возить везде, он будет со мной. Она мне – мама, делай, что хочешь, все равно он мой. Я говорю – конечно, я у тебя его не отнимаю. И так он получил и имя, и фамилию мою. И я очень горжусь. И он тоже говорит – ведь род Пьеха надо продлевать.

- А вам, кстати, Эдита Станиславовна, не обидно бывает иногда – вот сейчас все знают фамилию Пьеха и, в первую очередь, молодежь ассоциирует ее со Стасом…

- Стоп, стоп. Когда я где-то появляюсь, все говорят – большой привет вашему внуку, мы его очень любим. Как хорошо, что у него такая же фамилия, как у вас. А он мне говорит: когда я выступаю, мне говорят – как хорошо, что ты выступаешь, большой привет твоей бабушке. То есть, у нас обмен…

- Преемственность поколений получается.

- Да, да. Получается, что ему комплименты в мой адрес и мне – в его адрес.

- Гармония полная, семейная.

- Это очень получилось хорошо. Хотя были недоброжелатели, каждый в меру собственной испорченности думает, что я ему эту фамилию дала, чтобы он стал артистом. Никто не предполагал, что он пойдет на «Фабрику», которую он вспоминает с благодарностью… Но сейчас он встал на ноги, он Станислав Пьеха.

- А Стас говорил мне, что он дизайнер изначально был, да? Но это было давно и неправда.

- Он стилист-парикмахер. Это правда. Он какое-то время потратил на то, чтобы освоить азы парикмахерского искусства. И испанская школа у него там. Ну, вот Илонке он иногда что-то делает… А когда его спросили – ну, а бабушке? Он говорит: бабушка это классика, а классику не трогайте.

- Эдита Станиславовна, вот вы сейчас живете в Москве не совсем в комфортной квартире.

- Я проездом здесь.

- Но вы же не с концертами на этот раз в Москве?

- Как не с концертами? Сегодня концерт памяти Махмуда Эсамбаева, с которым я была очень близко знакома. Я с удовольствием буду участвовать в этом концерте. А вчера была грандиозная съемка на Первом канале по случаю 80-летию женщины, которая выглядит на 50.

- Да, к дню рождения Пахмутовой.

- Да, Александра Николаевна Пахмутова. Я здесь так просто не бываю, что вы. Но раньше была гостиница, одна, вторая, третья. Потом дочка построилась, я у нее очень люблю останавливаться. Но до нее далеко ехать.

- И у дочки еще много народу и страшные животные?

- Животные замечательные. Животные эти чудные. Эта Пумба, великий свин огромный, хряк такой – он добрый такой, он все понимает, они же умные, свиньи, у них голова работает, будьте любезны. Ну, и есть еще там Супоня, она там тоже живет вместе с этим Пумбой, и еще две собачки у нее. То есть, она меня догоняет, у меня чуть больше. У нее получается четверо животных, а у меня пять собак. Причем, они как люди, любимые, я их считаю членами семьи. Когда я проезжаю мимо какого-нибудь универсама, первым делом надо косточки купить собачкам. А когда я приезжаю, что творится – они так знают меня хорошо, голос узнают, и если включить мою запись, они застывают и слушают, думают, что я рядом где-то стою.

- Да, собачки знатные. Из-за одной из них вы очень долго мучились с ногой.

- Да, было.

- Два года вы не могли из-за этого выходить на сцену.

- Ну да, потому что был перелом осколочный, со смещением. И ногу заковали в две пластины железные, и это не давало мне возможности двигаться. Но потом со мной было такое парадоксальное, когда я получила письмо от какого-то мужчины, я даже не запомнила – вы, наверное, расстреляли эту собаку, я вас очень люблю, я бы сам ее застрелил… К сожалению, мы с ним по разные стороны баррикады, это не мой способ. Мстить – это очень мелко, тем более, безобидной собаке, которая нечаянно что-то сделала. Собаки – как люди, только говорить не умеют.

- Вот вопросы от наших читателей. Эдита Станиславовна, добрый день, мы знаем, что вы снимались в кино. Не хотели бы вы сейчас попробовать себя в кинематографе? Если да, то какую бы роль вы мечтали сыграть?

- Когда я была молодая, конечно, мне это очень нравилось. А мне было 30-35 лет, мне посчастливилось в трех художественных фильмах участвовать. Не в главных ролях. В «Бриллиантах для диктатуры пролетариата», в «Ошибке резидента» и самый первый фильм был «Неисправимый лгун» с Вициным. Замечательно, мне так понравилось. Вот там я играла Эдиту Пьеху. А в других фильмах я играла разведчиц, шпионок. Потом стали предлагать еще играть шпионок, и я подумала – мне бы сыграть что-нибудь такое, как Симона Синьоре – какую-нибудь трагедийную роль, психологический образ, я бы смогла. Но искать режиссера для того, чтобы меня снимали, я не хотела.

- Скажите, пожалуйста, какой момент в вашей богатой впечатлениями жизни запомнился вам больше всего?

- Моя жизнь длиною в 72 года, я же не вела дневник, как я могу запоминать какие-то самые главные моменты? Их было много. Ну, я не скажу, что каждый день. Но если даже по одному событию в год возьмем… Вот осталась в памяти на всю жизнь смерть брата. Проводы моей мамы, когда я уезжаю учиться в Советский Союз. Я только позже поняла, что она чувствовала. Она уже тогда решила, что она меня потеряет. В каком плане? Что я не вернусь жить в Польшу. Она это предчувствовала. По-видимому, матери это чувствуют.

- Она поняла, что Россия слишком притягательна?

- Нет, нет, она не хотела, чтобы я далеко уезжала. Ну, на учебу – пожалуйста. Но она сказала – ты не вернешься. Мама, почему я не вернусь? Это меня потрясло. А потом – рождение дочки. Ну, самое, конечно, сильное впечатление – рождение внука и внучки тоже. Потому что не случайно говорят, что внуков мы любим больше, чем своих детей. Это правда. Потому что мы еще слишком зеленые были, чтобы как-то свою любовь проявлять к своим детям. Да, я свою дочку спешила родить, я родила ее в шесть с половиной месяцев… недоношенную, но потом бабушка помогала, Эрика Карловна - мать Александра Броневицкого. Она выросла такая, и все равно я …- неужели это моя дочь, неужели моя дочь? А родила она внуков. Это мои внуки, это мои. Я даже думаю иногда, неужели люди и вправду думают, что Стас – мой сын? Ну, смешно. Но приятно.

- Стаса вы назвали в честь отца. А Илона – это имя тоже значащее для вас?

- Нет, ну, я растерялась – вот в подтверждение тех слов, что мы еще не очень понимаем, что мы мамы. Я думаю, а как же мне назвать дочь. У меня не было кукол, а тут кукла, такая маленькая – как ее назвать. Я все перебирала в голове – ну как же, как же. Ну, мое имя – Эдита – мама придумала. А бабушка во Франции настаивала, чтобы я была Марией. Так мой папочка, царствие ему небесное, придумал – Эдит тебя Мари. А тут я думаю – как же я назову? И тут Эрика Карловна, полунемка, полулатышка, она говорит – в Латвии очень популярное имя Илона. Я говорю – откуда оно? Оно венгерское. Илона – Елена по-русски. Пусть будет Илона, но в переводе Леночка. Я говорю – мама, как хотите. Я ее называла «мама», потому что она очень заботилась тоже обо мне. Я всегда из-за границы привозила ей… ну как, за границей мы были бедные, и суточные получали, и если иногда что-то какой-то гонорар за дополнительную передачу на телевидении, тогда я покупала ей то сапожки мягонькие, чтобы ей было удобно, то шубку какую-нибудь, она всегда гордилась. А меня почему-то называли сокращенно, даже не знаю, кто это придумал, - Диша. И вот она всегда наденет и говорит – вот это Диша мне из-за границы привезла.

- Важничала?

- Да. Она точно так же, как и Клавдия Ивановна Шульженко, жила долгое время в Харькове, ее муж был военный – Александр Семенович Броневицкий. И они волею судеб тоже жили в Харькове, на Дальнем Востоке. А в Харькове она познакомилась, будучи молодой, с Клавдией Ивановной Шульженко. И она всегда говорила: «с Клавочкой мы дружили даже», с такой гордостью. Ну, она уже была старенькой и потом тоже Альцгеймер к ней подкрался, и она уже не помнила ничего. Но она говорила – я тебя не знаю, но голос твой я где-то слышала… Но знаете, мой девиз по жизни – что человек должен помнить все хорошее и отсекать, отсекать, отсекать, как скульптор – оставлять только хорошее.

- Вот девиз я поняла. А любимая песня существует?

- Как же я могу петь не любимые песни? Я могу петь только те, которые затронули мое сердце. И даже иногда иду на компромисс. Я предпочитаю петь песни, которые я для себя открыла, которые мне кто-то доверил исполнить первой. Это был Оскар Фельцман, это был Флярковский. Нет, Флярковский мне не доверял первые песни. Это был Александр Морозов, он мне доверял, еще будучи ленинградцем молодым. Марк Фрадкин. Но когда я слышу какую-то песню, которая затрагивает меня, вот так берет за душу – думаю, возьму и спою. Иначе чуть-чуть, как я чувствую. Такая была история с песней Флярковского «Стань таким. Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу». И вот готовясь к своему юбилею, я в свой репертуар включила песню Александры Пахмутовой «Как молоды мы были» и песню Марка Фрадкина «А годы летят». И летят они, не остановишь, но главное – держать их, как птицу, за хвост.

- Да, это точно. Вот вопрос по поводу песен. Уважаемая Эдита Станиславовна, год назад я купила ваши три видеодиска, я в восторге, можно ли узнать, планируете ли вы выпуск аудио и видео еще?

- Дело в том, что за последнее время я пришла к выводу, что новое – это хорошо забытое старое. А за мою жизнь и выступления на сцене я спела где-то более 500 песен. И не все изданы, что-то записано на радио, что-то устарело. И поэтому я пытаюсь воскрешать и давать новую жизнь тем замечательным песням, которым я не придала в свое время большого значения. Так что каждый год я два раза в Ленинграде выступаю с сольными концертами - в день рождения и 30 декабря, в канун Нового года, как итог старого, ушедшего года. И обязательно включаю 4-5 забытых мною песен. И вот сейчас тоже листаю старые программки свои: мои костюмерши - они менялись, кроме Любы, были еще две женщины - они записывали, что я и в каком городе пела. Так что не исключено, что я специально что-то запишу, чтобы еще издать один диск. Было бы хорошо его назвать «На волне моей памяти». Ну, а вообще-то был такой диск, он назывался «Тем, кто любит Пьеху». В общем, я знаю, зачем я живу, знаю, зачем я выхожу на сцену. Когда меня спрашивают, что для меня сцена, что для меня концерты, я отвечаю коротко – это моя любовь, это моя жизнь.

- Скажите, а как вы относитесь к пиратским копиям ваших дисков?

- Плохо.

- Говорят, что это популяризирует творчество?

- В какой-то степени, может, да. Но я не тот человек, который ищет тех пиратов, кто издал мои пластинки, чтобы получить с них дивиденды. Мне не до этого, у меня нет времени. Извините, я спешу – так скажу. Ну, если они выпускают, ну, как говорят, нет худа без добра. Но я считаю, что это уже на совести тех людей, которые рискуют просто качеством.

- Еще вопрос. Эдита Станиславовна, очень люблю ваше творчество, ваши песни. Знаю, что вы выступали во Франции, в Афганистане, во многих других странах по всей нашей стране. В последнее время информацию о событиях в вашей творческой жизни я получаю из вашего Интернет-сайта, иногда в газетах что-то бывает. Скажите, где планируются ваши выступления в ноябре?

- Очень трудно мне сейчас сказать, но я знаю, что дважды Киев будет. И совсем недавно я попала в такую историю – была запланирована поездка в Кишинев, быть там членом жюри и потом еще выступать. И моя помощница забыла загранпаспорт, точнее, она его отдала в посольство итальянское на предмет оформления визы для отдыха. И мы являемся в Шереметьево, а нам говорят – без загранпаспортов не полетите. Я звоню в Кишинев, а они говорят – а вы что, не знали, что Молдова – это заграница? Я говорю – нет, не знала, для меня это была Молдавская народная республика. Ночью сегодня, представляете, раздался звонок – вам звонят из Америки. Я говорю – не рановато, пол-третьего ночи? Они, ой, извините, мы перезвоним. Мне довелось петь в Карнеги-холле, это был 1985 год, это было по приглашению общества «Родина», соотечественники организовали мое выступление, там еще выступал Женя Мартынов, это был интересный такой сплав, он более современный. И успех был грандиозный. Я запела там песню «Ночь плывет над Невой, только мне не до сна», и вдруг в зале: «Хочу в Ленинград», такой крик души прямо был. Там была смешанная публика. Но в парижской «Олимпии» я дважды выступала, в Каннах представляли фирму «Мелодия», как рекордсмен по миллионным тиражам. Ну Афганистан – трижды. Куба – восемь раз. Страны Латинской Америки. Я была первой артисткой в Боливии, в Лапасе, на высоте 2,5 тысячи метров над уровнем моря, я выступала там для боливийцев. Даже министр культуры подарил мне шикарное пончо из шерсти ламы. Мы были первыми советскими людьми, которые ступили на землю Гондураса. В Тегусигальпе – столице Гондураса – когда мы туда приехали к концертному залу, мальчишка подбегает, чумазый и так – кх, кх; я – ой! Он – ту коммунисто? Си ё коммунисто. Кх, кх, кх. Я руки подняла. Он – а-а-а – и ушел. Потом концерт закончился, я смотрю, он опять стоит. И говорит – но, ту но коммунисто, ту мара милиоса кантара. Ты не коммунистка, ты великолепная певица!

- Вот так!

- Да. И на Кубе я даже получила один из моих титулов, который мне очень нравится – ла синьора кансоне. Госпожа песня. Я ничего не придумывала про себя никогда. Вот такой замечательный был первый мэр нашего города Анатолий Собчак, он очень любил посещать мои концерты, не только мои, но еще и другие, наверное. И в один из концертов, в день рождения, пришел с букетом цветов и говорит – вот вам адрес, и согласно этому адресу мы считаем, в мэрии, что вы королева песни нашего города. То есть, официальный титул и маленькую диадемочку получила. Ну, это символически…

- Скажите, пожалуйста, если бы вам предложили взять что-то на необитаемый остров и отправили вас туда, какие из многочисленных костюмов, вещей вы взяли с собой?

- Собак бы взяла, хотя бы двух-трех. Без собак нельзя. А там можно было бы что-то придумать.

- А икону вы мне показывали, маленькую, бумажную?

- Это вообще без разговора, она всегда со мной, она в сумочку помещается.

- А сколько ей лет уже?

- В 1947 году мне ее во время первого причастия, я ж католичка, во время первого причастия священник дарил каждому вот эту иконочку. Она чудодейственная. Когда было татаро-монгольское нашествие, ворвались они в этот костел, и кто-то из монголов мечом прямо по лицу этой иконы – и оттуда хлынула кровь. Это достоверный факт. И вот с тех пор ее считают чудодейственной. Там паломников столько! А я даже консулу польскому говорила – я хочу туда обязательно слетать, это Ясная Гура, называется Ясная Гора – и поклониться. Она же всю жизнь меня опекает, с 10-летнего возраста.

- Она ваш талисман, она спасает вас, помогает вам в жизни?

- Да, я верю в это. И он мне посоветовал – надо только когда будет очень холодно, потому что летом, когда тепло, там не пробиться… И она сохранилась даже во время фашистской оккупации.

- Хотела вас еще спросить про вашу замечательную домработницу Веру, я знаю, что она одна из ваших близких друзей. Вера и Нина Вячеславовна живут с вами очень давно. Вера большая поклонница «Зенита». Меня просили спросить поклонники «Зенита», а вы как относитесь к «Зениту»?

- Есть объяснение. Я же ведь ничего не делаю без эмоций. И если я буду смотреть еще футбол, я, во-первых, потрачу жуткое количество своих эмоций. Но у меня есть еще такой недостаток, после действия очень…… у меня эта игра еще перед глазами будет дня три... Я сказала, нет, я не буду себе сложности создавать, я лучше почитаю новеллу или там полистаю Цветаеву и Ахматову, чем я буду глупостями заниматься. Для меня это табу. А она – да, это ее жизнь. Она выросла в детском доме. Хотя у нее была мама, но мама была, к сожалению, не полноценная, она остановилась в своем развитии после скарлатины в 9-летнем возрасте и она такая как ребеночек. И Вера обрела семью в моем доме. Хотя это большой ребенок, ей уже было 20 с чем-то… Она тогда ничего не умела… Я даже неоднократно кричала – дай мне фамилию твоего директора детского дома, я его задушу – неужели он тебя не научил даже посуду мыть правильно. Но ничего, она долго, но учится. И каждый день все сначала. Как говорил Ленин – учиться, учиться и учиться.

- Эдита Станиславовна, у вас в жизни было три мужа.

- Да. Но на самом деле только один.

- Броневицкий. Вы его любили?

- Да, конечно.

- Вот что лучше, как вам кажется, быть любимой или любить? Вы и любили, и были любимой, наверное.

- Ну, я считаю, что любить – очень страдать, если тебя не любят. А быть любимой – для меня это было бы неудобно, что я не люблю. Поэтому я быстро разбиралась в своих неправильных замужествах и понимала, в общем, что я не то придумала себе, не того ждала. Я искала все время, мне было как-то интересно услышать в интервью какой-то актрисы, что она тоже искала себе мужа наподобие своего отца. Понимаете, я искала где-то того моего папу, который меня однажды защитил в жизни, мне еще не было четырех – и я это запомнила, когда сосед, профашистски настроенный, я случайно как-то совочком поранила ручку его дочки, и он закричал, хотел меня бить, но папа сказал – она слишком маленькая, чтоб сознательно зло делать, не трогайте ее, пожалуйста. Он меня защитил. И я это запомнила, и я всегда думала – вот я встретила человека, Витю, второго мужа, вот этот точно меня будет защищать. Потому что Александр Броневицкий был музыкант, все, что хотите – пианист, композитор, но никак не муж, и я никак не жена, я тоже была артистка, у нас семья была в гастролях, в гостиницах. И поэтому я уже в зрелом возрасте, в 39 лет, встретив второго мужа, думала – вот этот будет меня защищать. И вот так смотрела, смотрела – нет, это не тот, совсем не тот. Ну, а третий – так, совсем… ну, третий был дипломат большой, он мне в каждый город присылал букеты роз на сцену. Ну, у него была такая возможность. Он был человек бизнеса, не бизнесмен, но понимал прекрасно, как можно за чужой счет жить. Он звонил в обкомы, в горкомы – моя жена выступает, подарите цветы. Работал он в аппарате президента, если это правда. Я чувствовала, что он все время меня обманывает. Поэтому я считаю – это недоразумение в моей жизни. Ну, а Броневицкий – да, надо было научиться быть женой и, как умные жены умеют, научить его быть мужем.

- Броневицкий сделал из вас Эдиту Пьеху?

- Конечно. Но он не был продюсером. Он был музыкантом. Он видел, какая я должна быть. Он слышал, как я должна петь и он меня всегда ругал. И я думала – а почему он не скажет, как делать. И тогда я стала просить, чтобы меня из зала фотографировали. Я глядела на фотографии – ага, я сутулая… он говорил, что я горбатая. Ага, значит, надо так держать микрофон. Он говорил, что я как-то некрасиво иду, и я, значит, тоже засекла – тогда тоже не было видеокамер. А потом я стала просить меня записывать на магнитофон – он говорил, что я не так пою. Я послушала, как я пою. В общем, я сама в себе копалась и путем анализа чтобы найти подтверждение его словам. И тогда я уже вела борьбу с этим. Я даже записалась, помню, к педагогу, к бывшему тенору из Мариинского театра, забыла, как его фамилия – это было давно. И занималась с ним. Он мне объяснил, что есть диафрагма, что есть связочки. Я этого не знала, у меня природная постановка голоса. То есть, все, что я делаю, я делаю просто по зову природы. Она сказала – надо и я пела. А пела – потому что было хорошее настроение.

- Читатели спрашивают, собираетесь ли вы выпускать диск с песнями Александра Броневицкого или видеоверсию концерта, посвященного его 75-летию?

- Да, есть такой компакт-диск, но, к сожалению, по-моему, не профессиональный. Надо поинтересоваться, но кто-то мне сказал, с Кубани позвонили, что нам достался диск с концерта, с 75-летия. А там же участвовали те, кто имели отношение к его коллективу – там и Вилли Токарев приезжал, Анатолий Фокин из Мюнхена прилетел, Виталий Коротаев, недавно умер, царствие ему небесное. Потом Диденко, Стас, Илона. В общем, был громадный концерт. И это было очень и очень торжественно. И мне так жаль было, я ехала то ли в такси, то или еще где-то, я произнесла – Броневицкий, а меня молодой человек спрашивает, кто это такой? Понимаете, он рано ушел. Он не работал на то, чтобы его знали, он жил тем, что он умел.

- Он жил не ради себя, а ради искусства.

- Да. И когда я ему предложила, это была одна из причин, когда я уже почувствовала, что он немножко неправ – я говорю, Шура, смотри, 20 лет я у тебя выступаю, 20 лет публика принимает меня хорошо, не хуже твоего коллектива, но посмотри, ведь нельзя же вечно быть солисткой у них. Давай афишу выпустим «Александр Броневицкий, Эдита Пьеха и ансамбль «Дружба». Ты что? Я советский человек, куда тебя понесло, ты что, карьеристка, у тебя что – завихрения? Я говорю – так ты личность в искусстве и твоя фамилия должна быть крупно написана, ты меня создал и я рядом с тобой, ну, пусть поменьше. Он кричал – ты что, это маразм. Не допускал даже, понимаете, не допускал.

- Да, это грустно.

- Ну да, к сожалению. Но я думаю, что этим не продлила ему жизнь, он бы уступил, и мы бы не разошлись.

- Ну, после вас он взял солистку другую, молодую, он женился на ней, но жизнь как-то не склеивалась, и он умер очень трагично.

- Он тоже ее придумал. Это была судьба – наша встреча, понимаете, это была судьба. Так же, как я оказалась случайно вот в Головановском переулке. Так же и моя первая репетиция в составе хора польских студентов, где Броневицкий был дирижером, будучи еще студентом консерватории, он меня увидел и попросил задержаться. Я думаю, ну, наверное, ругать будет, я же привыкла, что меня всю жизнь ругают – во французской школе ругали, отчим всегда ругал меня. А он говорит – вы так хорошо поете, знаете много песен? Я говорю – много. Спойте. Ну, я ему давай петь, одну, вторую, третью. Ну и все, мы с ним подружились, я была у него поставщиком репертуара для хора польских студентов. Это была судьба.

- Кстати, сейчас Эдита Станиславовна живет близ Головановского переулка, того самого переулка, который был…

- Как я там живу? Я в Москве второй раз в этом доме оказалась. Я не живу. Мне просто дочка предложила остановиться переночевать, вместо гостиницы, чтобы не терять времени на дорогу по вашей замечательной Москве среди пробок. Она сказала – мама, на Ленинградском проспекте есть квартира, которой можно воспользоваться, она находится в Головановском переулке. Я говорю – как, Головановский переулок? Это было первое место в 1955 году, оказавшись среди студентов, которые приехали учиться в Советский Союз, нас туда поселили дня на три-четыре. И твердили – запомните адрес: Головановский переулок. И вдруг Илонка говорит – там есть квартира, в которой ты можешь переночевать. Видите, жизнь как повернулась, может, что-то опять у меня новое начнется? Может, это какой-то знак свыше.

- Да, очень может быть. Вот тут спрашивают – Эдита Станиславовна, вы много лет являетесь символом Ленинграда, Петербурга и воспели прекрасный город на Неве в песнях. Расскажите, пожалуйста, о ваших любимых местах в Санкт-Петербурге. Спасибо. Творческих успехов вам, радости и здоровья.

- Как трогательно. Действительно, мне бывало до боли приятно, когда говорили: ну вот, Исаакиевский, Медный всадник, Эрмитаж и Эдита Пьеха – это же символы Ленинграда. Я говорю: перестаньте, это слишком далеко. А так я хожу по Ленинграду, где бы я ни ходила, люди всегда смотрят: вот Эдита Станиславовна. Мне приятно, я как родная стала там. Да не только в Ленинграде. Все-таки 54 года быть на экране… Поэтому этот город я полюбила, и это настоящая моя любовь. Есть у меня даже такая песня «Я как невеста с тобою помолвлена. Всюду с тобой, наяву и во сне». Для меня любимые места – это, конечно, Ростральные колонны. Там неподалеку, через мост стояло общежитие, в котором я жила. Мне очень нравится, конечно, Исаакиевский. Я читала огромную книгу Измайловой про Монферрана и про Исаакий. И, конечно, Эрмитаж. Я там неоднократно бывала, но, к сожалению, маловато. Я думаю, у меня еще есть время почаще там бывать. Ну, и Невский проспект. Когда я его впервые узнала, там очень мало машин было и совсем немного людей гуляло.

- А когда концерты в Петербурге?

- Все, кто любят мои песни и в том числе меня, знают, что у меня уже 15 лет (уже традиция, в этом году будет 15 лет) концерт в день рождения. Афиша гласит: «В день рождения вместе с вами». Мне это очень близко сердцу. Потому что эти люди – самые близкие для меня, которые любят мои песни. Любя мои песни, значит, меня понимают.

- Но так долго ждать еще. У вас же летом день рождения.

- И вторая традиция – это перед Новым годом. Это как творческий отчет. Я это название сама придумала. Когда исполнилось 25 лет моим выступлениям на сцене, я прихожу к директору Ленконцерта и говорю: я придумала программу «25 лет на сцене Эдита Пьеха». Мне говорят: «Вы что, упали с лестницы или крыша у вас полетела? Где вы живете, в какой стране? Какой юбилей? Какие 25 лет? Вы кто? Вы эстрадная артистка, ну и работайте себе на здоровье?» Я говорю: «Нет, Кирилл Павлович, вы, пожалуйста, мне не запрещайте. Будет такой концерт». – «Не будет. Я в горкоме доложу о вашем бреде». Я говорю: «Докладывайте». Действительно, меня вызывают в горком. «Я 25 лет пою в этом городе для своей публики. Почему я не могу выступить и сказать, что я 25 лет уже выступаю?» Меня вызывают: «Ну что, я наслышан о вашей мании величия. 25 лет – юбилей. Ну и что вы этим хотите сказать?» Я говорю: «Вы неправильно поняли. Будет концерт, который будет называться «Творческий отчет перед трудящимися Ленинграда за 25 лет выступлений». – «Это меняет смысл».

- Кстати, обучение на психологическом факультете помогло вам как-то общаться с людьми, находить общий язык с очень трудными людьми?

- Оно мне помогло, во-первых, понимать, что во всем, что бы ни происходило, виновата я. Не бывает плохой публики, не бывает плохого человека. Значит, ты его плохо разглядела. Я научилась уметь оценивать себя со стороны, докопаться до своих ошибок. Ну, и научилась ценить хорошее и поняла, что смысл жизни в том, чтобы помнить хорошее. И благодаря этому ты становишься оптимистом, благодаря этому ты идешь по жизни с улыбкой, а не унывая под гнетом неудач. Неудачи вон, их нет, есть только удачи и впереди еще какая-то звездочка, которая говорит: иди ко мне, я тебе покажу дорогу дальше.

- Эдита Станиславовна, с вами можно разговаривать бесконечно. Мне большое удовольствие доставляет просто общаться с вами, сидеть рядом.

- Я подозреваю, что я дальняя родственница Шахерезады. Когда я у мамы спрашиваю: «Мамочка, почему у меня скулы? Я же полька, мы же славяне», - она говорит: «Твою прапрабабушку в лесу догнал монгол». Все имеет какие-то свои корни. Да, я рассказчица. Мне сказок не рассказывали, поэтому я сама увлекаюсь образами, сама создаю. Когда я пою песню, я ее вижу, поэтому мне легче ее чувствовать.

- Мы должны с вами проститься. Вам же нужно на концерт, вы торопитесь.

- Да, памяти Махмуда Эсымбаева. Про Махмуда Эсымбаева одна фраза. Как-то я оказалась на его концерте. Мне очень хотелось его увидеть, как он танцует, выступает. Я сижу в зале, а мои друзья, мне посоветовали – они дружили с ним, они его в Караганде увидели (туда же чеченцев всех Сталин сослал), мальчишка молоденький танцевал, как бог, и они помогли ему как-то оттуда выбраться. Он оказался в Ленинграде. Меня посадили в первом ряду, я вижу зачарованная, смотрю. Вдруг он после очередного танца говорит: «Я поклоняюсь красоте и живу тем, что я вижу. Я отличаю серость от красоты. А в этом зале передо мной сидит красивая артистка. Это Эдита Пьеха». Как мне стало неудобно. Но он свое сказал. Он был такой, у него талия была как у Лолобриджиды, тоненькая – 60 см, плечи вот такие. Так что я с удовольствием сегодня вспомню его, он перед глазами у меня будет, и буду петь в концерте, посвященном его памяти.