«Топи» Дмитрия Глуховского: страшно, аж ничего непонятно

Обещанная «мистическая утопия» оказалась скособоченным триллером со скомканным финалом, в котором углядели сатиру на суть жизни в России.

Дмитрий Глуховский — писатель одаренный и мастеровитый. Вдобавок он, если судить по интервью, и человек хороший — какой-то незлой в общегуманитарном смысле, что в наше диковатое время встречается реже и реже. На его давным-давно придуманную вселенную «Метро» подсело уже которое поколение подростков разных стран, и это не может не вызывать уважения, даже если помнить, что эти произведения Глуховского — типичная беллетристика без претензий на большую литературу. Правда, потом появился роман «Текст» (а следом и спорная, но все же нашумевшая, и не только из-за эротической сцены с Асмус и Янковским-мл., экранизация), а вместе с ним и творческая претензия автора на нечто большее, чем бестселлеры «для чистки мозга».

И вот вышел сериал «Топи» по его сценарию про группу молодых москвичей, смертельно уставших каждый от своей проблемы, которые вместе едут в монастырь в глуши в надежде на перезагрузку. Жанр 7-серийного проекта, идею которого Дмитрий, по его словам, вынашивал долгих десять лет, он определил как «мистическая утопия». Представляя «Топи» журналистам, Глуховский объяснил, что выбор жанра станет понятен после просмотра сериала целиком: мол, невозможно обойтись без спойлеров, если все рассказать прямо сейчас.

Последняя серия вышла на «КиноПоиске HD» 25 февраля и уже ничто не мешает понаделать выводов по горячим следам. Вкратце впечатления такие: это очередной мистический триллер — родной брат недавних «Территории» и «Игры на выживание», с типичными для жанра фишками (типа чем больше непонятного в кадре, тем страшнее) и клиффхэнгерами и со скомканным, неубедительным финалом.

В духовном родстве с другими триллерами нет ничего дурного: да, действие в «Топях» тоже разворачивается в лесной глуши (с ролью архангельских чащоб прекрасно справились белорусские просторы), но, по крайней мере, это красиво и отлично работает на настроение — мрачная полувымершая деревня, исключительно серое небо, тоска и печаль в воздухе.

В сериале полно отличных мизансцен, нагнетающих саспенс не хуже чем у Кубрика: что-то страшное может случиться — и оно случается, в любую минуту. Изначально Глуховский искусно пускает зрителя по ложному следу: в разрушенном монастыре все вешается и вешается настоятель, а затем он оказывается жив, Денис (Иван Янковский) натыкается на могилу старичка, а потом видит его воочию в качества мужа пенсионерки, взявшей москвичей на постой. Пропадает Катя (Катерина Шпица) и вдруг мы много раз видим безумную постаревшую женщину с таким же платочком; появляется живехонька похороненная было сестра Сони (Анастасия Крылова). Начинаешь думать, что в «Топях» неладно со временем и пространством, но, разумеется, все оказывается совсем не так.

Только вот в самых печальных традициях российских сериалов эти отдельные мизансцены очень условно связаны между собой, их плохо удерживает линия магистрального повествования. Мотивация героев то и дело оказывается, что называется, «рандомной»; они не помнят друг про друга, действуют хаотично и обособленно, быстро забывают про двух пропавших спутниц, немного попереживав в течение одной-двух серий. Тема «сыворотки правды», заявленная в начале, отваливается безвозвратно (Денис изобрел мессенджер TrueTalk, который дает понять, врет собеседник или нет).

Нелогичность развития характеров, отсутствие в них подтекстов — одна из главных претензий к «Топям». Вся идейная сложность на поверку декларируется только названиями серий («Введение», «Исчезновение», «Воскрешение», «Исступление», «Преображение», «Подношение», «Искупление»). Все эти прекрасные в статике герои, часто отлично отыгрываемые актерами, в развитии оказываются никуда не движущимися плоскими схемами на протяжении почти всего сериала. Отрезали Эле (Софья Володчинская) голову — ну и черт с ней, поехали больше. Режут головы тут, кстати, демонстративно и с удовольствием — ну чем не Netflix. Но даже пугают зрителя как-то бесцельно: в кадре обстоятельно показывают фарш, выползающий из мясорубки и ты уже напридумывал себе всего, но, к сожалению, это не тот случай, когда ружье на стене обязательно стреляет. Иногда фарш просто фарш, даже обидно.

Какое-то время обнадеживала линия журналиста Макс (Тихон Жизневский) — единственный из персонажей, совершивший заметный эволюционный скачок. Глуповатый, но добрый и полный витальности, томимый профессиональными амбициями, он мечется между жаждой славы и хтоническим позывом всех спасти на манер русского богатыря. Но в момент кульминации безо всякой внутренней борьбы… оставляет и то и другое, едва ему сулят много денег и пользованный «гелендваген».

Неубедительная поспешность в финале раздражает: все это время нам рассказывали страшную сказку, но, оказывается, по факту забыли как следует ее придумать. Глазам больно смотреть, как Жизневский изо всех сил оправдывает существование своего Макса в финальных сценах, стараясь понатуральнее изобразить мгновенное переобувание своего героя. Не лучше и доля Ивана Янковского: весь фильм пребывая в амплуа обкуренного дегенерата, периодически порываясь прибегнуть к суициду, в финале его страдающий раком Денис вдруг слышит зов совести (он увещевает его голосом матери, что не надо стремиться к выздоровлению любой ценой), мгновенно прозревает и ловко в сговоре с Соней убивает главного злодея.

Кстати, о злодее. Если «Топи» и можно хвалить безудержно, громко и долго, так это за блестящего Максима Суханова в роли Хозяина, и за его гримеров: это определенно новый образ во всемирной галерее киночудовищ.

И на что же надевается вся эта причудливая конструкция, причем тут утопия? Тут без спойлеров точно не обойтись. В конце выясняется, что все странности происходят в Топях из-за отравленной воды в местных водоемах. Поблизости расположен химкомбинат по производству ракетного топлива — отходы попадают в реку, из-за чего вода обладает галлюциногенным действием. Любой, кто приехал в Топи и пьет эту воду, видит наяву то, чего ему больше всего хочется или чего он больше всего боится (почему галлюцинации коллективные, сюжет не объясняет).

То есть никто не оживлял погибшую сестру и старичка, и Катя никуда не пропадала, просто все ее видят старушкой и себе она кажется такой, и т.п. Глуховский описывает по-своему прекрасный мир — то бишь ту самую утопию, где все как ты хочешь без всяких усилий (если только ты не Эля и не Катя и в целом умеешь не напрягаться). Жаль, писатель как-то забыл, что в арсенале человечества давно имеются алкоголизм, наркомания и старое доброе сумасшествие, например.

Вера в торжество гуманизма, ради чего вообще-то сочиняют все истории на свете — даже те, что с печальным концом, тонет вместе с убитым злодеем; не желающий рефлексировать Макс вприпрыжку возвращается в Топи, а единственная спасшаяся Соня бежит и едет в поезде — думает, что в Москву, а на самом деле по кругу. Остается непонятным, какого черта некие злые силы заманили москвичей в зловещую деревню (они же по объявлению приехали). Неужто государство в лице руководства комбината? А зачем?

Впрочем, в самом начале герои вроде бы погибли по дороге к монастырю — разбились в машине. А значит, все, то что с ними происходит, это уже после смерти. Но эта линия как-то потерялась в нагромождении последующих элементов, не всегда подходящих друг к другу.

«Топи — это аллегория на суть жизни в России. Убежав от проблем в Москве, герои фильма попадают в собирательный образ «глубинной Руси». Менты скользкие, люди — зомби, живущие во мраке, зеки и все это под дурманом религиозного фанатизма. И эти топи засасывают героев ментально», — размышляет зритель на кинофоруме Кино-театр.ру, силясь придумать хоть какое-то оправдание увиденному. «Господа, это психоделика. В психоделических фильмах нет идеи, нет особого глубокого смысла», — авторитетно комментирует другой.

Ну, знаете. Осторожнее надо с галлюциногенами.