Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+14°
Boom metrics

Егор Кончаловский: «С большим удовольствием запретил бы в России американское кино!»

Известный режиссер – об упадке, дороговизне и способах возрождения отечественного кинематографа [аудио]

Фото: Михаил ФРОЛОВ

Ну когда бы нам еще предоставился случай узнать, как начал свою карьеру обласканный ныне автор «Левиафана» Андрей Звягинцев? А вот ведь - не поверите! - с рекламы шоколадных батончиков у Егора Кончаловского. Конечно, в те времена, когда тот занимался не кино, а рекламой.

Об этом нам рассказал сам Егор Кончаловский, когда пришел в эфир радио «Комсомольская правда» (97,2 FM). Ведущие программы «Культурные люди» Антон Арасланов и Наталия Андреассен расспросили режиссера о «Левиафане»; о том, зачем его знаменитый папа Кончаловский-старший снял кино о почтальоне; о том, нужен ли мат нашему кинематографу, и нужен ли нам - американский.

«СОЛНЕЧНЫЙ УДАР» ИЛИ «ЛЕВИАФАН»?

А. Арасланов:

- Мне хочется начать наш разговор с небольшой цитаты. Нарвался на заметку одной журналистки из Казани, которая когда-то описывала ваш визит на международный фестиваль мусульманского кино. И вот она свою заметку начинает так: «Если бы Егор Кончаловский не был взрослым человеком и именитым режиссером, то я бы написала, что он настоящее солнышко – настолько ярким, позитивным и веселым он оказался».

Е. Кончаловский (смеется):

- Видите, кто к вам пришло?

А. Арасланов:

- К нам пришел Егор – настоящее солнышко.

Е. Кончаловский:

- Спасибо, я помню эту статью, был тоже очень тронут.

А. Арасланов:

- Сегодня поговорим о том, что происходит с нашим сегодняшним кино. Это расцвет или упадок?

Вот смотрите, «Левиафан» по миру шествует широко и громко, получая то одну, то другую премию. У нас же, по результатам вручения «Золотого орла», лучшим фильмом становится «Солнечный удар». Да, конечно, Звягинцев получил «орла» как лучший режиссер, но мы ж понимаем – премии несоизмеримы… Выходит, недооценили Звягинцева у нас? Или боятся недооценить Михалкова?

Е. Кончаловский:

- Мне трудно ответить на этот вопрос объективно, поэтому ответ мой будет абсолютно личным. Я считаю, что любой и кинофестиваль, и вот такая академия, как «Оскар», - это же не кинофестиваль, это академия американская, как и у нас - русская академия. Причем, у нас две академии – «Ника» и «Золотой орел». «Ника» старше, «Золотой орел» - богаче. Но все равно, на мой взгляд, когда присуждается приз, это всегда набор субъективных мнений. И в этом году по набору субъективных мнений академиков большее количество наград получил «Солнечный удар». Хотя, на мой взгляд, то же самое там на Каннском фестивале происходит, но не уверен я в том, например, что вот этот фильм – я сейчас не про «Солнечный удар» говорю – вот этот условный фильм, победивший конкретно на этом фестивале и т.д., является лучшей картиной.

А. Арасланов:

- Но это всегда рулетка или…

Е Кончаловский:

- Есть и рулетка чуть-чуть, и политические мотивы есть. В свое время я должен был фильм снимать про войну и накупил много военных фильмов - просмотреть. Там был один фильм жены Джеймса Камерона. Я его так просмотрел, как какую-то малобюджетку несерьезную, и вдруг он получает… «Оскара»! Теперь что касается «Левиафана» и вообще творчества Андрея Звягинцева... Вот полюбили какое-то время назад Сокурова - и любили несколько лет его все западные фестивали. Потом пришел другой человек – Звягинцев. Полюбили Звягинцева больше. То же самое я могу сказать.

Н.Андреассен:

- Награды фестивалей - объективны?

Е.Кончаловский:

- Я вообще не верю в объективность никаких фестивалей. Кстати, если вспомнить «Оскара» Никиты Сергеевича Михалкова за «Утомленные солнцем», то картина эта тогда была политически созвучная взгляду наших западных партнеров. Созвучные взгляды были у этой картины на историю Советского Союза сталинского периода - культ личности, жестокость этого культа, при этом - люди, любовь, дети, солнце, речка… То есть, эта созвучность, мне кажется, скажем, в «Оскаре» очень важна. Вероятно, и в нашей российской академии «Золотой орел» определенная политическая правильность того или иного фильма имеет определенное значение и вес. Особенно сегодня, когда политизировано буквально все.

«ДЛЯ КИНО НАСТАЛ ПОЛНЫЙ... ИНТЕРНЕТ»

Е. Кончаловский:

- Я лично считаю, что у нас, как всегда, в нашей стране все не так, как везде, и это хорошо, а не плохо. У нас, с одной стороны, присутствует процесс упадка – то есть, умирания той системы, которая была выстроена за 90-е и 2000-е годы. И вот идет зарождение новой системы кинематографа, которая, наверное, во всем мире происходит. У моего дяди Никиты Сергеевича Михалкова, которого я безмерно уважаю как кинорежиссера, я люблю небольшие его картины. Мне лично кажется, что Никита Сергеевич мастер камерного кино. И недавняя его картина «12» на меня произвела очень сильное впечатление.

Старая система умирает. На мой взгляд, сегодня у нас почти что социализирование произошло - так сказать, социалистический подход к кинематографу, то есть, сейчас кинематографисты в большинстве своем выстроились в очередь к государству – будь то Фонд кино или Госкино – за возвратными деньгами, невозвратными деньгами и прочее, прочее. Кто-то получает эти деньги, кто-то не получает. И совершенно исключен частный капитал. Вот я, например, снял 14 картин и - ни разу в жизни не работал на государственные деньги.

Фильм "Левиафан" Андрея Звягинцева многие попрекнули тем, что он был снят на государственные деньги

Фильм "Левиафан" Андрея Звягинцева многие попрекнули тем, что он был снят на государственные деньги

Фото: кадр из фильма

Н. Андреассен:

- Почему?

Е. Кончаловский:

- Так получилось. Я находил финансирование частное. И я лично считаю, пока не вернется частный капитал в кинематограф, упадок будет продолжаться. А чтобы частный капитал вернулся в кинематограф, нужно, чтобы выросло новое поколение инвесторов. Потому на сегодня нет такого олигарха, который не был бы обижен кинематографистами в той или в иной форме.

А. Арасланов:

- Обижен в каком плане?

Е. Кончаловский:

- Отсутствием чувства удовлетворения вложением своих финансовых капиталов в такую рискованную область, как кинематограф. Я имею в виду обманутые ожидания олигархов или там богатых людей, или там богатых структур, которые вкладывали деньги еще несколько лет назад в кинематограф.

И мне кажется, что две картины – Андрея Сергеевича и Никиты Сергеевича Михалкова и Кончаловского – они показательны. Потому что, мне кажется, что «Солнечный удар» в некотором смысле - это такая квинтэссенция старого подхода. А «Белые ночи почтальона Тряпицына» - это такая заявка на новый подход. Поясню. Потихонечку кино как бы сдает позиции телевидению. А уже настал как бы полный интернет, и телевидение уже сужается, как бы становится все меньше и меньше. И поэтому такие вещи, как прокат, реклама в фильме, когда фильм показывают на телевидении, эти все вещи имеют отношение к тому, что можно в кавычках назвать «блокбастеры». А вот такое маленькое кино, снятое на цифровую камеру, почти без сценария, такая почти импровизация, это то кино, которое можно сразу же моментально монетизировать в интернете. И мне кажется, что подъем кинематографа начнется с того момента, когда мы сможем монетизировать интернет, то есть, получать деньги с интернета.

А. Арасланов:

- Но чего греха таить. Главными потребителями видеопродукции в интернете являются подростки. Их к этому приучил Ютуб. Но в рейтингах по скачиваемости был «Удар» или «Тряпицын» …

Н. Андреассен:

- Нереально.

Е. Кончаловский:

- Совершенно верно. Я сейчас имею в виду не конкретную картину, которую продаю через интернет, – «Белые ночи почтальона Тряпицына». Это просто тенденция. Просто возрождение, результаты которого мы увидим спустя некоторое количество лет.

Фильм "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына" своего отца Егор Кончаловским считает символом новой волны российского кино.

Фильм "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына" своего отца Егор Кончаловским считает символом новой волны российского кино.

Фото: кадр из фильма

ПОЧЕМУ ОТКАЗАЛСЯ СНИМАТЬ «ЛЕГЕНДУ №17»

Н. Андреассен:

- Если это тенденция - кино, снятое почти без сценария, с минимумом затрат... А ведь была несколько лет назад так называемая «Новая волна» - режиссеры тоже пытались снять кино максимально приближенное к нашему быту, бедовому и бредовому порой. Крику было, обсуждений в «Закрытом показе» у Гордона... И что в итоге, кто вспомнит эти фильмы?

Е. Кончаловский:

- Дело в том, что Фонд кино – и я это ответственно заявляю – действительно помогает кинематографистам, которым нужно помочь. Есть огромное количество картин, где Фонд кино присутствует, где он помог этому фильму состояться. Но не был увиден зрителем. Потому что это кино не доходит до экрана. Я могу вам назвать хотя бы две картины. «Иван – сын Амира», где играет Дюжев. Замечательная картина. Или «Какраки» с Мишей Ефремовым. Этой картины, по-моему, тоже не было в прокате. Конечно же, определенное количество неудач построить вот эту новую форму нового кино, оно будет присутствовать, но рано или поздно мы будем вынуждены уйти в такой кинематограф, я в этом убежден. И мало того, это не только мое мнение. Кстати, Андрей Сергеевич тоже считает, что будущее кинематографа - за малобюджетным кино. И почему это так еще, и почему старая система, на мой взгляд, трещит по швам и ломается, - потому, что наши продюсеры и вообще киноспециалисты привыкли зарабатывать на производстве. Будь то сериалы, будь то кино. И свои финансовые интересы они уже удовлетворили, когда картина сделана. Когда продюсеры перейдут на форму: «ты делаешь фильм - и только потом твои деньги начинают возвращаться к тебе», тогда будет возрождение кино.

А. Арасланов:

- С другой стороны, и вы, если верить интернету, отказались от работы над «Легендой №17» как раз потому, что стало меньше денег. Из этой картины тоже можно было сделать камерную историю, и она при этом вряд ли была бы менее востребована.

Е. Кончаловский:

- Там полфильма была экспедиция в Испанию, с быками, с корридой – он же был наполовину баск, Харламов, и ему разрешили в детстве поехать с мамой в Испанию. И там были невероятно красивые и невероятно кинематографические сцены…

Н. Андреассен:

- С этого фильм и начинается, с корриды.

Е. Кончаловский:

- Да. Но в тех планировавшихся количествах эти сцены невозможно было осуществить за тот бюджет, который получился. Ну, иногда просто не имеет смысла, просто ты начинаешь писать историю собственного неуспеха. Кстати говоря, вот это и есть проблема нашего кино – оно слишком дорогое, наше кино должно стоить в два раза дешевле. Или в пять.

МОЖНО ЛИ В КИНО ОБОЙТИСЬ БЕЗ МАТА?

А. Арасланов:

- То, что сейчас происходит в российском кино, это расцвет или упадок? Именно так мы ставим вопрос.

Звонок слушателя, Владимир:

- Добрый вечер! Последние годы смотришь фильмы: и полиция пьет и курит, и бандиты пьют и курят, и обыватели, и чиновники. И все это во всех практически фильмах. И молодежь, глядя на все это, воспринимает, что это все можно и дозволено, раз это показывают. Сейчас хотят опять мат вернуть в кино...

Н. Андреассен:

- Говорухин от имени Госдумы высказался, что не будет никакого возвращения мата. Я упокоила вас таким образом.

Владимир:

- Дай Бог, чтобы не был, потому что грязный язык - очень неприятный.

А. Арасланов:

- Спасибо. А как вы, Егор, к запрету мата относитесь?

Е. Кончаловский:

-А никак. Без мата можно обойтись, но, честное слово, у меня не было таких проблем даже в каких-то очень жестких картинах. Можно без мата обойтись. Другой вопрос, что я считаю, что мат – это неотъемлемая часть нашего фольклора. И мат нашего языка, быта, нашей иконографии, если хотите. И когда что-то чрезмерно, матерятся с театральных подмостков или раздеваются просто для того, чтобы материться и раздеваться, конечно, это вызывает удивление. Чем удивлять будем?

Но бывают моменты, когда мат уместен, если можно так сказать. Вообще, в любом запретительном законе определенная доля абсурда всегда присутствует. А касаясь того, что пьют... - я не уверен, что у нас самая пьющая страна. Говорят, что французы больше пьют с приходом Оланда.

Н. Андреассен:

- В Териберке, где снимался «Левиафан», показывали этот фильм на большом экране местным жителям. И народ сказал: ага, мол, похоже на нашу действительность, но мы так не пьем! Потому что в фильме пьют из горла - постоянно и не закусывая…

Е. Кончаловский:

- Может, этот момент и созвучен западным фестивалям, что как бы русский человек представляется в привычной атмосфере и за привычными занятиями – бухающим из горла.

Н. Андреассен:

- Вы думаете, что фильм «Левиафан» мог получить западные премии, потому что он сделан в угоду западному жюри?

Е. Кончаловский:

- Я не думаю, что он сделан кому-то в угоду. Я считаю, что Звягинцев очень талантливый режиссер. Кстати, я с ним познакомился, он у меня 50 раз кусал шоколадку «Марс» в рекламе. Он снимался у меня в рекламе шоколадки «Марс» в начале 90-х. И я с удивлением узнал его в одном из роликов.

С Андреем Звягинцевым (на фото) режиссер Егор Кончаловский познакомился на съемках рекламного ролика. Кончаловский заставил съесть перед камерой будущего обладателя "Золотого глобуса" шоколадный батончик 50 раз!

С Андреем Звягинцевым (на фото) режиссер Егор Кончаловский познакомился на съемках рекламного ролика. Кончаловский заставил съесть перед камерой будущего обладателя "Золотого глобуса" шоколадный батончик 50 раз!

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Н. Андреассен:

- Начало звездного пути.

Е. Кончаловский:

- Возвращаясь к мату - я лично считаю, что у нас стали грешить чрезмерным употреблением мата в кинематографе в какой-то момент. Вот его сейчас и запретили. Хорошо ли это? Не знаю. Поэтому я никак к этому не отношусь.

«НАС ХОТЯТ СДЕЛАТЬ ОДИНАКОВЫМИ В РАЗНЫХ СТРАНАХ»

А. Арасланов:

- Еще один телефонный звонок.

Слушатель Сергей:

- Добрый вечер! Я согласен стопроцентно с Кончаловским. Но у меня вот какой вопрос. Звягинцев снял фильм. В основе - история, которая случилась в Америке. А вот если бы Звягинцев снял свой этот фильм в США, и пкак бы действо происходило бы не у нас, а там, - его выдвинули бы на «Оскар»?

Е. Кончаловский:

- Я не знаю. Наверное, нет. Знаете, когда-то мне папа сказал, что для того, чтобы снимать американское кино, нужно знать, что лежит у американской бабушки в сундуке под кроватью. Звягинцев, как русский человек, прекрасный режиссер, знает, что лежит у русской бабушки под кроватью или у русского алкаша, или у русского губернатора. Но вряд ли он знает, что лежит у американской бабушки или губернатора. Поэтому, конечно, наверное, российский материал для Звягинцева гораздо ближе. Но я лично считаю, что, тем не менее, художник свободен делать то, что угодно. Ему. И это может быть антипатриотичным, если хотите. Даже антипатриотичным и политически неправильным. Я считаю, что художник должен быть свободным человеком. И в этом смысле абсолютно поддерживаю Звягинцева.

Н. Андреассен:

- Но, наверное, он должен думать и о том, что этот фильм должен состояться в прокате. И принести деньги тому, кто их сначала вложил.

Е. Кончаловский:

- Это, простите, продюсерское кино.

Н. Андреассен:

- Но вы сами говорили, что должно появиться то поколение людей, которое будет давать частные деньги на новое кино. Хотя этого тоже недостаточно, наверное. Кстати, когда Минкульт поднял вопрос - как заставить наших людей ходить на наше кино, вы сами поддержали такую идею: надо ограничить показ американских фильмов! Правда?

Е. Кончаловский:

- Я бы даже запретил их.

Н. Андреассен:

- Запретил?!

Е. Кончаловский:

- Я понимаю, что это ужасная глупость и неправильно. Но я бы подписал, если бы в моих силах было подписать какую-нибудь бумагу о запрете американского кино. Я бы сделал этот эксперимент на месяцочек-другой. С большим удовольствием.

А. Арасланов:

- Вы только что говорили, что в любом запретительном законе есть доля идиотизма.

Е. Кончаловский:

- А я не говорю, что я очень умный. И совершаю огромное количество глупости. Я понимаю, что это глупость, но глупость ради глупости – я бы это сделал. И посмотрел на результат…

Американское кино продает американскую мечту изо всех сил. А когда ты начинаешь думать: а что такое американская мечта? Чем она отличается от мечты голландской? Или бельгийской. Да ничем. Американская мечта ничем не отличается, но она продается на этом чудовищном потоке глобализации. И вот это страшная штука. Потому что глобализация – это процесс, а это не моя мысль, а Улицкой из письма Ходорковскому, что параллельно с глобализацией идет не менее мощный и опасный процесс, я практически дословно цитирую, варваризации людей. Нас надо сделать одинаковыми. В идеальном мире нужно было бы, чтобы не было американского кино, русского, английского. Выпускалось бы пять-шесть картин типа «Титаник», «Хоббит» - огромных миллиардных картин. И которые все дурачки от 15 до 25 лет глобализированные и варваризированные, купили бы по кока-коле, гамбургеру - и пошли смотреть одно кино. Одно кино надо продавать, одно рекламировать, в один магазин пойдем одежду покупать.

Н. Андреассен:

- И в каждом кино должны быть два гея, которые непременно - положительные герои. Это не вымысел, а то, чтоя мы наблюдаем во многих западных современных фильмах и сериалах.

Е. Кончаловский:

- Это частность. Но, в принципе, желательно нас всех сделать одинаковыми людьми. Войдите в любой город, поезжайте в любую европейскую столицу. Вышел на центральную улицу, даже на Елисейские поля, - ну и где эти французские бистро? Нет их больше. Там все - бургер-кинги, мировые сети. Люди одинаково одеваются, едят и питаются умственно. Поэтому я бы пошел на этот интересный, хотя и опасный эксперимент. И запретил бы американское кино на какое-то время. Санкции у нас против них.

А. Арасланов:

- Оговорка: на какое-то время.

Е. Кончаловский:

- Хотя, секундочку! Если вдруг начнутся катастрофы, вернем.

Дело не в этом. Дело в том, что санкции – это было бы очень мощно. Россия - четвертый рынок для американцев.

«НЕДОБЛОКБАСТЕРЫ НАДО ПЕРЕСТАТЬ СНИМАТЬ»

А. Арасланов:

- Мы говорим о российском кино. Кстати, оно существует или нет?

Е. Кончаловский:

- Конечно, существует. И делается очень много картин, замечательные короткометражные фильмы.

Н. Андреассен:

- Как сборник «Москва, я люблю тебя», созданием которого вы руководили?

Е. Кончаловский:

- Это альманах. Он объединенный по теме. А я говорю о просто короткометражных фильмах. Есть огромное количество одержимых людей. И возрождение, если хотите, кино будет построено на тех людях, которые не могут не снимать кино. Я готов получать, зарабатывать в пять раз меньше, но я ничего не умею делать. Я хочу снимать кино. Не будет проката, не будет сетей, телевидения, я буду снимать для интернета маленький фильмы на фотоаппарат. И возрождение еще заключается в том, что некоторые люди, которым не место было в кинематографе, не их это, ушли. И это видно. Был у меня продюсером один приятель, он теперь оргтехнику продает. Второй был продюсером, теперь скрывается от других продюсеров.

Почему упадок был? Было очень много случайных людей. Это гламурненько и так далее. И дорого это было. Слишком дорого наше кино стоило.

А. Арасланов:

- Принято считать, что копейки совершенно тратятся, если сравнивать с западным.

Е.Кончаловский:

- Если сравнивать с западным - да. Помню, пару лет назад один народный артист у нас попросил 25 тысяч долларов в день за съемку. А почему не 250? А другой пожилой артист народный снялся у нас за 8 тысяч долларов в день. И так все. Непропорционально…

Н. Андреассен:

- Непропорционально жизни в стране, вы имеете в виду?

Е. Кончаловский:

- Наше кино было бы успешным, потому что если бы оно стоило дешевле и собирало меньше денег. У нас же стремление к блокбастеру… У нас какое-то время забыли слово «фильм». Что ты снимаешь? Малобюджетный чернушный блокбастер, понимаете? Я понимаю, что большие режиссеры хотят снимать блокбастеры, потому что это вершина карьеры. Но у нас недоблокбастеры, к сожалению. Блокбастер делается по совершенно иным законам. И он успешен. Тогда нужно свое режиссерское эго убрать в одно место - и слушать фокус-группы, глубинные интервью, какие уши у Шрека, каким голосом разговаривает осел в мультфильме, и так далее. Наши режиссеры не хотят этого делать, не хотят работать по-настоящему, по-блокбастерски.

СНИМАЯ «ТРЯПИЦЫНА», ОТЕЦ МНЕ ГОВОРИЛ: «НЕ ЗНАЮ, ЧТО БУДЕМ СНИМАТЬ...»

А. Арасланов:

- Давайте закроем наше голосование (слушателям было предложено выбрать один из вариантов ответа: либо сейчас в нашем кино расцвет, либо - упадок. - Ред.). Расклад долгое время не меняется, я следил за этим голосованием в течение нашего эфира. 83% наших радиослушателей уверены, что мы наблюдаем упадок российского кино. Прокомментируйте?

Е. Кончаловский:

- Это очень показательное голосование, потому что… Я разделяю эту точку зрения. Но мой оптимизм заключается в том, что это не конец концов.

Н. Андреассен:

- Начало конца?

Е. Кончаловский:

- Это начало начал. Нет другого выхода. Если это конец, тогда мне нечего делать и надо переквалифицироваться обратно в…

А. Арасланов:

- Оргтехникой торговать.

Е. Кончаловский:

- У меня была первая профессия другая: я возил бетон в 80-х по Москве на бетономешалке. У меня есть права на бетоновоз.

Если серьезно - я лично считаю, что это очень хорошо, что зритель сейчас говорил, что упадок. Если будет и дальше чсуществовать та же схема, что существует в нынешнем кино, то оно действительно придет в окончательный упадок, потому что мы сейчас выстроились в очередь, российские кинематографисты, к государству за деньгами. Это значит, что мы не конкурентоспособны. Вот и все. Для того, чтобы вернуть себе конкурентоспособность, которая, кстати, была еще в середине двухтысячных годов, мы должны сделать огромное усилие над собой.

А. Арасланов:

- К разговору об этой очереди из режиссеров… Вы согласны с мыслью, что современное российское кино сейчас лавирует где-то между пропагандой и цензурой?

Е. Кончаловский:

- Да нет. Я не согласен с этим. Это на фоне глубоко идеализированного нынешнего массмедийного пространства, которое по вполне понятным причинам идеологизировано, и я эту идеологизацию разделяю, то есть, я поддерживаю то, что делает Россия и считаю, что Крым - наш и должен быть нашим. Но у нас политизируется все. И в этом ключе мы начинаем смотреть на все. Действительно, мы находимся в такой ситуации, когда каждый день мы думаем о том, что кризис, что доллар, что могут не впустить куда-нибудь во Францию и так далее.

Я так не считаю. Посмотрите на тот же фильм «Белые ночи почтальона Тряпицына». Это авторское произведение. Я звонил отцу на съемки, он мне говорил: «Егор, я сейчас поставил камеру. Не знаю, что снимать будем. Что будет происходить, то и будем снимать. У меня сегодня абсолютная творческая свобода». И никакого лавирования между цензурой и пропагандой не было. Абсолютно правдивое кино. Кстати, еще раз говорю: к сожалению, у нас сегодня очень трудно судить о нашем кинематографе, по тому, что мы видим в кинозалах, в кинотеатрах. Это главная проблема. И проблема государства заключается в том, что деньги на фильмы, чтобы молодые люди сделали хорошие и серьезные фильмы, государство дает. А потом забывает этих людей. И где эти фильмы потом показывать? И как их продвигать? И как им соревноваться с каким-то американским очередным трансформером? Никому это не ясно. Так что нужно помочь этому кино выйти на зрителя.

Н. Андреассен:

- Очевидно, помогать будут не всем. Министр культуры Мединский уже красочно так выразился насчтет того, что государство не должно давать деньги на кино, которое его ругает.

Е. Кончаловский:

- А почему оно должно давать деньги на такие фильмы? Слава богу, если государство не тоталитарное, и не сажает за то, что ты ругаешь его в своих фильмах, как это могло бы быть 50-60 лет назад. И на том спасибо.

А. Арасланов:

- Хочется разделить ваш оптимизм по поводу того, что это не начало конца, а начало красивого пути российского кинематографа. И еще хочется вспомнить эту безымянную казанскую журналистку, которая назвала вас настоящим солнышком.

Е. Кончаловский:

- Знаете как… Леонид Ильич Брежнев вышел утром на крыльцо, а солнца не было. Он говорит: «Где же ты, красное солнышко?». Оно ему сказало: «Леонид Ильич, я уже давно на западе».

А. Арасланов:

- Спасибо за этот разговор!

На память по традиции нашей программы мы сделали селфи - Антон, Наталия и Егор

На память по традиции нашей программы мы сделали селфи - Антон, Наталия и Егор

Фото: Антон АРАСЛАНОВ