Алексей Пиманов: Украинцам и россиянам если не принимать, то понимать друг друга надо научиться

Алексей Пиманов рассказал Радио «Комсомольская правда» о своем новом фильме «Крым»

Фото: Михаил ФРОЛОВ

Арасланов:

- В студии Антон Арасланов. И прямо напротив меня сейчас сидит Алексей Пиманов. Здравствуйте, Алексей Викторович.

Пиманов:

- Здравствуйте.

Арасланов:

- По лицу вас узнают, но тот самый неловкий момент, когда мы на радио. Естественно, вы этого человека знаете как ведущего программы «Человек и закон» на Первом канале. Естественно, те, кто более тщательно в информационную среду погружен, знают его как президента медиа-холдинга «Красная звезда». А сейчас мы в первую очередь говорим о том, что Алексей Викторович – продюсер, режиссер, автор сценария в данном конкретном случае фильма «Крым». Правильно? Или с названием есть еще какие-то непонятки?

Пиманов:

- С названием мы пока думаем. Но, в принципе, пока название «Крым». Оно самое емкое на данном этапе. И в наибольшей степени объясняет людям, про что мы снимаем.

Арасланов:

- Мы подготовили небольшую справку с некоторыми фактами об этом проекте.

Для съемок в доках подземной базы подводных лодок протянули полтора километра электропроводки и установили 50 прожекторов. Такой подготовки не было даже у голливудской группы, снимавшей здесь в 2012 году боевик «Солдаты удачи». Среди съемочных локаций «Крыма» - Севастополь, Балаклава, воинская часть на Ай-Петри, Симферополь, Феодосия, Москва и Санкт-Петербург.

Автор идеи фильма по мотивам «крымской весны» - министр обороны России Сергей Шойгу. Алексей Пиманов в ходе съемок переписывал сценарий 18 раз, причем нередко изменения вносились прямо на съемочной площадке. Чтобы актеры прониклись духом произведения, в их наушниках постоянна играла заглавная музыкальная тема фильма – это песня, записанная известным российским исполнителем, имя которого держится в секрете.

Арасланов:

- Итак, как мы только что слышали, автор идеи съемки фильма по мотивам «крымской весны» - не кто-нибудь, а сам Шойгу. Это так?

Пиманов:

- Да. Просто, когда это событие произошло в марте 2014 года, тогда уже стало понятно, что это глобальное событие, которое будет влиять на нашу жизнь еще не одно десятилетие, наверное. Так что это начало совершенно другой геополитической ситуации в мире и вообще нашего положения в мире. И нашего поведения в мире, скажем так. И поэтому тогда уже было понятно, что это нужно попробовать осмыслить. Осмыслить прежде всего в художественном формате. И попробовать понять, что люди переживают в этот момент. Это самое главное. Не рассказать технологию возвращения Крыма – не об этом разговор. А о том, что произошло с нами со всеми, почему это до сих пор очень больная тема для украинцев, почему эта тема все время звучит и на европейской площадке, и на мировой площадке. Еще раз говорю, политика политикой, но самое главное – люди. И ясно, что даже последние события вокруг Евровидения показывают, что корень-то там. Правильно ведь?

Арасланов:

- Общемировой нервозности.

Пиманов:

- Очень странной реакции на победу украинской певицы, которую я хочу только поздравить, и больше ничего. В нашей стране очень странная реакция на это. Ну, победила в каком-то, я так считаю, не самом престижном конкурсе. И слава богу. Победила. Наши зрители ей дали 10, а украинцы нам дали 12. Мы доказали, что никакая политика нас не разъединит. И на самом деле мы про это и кино как раз снимаем.

Арасланов:

- В этом смысле яркая картинка – это начало официальной пресс-конференции Джамалы в статусе победителя Евровидения-2016, которая началась с песни Сергея Лазарева. Получается, что вы в этом фильме отрабатываете заказ?

Пиманов:

- Да нет.

Арасланов:

- Технически как это выглядит? Шойгу вам звонит и говорит: Алексей Викторович, надо, партия сказала…

Пиманов:

- Да нет! Не буду скрывать, мы с Сергеем Кужугетовичем общаемся несколько раз в неделю. И общаемся на разные темы. И это не значит, что мы говорим как начальник – подчиненный. Я решил – ты пошел делать. Конечно, так тоже по «Красной звезде» бывает, по медиа-холдингу. Он все-таки принадлежит Министерству обороны. Но в этой ситуации как раз все было совсем наоборот. Мы сидели просто разговаривали об этом. И мы тогда уже понимали, в какую сложную эмоциональную ситуацию все попали. Именно эмоциональную, человеческую ситуацию. И тогда просто говорили, говорили, говорили, и вдруг как-то так пришло это решение: давай попробуем художественный фильм снять. И вот начали потихоньку в этом направлении двигаться. Честно скажу, мне казалось, что задача намного легче, чем сейчас я уже понимаю, что происходит. Потому что я был уверен, что сценарий мы напишем месяца за два. Это был март 2014-го. Где-нибудь летом 2014 года начнем снимать. Но события так развивались бурно вокруг, и так все менялось, что нам приходилось все время переписывать сценарий. И не потому, что мы добавляли новые эпизоды – Донецк или «Боинг», конечно, не про это разговор. А просто эмоциональный фон настолько менялся.

Я почему и чувствовал это, потому что я все время писал этот сценарий, и мне все время приходилось менять поведение героев, эмоции героев. Потому что без Донецка – это одно. С Донецком – это совершенно другое. С Минскими соглашениями – третье. Хотя у нас история про людей. Про мальчика и девочку. Я считаю, что это наша удача, потому что мы придумали, что она из Киева, а он из Севастополя. Они как раз любят друг друга очень-очень. Но вся проблема в том, что она мыслит… Вы знаете, когда политика влезает в твою жизнь, ты не можешь от этого избавиться. Ты не можешь просто жить, просто общаться, просто любить. Как сейчас и происходит между многими даже в семьях, между украинцами и русскими. Когда люди плачут, но при этом не понимают друг друга. Когда люди приезжают с Украины, у меня есть много знакомых, у которых родственники на Украине, приезжают оттуда, говорят: невозможно разговаривать. Моих знакомых потряс вопрос, когда мама дочку спросила: как вы там в России живете? Украинцев ведь там ненавидят. Она искренне спросила, ей за 80 лет. Вам же по улицам ходить невозможно, наверное, как только узнают, что вы украинцы. Представляете, насколько это все сейчас больно. Поэтому мы очень долго писали этот сценарий. И приступили к съемкам только в марте 2016 года.

Мне почему еще сложно было начать снимать это кино, потому что у меня два последних моих полнометражных фильма, как режиссера, две комедии – «Мужчина в моей голове» и «Овечка Долли была злая и рано умерла». И мне так комфортно было именно там, потому что мне там интересно. Это отдых, это человеческая разрядка. Когда ты снимаешь комедию, ты живешь немножко в другом мире, в котором я живу по профессии журналиста, продюсера, президента медиа-холдинга и так далее. Я в этом году вообще собирался снимать еще один полнометражный фильм, но про Великую Отечественную войну, про танкистов. Но так получилось, что «Крым» отодвинул. Я вначале начал как продюсер его готовить, с несколькими режиссерами. Но постепенно я влюблялся в этот сценарий, входил в эту историю все больше и больше. И в какой-то момент вдруг понял, что мне не хочется объяснять очередному режиссеру, которого ты привлекаешь к этому проекту, зачем это. Почему это, как это больно, как это надо чувствовать. Что это не только ради гонорара, что это огромная ответственность. Многие, не буду скрывать, очень многие, с кем я разговаривал до начала этого проекта, побаивались в него заходить.

Арасланов:

- Играть в нем или в принципе?

Пиманов:

- И то, и другое. Вот это меня потрясало. Потому что…

Арасланов:

- Самый частый аргумент отказать в участии в этом проекте какой был?

Пиманов:

- Да никакой. Дело в том, что они ж не говорят, я ж по глазам вижу: а вот лучше бы в какой-нибудь мелодрамке сыграть. А вот Украина, а как она это воспримет? Хотя те, кто читал сценарий, они влюбляются в сценарий, потому что они понимают, что это как раз не про то, как развели два народа. Вернее, про то, как развели два народа, но про то, что мы все равно друг от друга никуда не денемся, и все равно мы друг друга любим. Как бы мы ни обижались сейчас друг на друга. Это как в большой семье: можно, конечно, обидеться, можно даже разъехаться на какое-то время. Но если ты любишь по-настоящему, рано или поздно позвонишь и скажешь: я люблю тебя. Вот про это кино.

Арасланов:

- Вы говорили по поводу этого «Крыма», что мы этим фильмом не даем оценку событиям. Зачем тогда фильм?

Пиманов:

- Мы не то что не даем оценку событиям, мы стараемся всех понять. О чем мы говорили с исполнительницей главной роли Евгенией Лаповой? У нас Роман Курцын играет нашего героя, а Евгения Лапова играет украинскую девочку из Киева. Самое главное, о чем мы с ней говорили, помимо всего другого, что я должен тебя понимать. Даже если я не принимаю твою позицию, то, что ты говоришь, я должен понимать, почему ты это делаешь. И большая часть зрителей должна именно понять тебя. Она должна не принять какие-то вещи, но понять должна. Я очень надеюсь, что после этого фильма очень многие у нас и на Украине поймут, может быть, больше поймут друг друга. Больше поймут киевляне крымчан, крымчане поймут киевлян. И так далее. Это очень сложная тема. Потому что все очень примитивно. Примитивно воспринимать Майдан, как воспринимают его очень многие наши коллеги, даже журналисты.

Как воспринимать победу Джамалы на Евровидении? Вот так с точки зрения «обидели Россию» - это примитив. Это такая жизнь в стакане воды, буря в стакане воды. Так нельзя мыслить. Украинцы так примитивно воспринимают Россию, то, что произошло в Крыму, Путина в конце концов. Все – примитивно очень. Есть страна, которая агрессор, которая хочет куда-то зайти, что-то забрать. Много веков уже Россия такая. Но это такая польско-литовская пропаганда, на которую ведутся и французы многие сейчас. Хотя, если честно, я в Европе бываю, я этого ничего не чувствую. Разговариваешь с людьми, они говорят: слушайте, мы все…

Арасланов:

- Хотя Киркоров про напряженку на Евровидении говорил. Вы так легко говорите о том, что увидят и в Киеве, и в Крыму, и в России. Кто-то в Киеве покажет фильм? Вы – в списке невъездных.

Пиманов:

- Это их проблемы.

Арасланов:

- Показать фильм режиссера, которому запрещен въезд? Ну вряд ли. В Киеве не увидят его просто.

Пиманов:

- В век интернета, когда убиты границы в этом смысле, они ушли. Если про этот фильм прослышат – посмотрят. Я ведь никогда не делаю ставку, когда делаю что-то, я не говорю, что надо обязательно делать только исключить ставку на три недели проката. А потом трава не расти. Глупость это. Твое кино должно жить потом. Три недели проката – это еще плюс-минус, это чистый бизнес. Там очень сложная тема: конкуренция, роспись, получилось, не получилось, рекламная кампания, погода, пришли, на дачу уехали. Тут много всяких факторов. А дальше твое кино живет в интернете на скачиваниях и на телевизоре. И вот эта жизнь после проката – это самое главное, я считаю, для кино. Я думаю, что посмотрят. Куда ж денутся?

Арасланов:

- Складывается впечатление, что вы пытаетесь сгладить углы. У вас есть фраза, что у нас в кино не будет ни «ватников», ни «укропов». А мне кажется, когда мы снимаем кино и пытаемся рассказать художественным языком о событиях, которые вот-вот на глазах зрителя развивались, в этом смысле есть опасность снять фильм, который не будет понят и не будет воспринят как правда жизни. Будет воспринят как… был фильм о грузинских событиях, где и робот бегал, и так далее. Реакцию в интернете смотришь – все только поржали. Потому что все видели эту Грузию в новостях, кто-то видел лично. Есть эта опасность?

Пиманов:

- По поводу «укропов» и «ватников». Спасибо нашим коллегам журналистам, что они эту фразу написали. Потому что это вообще не мой сленг. Я вообще так не говорю.

Арасланов:

- То есть будут и «укропы», и «ватники» в фильме?

Пиманов:

- Нет, там есть крымчане и есть украинцы. Конечно, они есть. И есть «вежливые», которые появляются в определенный момент в Крыму. Есть даже диверсионная группа, которая реально работала в Крыму. Она у нас существует. Которая там собиралась сделать войну. По большому счету, Донецк должен был состояться в Крыму. Мы были обречены на вот эту кровь. На нашей территории бывшей, скажем так, или теперь не знаю, как говорить про бывший Советский Союз, это наши люди, наша территория в хорошем смысле, не в смысле, что я претендую на часть Украины, глупости это все. Я имею в виду, что это наш ментал, наша цивилизация. Я всегда американцам и европейцам говорю: слушайте, мы не пришли на Сицилию или на Гавайские острова. Это вы к нам пришли. Это вы почему-то к нам сюда приезжаете, вы почему-то здесь рулите, вы почему-то здесь всем рассказываете, как должно быть, вы почему-то здесь всех учите, кому поклоняться, кому не поклоняться.

И поэтому еще раз говорю: да, у нас там все это есть. У нас там есть пять-шесть реально восстановленных эпизодов той самой весны, где просто действуют наши герои. Внутри этих эпизодов. Да, это художественное кино, да, существует еще и работа с диверсионной группы, которая реально собирается там сделать войну. Так, как они потом это сделали в Донецке. Потому что в Донецке – ты пригоняешь одного человека из национальной гвардии, пацаненка, которому 20 лет, он с Западной Украины, но он родился уже в 1995 году, он не знает ничего, он еще не очень сильно образован. Когда ему говорят, что вот там, на востоке, вернее, в Киеве вот эта революция. Поедешь? Поеду. «Коктейль Молотова» будешь бросать? Буду, конечно. Потом к нему на Майдане вышел Яценюк, сказал: а можно я буду премьер-министром? Ты стоишь и кричишь: «Любо!» У тебя жизнь состоялась. Потом тебе вдруг говорят: тебе 20 лет, обратно в свою деревню под Ивано-Франковск, будешь опять там жить, столько-то гривен получать, мизерную зарплату. Тебе хочется? Нет, конечно. Потому что ты в Киеве пожил. Ты пожил рядом с Майданом. У тебя было общежитие. Ты при деле, у тебя революция же. А потом тебе говорят: вот тебе миномет, а там «ватники» - ваша фраза – на востоке. Они, сволочи, не хотят быть украинцами, не хотят разговаривать на украинском языке. Давай вперед! И дай бог, чтобы ты еще не кололся или не пил. А потом тебе дают миномет и говорят: ты бросал «коктейль Молотова», ты же живой? Живой. Никто же не ответил особо? Не ответил. Ну давай еще раз. Вот он взял, кнопку нажал, мина улетела в сторону Донецка. А потом вдруг оттуда прилетела. А потом оттуда пошли мужики. А потом началось то, что началось там. Дальше начинается, как говорит Шойгу, пуля со смещенным центром. Один труп – и дальше много-много трупов. Кто за кого отомстил, кто вступил в войну, потому что у него друг погиб, или знакомый, или ребенок в соседнем подъезде, - это уже вопрос…

Арасланов:

- Я уже вижу, как у нас на сайте в комментариях будут писать: да этот Пиманов еще и обеляет и объясняет то, что они творили на Майдане. Фильм выйдет в 2017 году?

Пиманов:

- Да. По поводу вашей крайней фразы – «обеляет».

Арасланов:

- Оправдывает.

Пиманов:

- Я не оправдываю. Дело в том, что я пытаюсь понять. Ведь что нам всем очень важно осознавать? Как у нас в свое время на Болотной. На Майдан же ходило огромное количество людей, которые искренне ненавидели Януковича и его окружение, которые искренне хотели другой страны, которые искренне хотели другой экономики, которые искренне хотели другой жизни. Когда мы говорим о том, что они все недоумки, а у нас очень часто это звучит именно так, может быть, не так в лоб говорят, но тональность такая, - вот это самое страшное, что мы можем делать. Потому что мы должны их понять. Другой вопрос, что объяснять им же, что любая попытка вот так перевернуть власть приводит к 15-20 года гражданской войны. Это происходило в России - Советском Союзе в 1917 году. Это происходило у нас в 1991-м. Потому что потом был 1993-й, потом была Чечня. Это тоже гражданская война, причем колоссальная, с огромным количеством крови и так далее. Это произойдет. Это происходит сейчас на Украине. Я всегда говорил, еще в 2004 году, после первого Майдана, своим украинским друзьям: следующая смена власти у вас будет жестче, чем эта. Потому что вы поменяли власть на площади. Следующая смена – Янукович поменял Тимошенко, он ее просто посадил. Теперь Тимошенко поменяла Януковича уже со ста трупами на Майдане. А дальше начался Донецк. И дальше следующая смена власти будет еще жестче. Вот увидите.

Надо объяснять, что так не решаются вопросы. Но понять, почему они пошли, мы обязаны. Большая часть людей. Я сейчас не говорю про «Правый сектор», про тех, кто там стоял за кулисами, я не говорю про боевиков, про Парубия и так далее, про снайперов. Эта технология применена была еще в Вильнюсе. Конечно, надо. Я никого не оправдываю ни в коем случае. Я их просто стараюсь понять. И кино мы про это делаем. И актеры у нас играют те, кто играют ту сторону, они играют как раз… страшно говорить – та стороны, эта. Они вот те, которые настоящие. Вот у нас девочка – она искренне верит в то, что она была права. В то, что они были правы. Она искренне не понимает, почему погибли ее друзья на Майдане. И для нее это такая рана, что она не может до конца воспринять. Она же не знает, она же не из ЦРУ, она же не понимает, кто стрелял. Она же думает, что стреляли оттуда. Ей это в голову внесли.

Когда она приезжает в Крым и начинает вдруг видеть мужиков других, которые здесь уже по-другому мыслят и говорят… она там произносит фразу в какой-то момент: я видела их лица, я поняла – будет война. Она не с точки зрения осуждения говорит, она говорит с точки зрения шока своего. Потому что там одни лица, там одна правда, а здесь, оказывается, другая правда. И она постепенно начинает это осознавать. Не буду рассказывать, чем дело закончится. Но то, что она, находясь в Крыму в эту весну, в марте, приехав к любимому человеку, видит все эти события и начинает немножко на все смотреть по-другому, вернее, так – мучиться неопределенностью. Этот ее очень жестко построенный домик, очень логичный, очень понятный, с правильным фундаментом, с правильным первым этажом, вторым и двадцать пятым, он у нее начал рушиться, трещины пошли. Она понимает, что что-то на песке, что-то не так. И плюс к этому еще потеря любимого человека. Потому что он уходит, самое страшное – не физически, а эмоционально. Он уходит от нее, и она это видит. И он видит, что то же самое происходит с ней. Мы про это.

Арасланов:

- Где съемки проходили?

Пиманов:

- В Крыму, в Севастополе, на Ай-Петри, в Феодосии, в Ялте. В очень красивых местах.

Арасланов:

- А что за бондиану вы устроили на катере?

Пиманов:

- Это, кстати, не очень большой эпизод в фильме. И не самый мощный. Но так получилось, что журналисты на него попали, поэтому про это сейчас очень много пишут. Секретный объект, канал, гонки на катерах. Не буду открывать весь сценарий, но у нас существует диверсионная группа, что и было в реальности, у которой главная задача – взорвать, не буду говорить что. Есть задача – эту группу убрать, ликвидировать. Мы поместили базу этой группы вот в этот секретный объект. Он же был заброшен.

Арасланов:

- А что это?

Пиманов:

- Это в Балаклаве в советское время был фантастический уникальный объект по ремонту подводных лодок. Это в горе вырыт огромный комплекс с каналом, который проходит через всю гору. У него два выхода. Один прямо в залив, в Балаклаву, а второй – в открытое море. Это был фантастический объект, построенный в хрущевские времена. Там применены высочайшие достижения инженерной мысли. Он был сверхсекретный в советское время. Когда наступили новые украинские времена, он просто был разграблен, заброшен. Там абсолютно проржавевшие двери, огромные заброшенные помещения, склады. Все под землей, все в бетоне, внутри горы. Но он очень кинематографичный. Там Бондарчук снимал «Обитаемый остров», там снимали «Солдаты удачи». А мы просто думали, где диверсионная группа может сделать свою базу так, чтобы можно было подойти незаметно, жить незаметно, хранить незаметно и так далее. И вот выбрали именно этот объект. Хотя там таких объектов много. Но мы выбрали этот по всем параметрам. И снимать легче. Сейчас там музей. Там сейчас стараются сделать музей. Там ходят экскурсии. Потому что это огромное сооружение, которое непонятно как применять.

Арасланов:

- 24 метра в диаметре – это только вход.

Пиманов:

- Это колоссальная махина, памятник времени. И плюс к этому это еще колоссальный объект с точки зрения беды, что ли, нашей общей. Потому что, конечно, разворовать такой объект, уничтожить…

Арасланов:

- С нашими талантами – раз плюнуть. Вообще не вопрос.

Пиманов:

- Если хочешь понять, что с Крымом произошло за 23 года незалежности, надо сходить туда. Конечно, Крым сейчас, когда ты по нему ездишь, сердце кровью обливается. Чудесное, великое место, великие люди. Но по инфраструктуре, по всему это, конечно, просто… я бы голову оторвал тем, кто 23 года уничтожал эту жемчужину.

Арасланов:

- Из интервью Павла Трубинера, который играет друга главного героя…

Пиманов:

- Он не друг. Их там жизнь сталкивает. Они вместе действуют.

Арасланов:

- Выписал фразу: «Мы общались с морпехами в Севастополе – настоящими боевыми офицерами. И мне их командир сказал: «Знаешь, чем мы отличаемся от американских рейнджеров? Мы легко выходим из зоны комфорта. Есть у меня салфетка – считай, помылся. Две – в баню сходил». Реальные участники событий к вашему фильму имели непосредственное отношение. Что они говорили об идее, о съемках, вообще о цели проекта?

Пиманов:

- Они как раз все понимают. Дело в том, что они, сделав великое дело в свое время, потому что, что они сделали во время этой операции, они не дали выстрелить ни одному человеку, назовем это так. То, что сейчас бегают по Севастополю маленькие детишки с рюкзачками, они живы и ходят в школу, а не лежат в могилке, как многие донецкие ребятишки, - это их заслуга. Это они понимали, что там будет большая война. Причем страшнее. Когда они туда шли… Ведь в чем было величие операции, духа их, что ли? Почему они такие принимали решения очень неожиданные? Почему у них глаза горели, почему они так морально в хорошем смысле слова подавили украинскую армию? Потому что за ними была правда. Они приходили и говорили украинцам: наша задача – не стрелять. И ваша задача – не стрелять. Давайте так: референдум, люди решат – или вы уходите, или мы уходим. Сейчас самая главная задача – не бить друг друга. И все делалось для того, чтобы блокировать тех, кто попытался бы как-то там разжечь войну. Именно этим эта операция уникальна. Именно этим состоянием духа, что ли, ребята. Потому что они понимали, что за ними Верховный, за ними министр. И что те не бросят, как Янукович свой «Беркут» на Майдане. Когда это подлец, извините, может, он на меня в суд подаст, но я другого слова не подберу. Когда в ноябре, когда еще ничего не было, когда Янукович, как и Горбачев в свое время с «Альфой» поступил в 1990 году в Вильнюсе: я уезжал, я не знаю, я сейчас сниму начальника киевской милиции. Вот как только это произошло, как только ты силовиков сдаешь, ты подлец. Ты политический труп. И тогда уже стало понятно, что он политический труп. И то, что наши, наоборот, шли, понимая, что за ними те люди, которые никогда их не сдадут, наоборот, очень четкая задача, очень понятная цель и так далее – людей спасти. Вперед, ребята! И вот эта история для них очень сильная. Так как мы делаем именно про это, мы делаем про то, что, когда мы зашли, там все ждали войну. И первая половина фильма – у зрителя будет ощущение, что скоро здесь начнется война. Что и должно было там произойти. Когда появляются «вежливые», там главная задача – успеть блокировать войну. И мы об этом делаем кино. А не о том, как завоевали Крым или забрали Крым.

Арасланов:

- Ждем премьеры. Спасибо за этот разговор.