Киргизия: госпереворот раз в пятилетку

Несколько месяцев назад, когда в андижанской гостинице строгие узбекские портье уже в третий раз за последние тридцать минут попросили у меня паспорт «на дополнительную проверку», а девушка на стойке регистрации шепнула: «Насчет вас нам опять звонили… Ну оттуда... Из серого дома…» (так в Андижане называют местный офис Службы национальной безопасности), — я решил спешно покинуть Узбекистан. Что и сделал. На случайном бомбиле. Через сухопутную границу (репортаж «Путешествие по Узбекистану: светлый путь по-центральноазиатски» — на сайте kp.ru). И пока бомбила вез меня к пропускному пункту «Дустлик» (в переводе с узбекского – «Дружба»), на протяжении всех 50 километров он раз десять вздохнул: «Вы, значит, в Киргизию. Да-а-а, там у них хорошо. Там свобода. Не то, что у нас...».

А как там, в Киргизии, на самом деле? Чтобы утвердиться в своих впечатлениях от прошлого краткого пребывания на юге страны, возвращаюсь в «державу трех революций», чтобы побывать в ее столице Бишкеке, проехать по знаменитой Чуйской долине, заглянуть в синее зеркало Иссык-Куля и завернуть в центральную, горную часть Киргизии.

*ИГИЛ (или ИГ) — террористическая организация, запрещенная и в России, и в Киргизии.

Международный аэропорт «Манас» — одна из самых бестолковых воздушных гаваней если не мира, то Центральной Азии точно! Отсутствие каких-либо информационных табло в зале вылета, булькающий и хрипящий репродуктор, из которого доносятся обрывки фраз на непонятном языке. Явно не русском и не совсем киргизском. Сотрудники, которые ходят между рядами и кричат: «Дубай, пройдите на пятую! Стамбул, быстрее на четвертую!». Постоянные срывы расписания, люди которые мечутся между выходами.
И ладно бы было очень бурное движение — нет, персонал не может разобраться в трех тянь-шанских елях...

На выходе из здания аэропорта, безошибочно опознав во мне приезжего, атакуют сразу несколько самопальных «диспетчеров», набирающих пассажиров в такси. Спорю с ними. Не то чтобы цена была ломовая — нет, по сравнению с Россией тарифы местных извозчиков вполне терпимые. Напрягает другое: упорство, с которым бомбилы непременно хотят забить свою «ласточку» до упора. Пока в салоне не будет четырех пассажиров, машина с места не сдвинется.

В такси сталкиваюсь с юным бородачом, не попавшим на самолет в Турцию: пограничники не обнаружили в его паспорте какую-то особую печать, дающую право на выезд. Парень в характерной исламской вязаной шапочке-куфи сильно расстраивается:

— Штамп завтра получу, но не успеваю на пересадку. Билет снова покупать…

— А зачем ты в Турцию летишь? На работу или на учебу?

Попутчик молчит. Ищет правильный ответ:
— На учебу… В Исламский университет…

Хотя мог и не отвечать, проговорившись перед этим, что конечным пунктом его маршрута является город Газиантеп. Никаких знаменитых мусульманских учебных заведений там нет, зато поблизости сирийская граница. Известный маршрут. Именно здесь будущие боевики запрещенной и в России, и в Киргизии ИГ часто переходят турецко-сирийский рубеж.

Что мы, поколение бывшего Советского Союза, знаем о Киргизии? Не ошибусь, если назову несколько знаковых названий, имен и фраз: «Тополек мой в красной косынке», «Белый пароход», «Прощай, Гульсары», «Буранный полустанок», ну и, конечно же, «Алые маки Иссык-Куля». Благодаря романам великого киргизского мыслителя и философа Чингиза Айтматова и лучшим фильмам киностудии «Киргизфильм», на которой работали, между прочим, Лариса Шепитько, Андрей Кончаловский, а позднее Толомуш Океев и Болот Шамшиев, Киргизия нам представляется краем, где красивые и гордые люди, не склоняясь перед ударами судьбы, хранят традиции семьи и рода и противостоят жестоким феодалам, нахрапистым делягам-наркоторговцам и бездушным рабам-манкуртам.

И что знает об этой стране нынешнее поколение Интернета?

Что примерно раз в 5-10 лет в Бишкек с гор спускаются какие-то люди, которые жгут костры на центральной площади столицы, там же скачут на лошадях, ночуют под деревьями в соседнем парке, а потом с палками и арматурой нападают на парламент. Ну а милиция в ответ стреляет по ним из автоматов. Когда наконец очередная революция побеждает, бывший коррумпированный президент вместе с домочадцами улетает на самолете в эмиграцию и город отдается революционерам на разграбление. Что они с удовольствием и делают, вынося из магазинов холодильники, телевизоры и микроволновки, так необходимые на высокогорных пастбищах джайлоо.
Дальше все возвращается в прежнее полусонное состояние…

Самое удивительное, что оба этих взгляда на страну, и прежний, и новый, вполне справедливы. В Киргизии причудливо переплетаются приметы сложного и благородного мира, который описал в своих романах классик, и той противоречивой в своей простоте действительности, которая сложилась здесь за четверть века независимого существования.

И чего, спрашивается, в этакой-то пасторали бунтовать? Как вообще возможны какие-то революции в оазисе тишины и спокойствия?

— Понимаешь, это ведь только на словах и так называемая «тюльпановая революция» в марте 2005 года, и события апреля 2010-го были восстаниями народа против нечестных выборов и коррумпированной власти, — объясняет мне киргизский политолог, который просит не называть его имя. — На самом деле это были обычные разборки южных и северных кланов страны, их борьба за деньги и ресурсы, которых на всех не хватает. Посмотри, кто был основным участником тех событий? Жители далеких аилов, где нет ни работы, ни перспектив. Не искушенные в политике малограмотные чабаны и дехкане. Им просто обещали деньги, грузили на автобусы и привозили в Бишкек, чтобы они создавали массовость. Вот и вся борьба за демократию.

Ну, в общем, ничего нового: любовь к свободе оказалась вполне небескорыстной. Совсем не романтичным чувством. Песней совсем о другом. Так сказать, любовь, похожая на сом*.
*сом — киргизская денежная единица

Гуляю по Бишкеку, в котором не был больше 30 лет. Тогда город еще носил имя Михаила Фрунзе, большевика-революционера и знаменитого красного командира, который устанавливал Советскую власть и громил басмачей в Туркестане и Семиречье.

Зеленый и тихий Бишкек не просто навевает ностальгию. Этот город втягивает тебя в сонную одурь былого. Вот же они — стоящие на своих местах на зеленых бульварах ухоженные памятники Ленину и его местным соратникам, барельефы строителей коммунизма с традиционным серпом и молотом на торцевых стенах жилых домов. Табличка ресторана, посвященного прежнему названию города. Правда, почему-то на латинице — «Frunze». Видимо, чтобы иностранные туристы заинтересовались, в честь кого им бармен смешивает любимые коктейли «черный русский» и «смерть в полдень» …

В Киргизской столице если и меняли названия улиц, то по какой-то непонятной логике, никак не связанной с пресловутым «возрождением национального самосознания». Так на табличках появились улица Баха вместо Строительной, Горького вместо Патриса Лумумбы (при этом существовавшую улицу Горького переименовали в Коенкозова, легендарного разведчика Великой Отественной из панфиловской дивизии), Гагарина вместо Ферганской и даже Герцена вместо Кладбищенской. Нет, местных деятелей тоже, конечно, увековечивали, но как-то тихо, без шума и фанатизма. Так что даже их жители предпочитают использовать старые обозначения: не Абдрахманова, а Карельская, не Кожобергенова, а Школьная… Многие прежние названия не трогали совсем. Чтобы не путаться в размещении важных государственных учреждений.

Все очень знакомо и предсказуемо. Киргизский КГБ (по-новому — Служба национальной безопасности) находится, конечно же, рядышком с улицей Дзержинского. МВД страны — на улице Фрунзе, а транспортная прокуратура — на улице Льва Толстого (а кому еще заниматься уголовным делом Анны Карениной, бросившейся под поезд?).

Возвращение прежнего, еще дореволюционного, хотя и чуть переделанного названия Бишкек (до 1926 года он звучал как Пишпек) мало что изменило в столице современного независимого Кыргызстана. Все та же преимущественно частная застройка с невеликим островком административных и вузовских зданий образца 30–50-х годов прошлого века в центре. Повсюду уличные торговцы, предлагающие свой товар – малину и смородину, овощи, фрукты, арбузы и дыни, крупные домашние яйца и носки тоже домашней вязки — с картонок, ящиков или прямо из багажника припаркованноой «нивы» или старого «москвичонка».

Цены радуют (пересчитывать их не надо, потому что киргизские деньги идут к рублю по курсу 1:1): яблоки — 45 сомов за килограмм, виноград — 60, арбуз — 15 сомов/1 кг, дыня — 25 сомов/1 кг. Помидоры — помельче сливовидные — 25 сомов, крупные розовые — 50 за килограмм. Рядышком частники выставили ведра с поздней клубникой: 80 — крупная, 60 — помельче. Трехкилограммовое ведерко, да еще и с походом, отдают за 160. В магазине по соседству прекрасная парная говядина стоит 310 за килограмм.
По российским меркам недорого совсем, но многие бишкекцы считают иначе. Зарплаты-то здесь не российские. Да и условия иные. Это же Киргизия, где в Чуйской долине палку воткни - вырастет весь учебник по садоводству и виноградарству.

По улицам бегают троллейбусы, что очень странно для Центральной Азии: в соседних странах, бывших советских республиках, рогатых извели под корень — требуют много электроэнергии и мешают частной маршруточной инициативе.
Стоит отойти буквально десять метров в сторону от центральных проспектов Чуй и Жибек Жолу, как оказываюсь в обычном российском райцентре. Разбитые дороги и почти полное отсутствие тротуаров — и только возле некоторых домов побогаче десятиметровка с плиткой а ля «к нам приехал, к нам приехал Сергей Семеныч дорогой».

Да и правда — неужели я в столице независимого государства? Везде вывески на русском. Ну или на двух языках. Повсюду звучит русская речь: идут явные киргизки и болтают на великом и могучем. Подхожу к парочке женщин, присевших на лавочку на бульваре Эркиндик. Представляются:

— Валентина Иванова…

— Лариса Ямщикова... Да я русская, не смотрите, что чернявая, — смеется она. — Я просто родом из донских казаков. У меня отца всегда сравнивали с Григорием Мелеховым из бондарчуковского фильма «Тихий Дон», говорили, очень похож…
Обе работают педагогами в русском логопедическом детском саду.

— Ну и как вам, русским, здесь живется?

— Сравнивать не с чем, но кажется, что живем как в раю. Хороший климат. Много фруктов. Много солнца.

— А как местные жители к русским относятся?

— Нормально (здесь следует заминка)… Ну мы не ощущаем... Со стороны местных жителей уважение. Особенно к русским специалистам. Потому что их все меньше остается…

— То есть никуда отсюда не собираетесь?

— Не знаем… Думаем… У нас вроде все устроены. И мужья работают, и дети. Квартиры есть. Поэтому особой надобности уезжать нет. Но… — здесь мои собеседницы снова делают паузу. И добавляют: — За всё надо платить, везде нюансы…

В чем заключаются эти самые «нюансы» для русских, родившихся и еще оставшихся в Киргизии? Об этом говорю с генеральным директором Православного благотворительного Владимирского общества поддержки образования и культуры, директором русской православной школы в Бишкеке Станиславом Епифанцевым.

— Причины отъезда русских из Киргизии были экономические?

— У первой волны, в начале 90-х, безусловно экономические. В связи с распадом Союза закрывались производства и исчезала та среда, в которой и было в основном занято русское население.

— Почему сейчас люди уезжают?

— Первая причина — это состояние киргизской экономики, системы образования и здравоохранения. То, что досталось республике от Советского Союза, во многом тот задел уже исчерпан. Это заставляет задумываться о завтрашнем дне. А во вторую очередь это мысли о будущем детей.

— Есть ли в Киргизии проявления дискриминации к русским?
В трудоустройстве, получении образования…

— Явных случаев нет, но, поймите, знание гоcударственного языка начинает приобретать все большее значение при трудоустройстве. А многие русские, к сожалению, не владеют киргизским. Ведь в советское время, я сам удивляюсь, почему, киргизский язык не преподавался в русских школах.
В общем, и не гонят, и даже привечают, но нашим соотечественникам от этого не легче…

Отражение реалий местной многообразной жизни — в бегущей строке киргизских телеканалов, в объявлениях на столбах и по громкой трансляции на площадях районных центров, где лениво и вязко — жарко ведь! — проистекает процесс товарно-денежного обмена.

Киргизские телеканалы особенно радуют бегущей строкой объявлений. Рекламодатели экономят на каждой букве, потому что оплата идет по количеству знаков, но общий смысл вполне понятен: «Колдунь 200%», «Могуществ знахарка», «Жестк привор зажг свеч», «Лечу рак рожа сердце очищ дом и др.», «Мощ гадал, лью воду на воск верну любов», «Долги», «Делов женщин». Ну и про продажу квартир, семян, кумыса, селитры и козьего молока. В общем, вся широкая, яркая и разнообразная палитра местной жизни...

— Как народ-то живет? Не бедствует? — спрашиваю торговку обувью — у нее свой контейнер на вещевом рынке.

— Неважно живут люди, — отвечает она. — Вообще народ за последние два года стал сильно беднее. Раньше в конце августа у меня была самая бойкая торговля: люди детей в школу готовили и сами закупались. Обычно на ребенка по две пары туфель брали. А сейчас только по одной, да еще и скидки просят. Говорят: "У меня пятеро, не могу всех в школу одеть-обуть"...

— Но ведь для многодетных семей государство должно какие-то пособия давать?

— Да у нас, считай, все семьи многодетные. Нет никаких пособий и льгот поэтому. Это ведь не Россия, где материнский капитал платят…

Спешу на встречу в небольшом райцентре Кант — это километров двадцать от Бишкека в самом центре Чуйской долины, главной житницы страны. Из репродукторов на центральной площади Канта несется бодрый клич здешней деловой активности: «Нужен шашлычник в кафе», «Требуется чабан с семьей, жилье предоставляется», «Продаю полдома, без жильцов, без мебели», «Опытный мануальщик со знанием джамма может приехать к вам домой»... Не подумайте плохого: джамма – это такой древний индонезийский ритуал и одновременно лечебная процедура с использованием редких трав и растений. Как говорят рекламщики — их трудно опровергнуть, потому что как это опровергнешь? — «ритуал придумали для индонезийской принцессы». Загадка в другом: откуда в этом крохотном райцентре принцессы и как вообще эта процедура сюда проникла?

Киргизия — страна, которая до сих пор ловит промокоды под крышечкой «Пепси». Помните такую замануху для раскрутки товара? Конец 90-х, ну в лучшем случае начало 2000-х. Если вам хочется вернуться в те славные времена, то вам сюда! Здесь всё из этой поры. Даже вроде бы современные песни по стилистике из того бурного времени.

«Эта музыка для секса
Заставляет нас с тобой раздеться.
В космос улетим на крыльях вместе
Без слов…», — это главный хит в репертуаре популярной кафешки в Канте. Основное произведение музыкальной ротации. Тыц-тыц-тыц… А что? Круто! Свежо! Подо что еще есть шашлык и лагман на этом совсем не буранном полустанке?..

Именно здесь о ситуации в русской общине страны беседую с одним из ее лидеров, атаманом Союза казаков Семиречья Александром Зуевым. Александр Михайлович специально для этого спустился с горного кордона — он уже почти 25 лет работает там егерем. А довольно странное место для встречи выбрано потому, что кафешкой владеет его младший сын, и нам никто мешать не будет.

Чуйская долина — традиционное место расселения русских. Первая волна семиреченских казаков появилась здесь еще во второй половине XIX века. Вместе с войсками царского генерала Аполлона Циммермана, который сначала разрушил крепость Токмак, потом после 5-дневной осады взял Бишкек (тогда Пишпек) и тем самым добровольно присоединил эти территории к России. 100-летию данного добровольного акта волеизъявления посвящена даже специальная памятная доска в киргизской столице. Потом были еще несколько волн переселения — столыпинская дореволюционная, и после революции — кулаки, прочий социально чуждый элемент, эвакуированные в годы войны рабочие, техники и инженеры. А еще позднее – приезжающие на стройки народного хозяйства специалисты. Так что и в Чуйской, и в соседней Иссык-Кульской областях сплошь русские названия сел и поселков — Беловодское, Александровка, Романовка, Маевка, Ивановка, Дмитриевка, Григорьево, Ананьево…

— В моем селе Красная Речка до начала 90-х годов прошлого века из 4-тысячного населения разве что 8-9 киргизских семей было, — вспоминает атаман Союза казаков Семиречья Александр Зуев.

Поселенцы всегда жили здесь зажиточно. И до революции, и после. И при советской власти, и в годы независимости. Колхозы-миллионеры, а потом фермеры, владельцы автосервисов, мини-гостиниц и магазинов.

— Конечно, и нас в 90-е накрыли и разруха, и голод. Но казаки-то на земле сидели, нам куда легче было выживать. Кто не лодырь, никогда не жаловался... Я вот проехал по Росссии. Там много бывших наших, которые уехали после развала Советского Союза. Многие, особенно которые работящие, и там хорошо устроились. Но всё равно жалеют: чего уехали? Эх, и в самом деле, зачем? — вздыхает атаман Зуев.

И в самом деле, чего не живется им здесь? Но факты такие, что, несмотря на отсутствие дискриминации и официальный статус русского языка люди продолжают уезжать в Россию. Причины в основном экономические. Хотя после вхождения Киргизии в Таможенный союз и Евразийский экономический союз (ЕАЭС) процесс миграции несколько замедлился.

А в самом деле, зачем уезжали и уезжают?

Мои русские собеседники в Киргизии: затрудняясь с ответом на этот вопрос, с трудом подбирая причины продолжающегося отъезда русских из страны, время от времени кивают на полузнаки-полунамеки, этакие характерные сигналы, которые исходят… нет, не от радикальных националистов – их в современной Киргизии все же невеликое количество, — а от самой киргизской власти.

Когда в бишкекских кабинетах вспоминают массовое бегство людей, то имеют в виду вовсе не события 90-х – начала 2000-х годов, когда страну покинули сотни тысяч русских, татар, немцев, корейцев, евреев и других «нетитульных» наций. Речь идет о событиях 100-летней давности, получивших в местной историографии эпическое название «Чон Уркун» – «Большой Исход». То есть о восстании среднеазитских народов 1916 года против царской власти, которая перераспределяла земельные наделы в пользу русских поселенцев и объявила о мобилизации местного мужского населения на тыловые работы. В итоге подавления мятежа погибли десятки, по некоторым сведениям — сотни тысяч людей, еще столько же бежали в Китай.

История трагическая и неоднозначная. Тем более, что «национально ориентированные» киргизские историки предпочитают не упоминать, кто первым начал резню. А ведь именно коренные местные жители, подстрекаемые Турцией и пользуясь тем, что взрослые мужчины из русских селений были в основном на фронте, стали поджигать казачьи станицы и выселки, убивать женщин и детей. Погибло более 3 тысяч переселенцев. Казаки ответили. Да так, что пух-перья от мятежников полетели. Тут еще и армия Российской империи подключилась…

Разбираться в драме столетней давности, наверное, надо. В академических кругах. Объективно и беспристрастно, не пряча одни события и не выпячивая другие. Но стоит ли строить на этом официальную политику государства наподобие украинского Голодомора, носясь с Уркуном, как с писаной национальной сумкой «кузгу-кап»?!

Между тем, Уркун стал едва ли не главной составляющей объявленного президентом Атамбаевым «Года истории». Сначала Министерство культуры, информации и туризма объявило конкурс на лучшую театральную пьесу, посвященную трагическим событиям 1916 года, и выделило деньги театрам на постановку победивших в конкурсе произведений с характерными названиями «Волчье время» и «Драма века». А потом, видимо, не удовлетворившись результатом, то же культурное ведомство совместно с Союзом композиторов и Союзом музыкальных деятелей страны затеяло новый конкурс – аж в трех номинациях: камерно-оркестровые сочинения, концертные инструментально-вокальные и камерно-инструментальные. Победителей собирались определить 1 сентября, так сказать, в День знаний, но поскольку поступило только 10 работ – маловато будет! — подведение итогов перенесли на конец октября. В общем, дерзайте киргизские музыканты и поэты!..

- Понимаешь, власти, вспомнив об Уркуне, хотели перехватить инициативу у радикальных националистов, — объясняет мне один из лидеров местной казачьей общины. – В официальных органах особо подчеркивали: дескать, это мы не против русских, а только против царского правительства России и его имперской политики.

Понятно… А пока на всевозможных вполне официальных «научно-исторических» конференциях все чаще звучит слово «геноцид». 20 общественных организаций уже потребовали, чтобы президент России принес официальные извинения киргизскому народу, а потомкам жертв Уркуна (естественно, только с киргизской стороны) были выплачены денежные компенсации. Ни много ни мало – всего-то 100 миллиардов американских долларов…

Единственный железнодорожный состав из столицы на Иссык-Куль, он вообще единственный во внутрикиргизском расписании, идет почти 6 часов. На маршрутке втрое быстрее, но я все равно выбираю поезд. Чтобы по полной почувствовать на своей шкуре, спине и прочих мягких частях тела все прелести данного транспортного средства. Тем паче, что 31 августа движение прекращается – поезд сезонный, предназначен в основном для туристов.
Шесть видавших видов плацкартных вагонов и один купейный – в него билеты не продают, потому что едут в нем только железнодорожники, которые направляются на отдых. Так сказать, корпоративная льгота.

По проходам шастают предприимчивые бабульки с самсой, орешками и еще какой-то незатейливой снедью. А в соседних отсеках уже шумит беспросветная гулянка: между бульками и кряканьем народ заводит песняка. Магомаев, Хиль, Валентина Толкунова и Пугачева с Ротару. Эх, где мои семнадцать лет и «шестьсот веселый» поезд Свердловск – Красноуфимск? Там было то же и так же…

— Вы не думайте, — объясняет мне соседка, — это они все искупаться на Иссык-Куль едут: шесть часов туда, четыре часа на пляже и потом этим же составом обратно.

— А что же тогда на поезде, на маршрутке-то на пляж осталось бы на четыре часа больше?

— Э-э-э, вы не понимаете! Тут билет стоит 70 сомов, а на маршрутке в три раза дороже…

Достаю видеокамеру, чтобы зафиксировать ностальгическое пиршество совсем не духа. И тут же ко мне подскакивает плотный мужчина в штатском и предъявляет милицейское удостоверение:

— Не снимайте! У вас нет полномочий здесь снимать!

Впрочем, милиционер Нурбек оказывается вполне свойским парнем. Уже через десять минут мы сидим с ним рядом и болтаем о местном житье-бытье. Сам он из русского села Беловодское, учился в русской школе, а потом несколько лет работал в Сибири. По-русски поэтому говорит практически без акцента.
Для Нурбека даже вопросов нет, с кем дальше быть Киргизии:

— Конечно, с Россией, с кем еще. Да у нас тут все так думают…

За окном поезда тучные поля пшеницы, ячменя и кукурузы. Большие головы подсолнухов вот-вот сломаются под собственной тяжестью. Мелькают сады и бахчи Чуйской долины. Овощные плантации: картошка, капуста, лук, морковь... Время от времени прямо у дорожного полотна видны передвижные пасеки.

— Смотри, сколько тут всего, — говорит мне Нурбек с видом заправского экономиста-международника. – Куда это всё отправлять, если не в Россию?

Мой айфон и коммуникаторы соседей тем временем сходят с ума. Казахский и киргизский роуминг сходятся в Чуйской долине на схватку, как два батыра в полном снаряжении. И вызывают друг друга на бой гортанными выкриками рингтонов мобильников, совсем запутавшихся в местных сотовых реалиях. Чу, ты слышишь призыв соперника?..

Этакий гибрид киргизского эпоса «Манас» и казахского «Кобланды-батыр», что, в общем-то, одно и тоже с некоторыми вариациями.

Чему удивляться: граница между двумя ныне независимыми государствами проходит здесь по совсем неширокой речке Чу. На одном берегу киргизский город Токмок, а на другом — уже казахский Сортобе. Названия разные, хотя город по сути один.

Для заграничного путешественника, впрочем, эта конкуренция не имеет никакого значения: тарифы практически одинаковые по обе стороны границы.

Город Балыкчи — это пример того, как гибко и не обижая никого можно перейти из светлого советского прошлого в не менее светлое национальное настоящее. Вообще-то со времен своего основания в 1871 году этот населенный пункт на западной оконечности Иссык-Куля носил название Рыбачье и лишь три года в начале 90-х, когда молодой независимый Кыргызстан охватила эпидемия по укрупнению-объединению-разукрупнению регионов и город сделали областным центром, его незатейливо именовали Иссык-Кулем. Когда административный восторг закончился, ничего нового придумывать не стали. Просто прежнее название Рыбачье дословно перевели на киргизский. Так и появился нынешний Балыкчи.

Учитель начальных классов русской школы имени Толстого и председатель культурной ассоциации «Шаги надежды» Любовь Еловенко проводит для меня специальную экскурсию по школьному музею литературы, истории и быта имени знаменитого графа, ставшего зеркалом русской революции. Музей, кстати, созданный при финансовой поддержке Россотрудничества, действительно замечательный. Рядом с большим портретом автора «Войны и мира» и фигурами Наташи Ростовой и Андрея Болконского. облаченных в костюмы той поры, расположился макет деревенской русской печи с чугунками, ухватами и кочергами. И тут же киргизская юрта в разрезе. Чтобы, значит, школьники знали и про историческую родину, и про ту землю, где живут сейчас.
Интересуюсь:

— Любовь Гавриловна, а еще русские школы в Балыкчи есть?

— Конечно. Есть еще бывшая школа Макаренко, теперь она школа имени Абдылдаева.

Кто такой этот самый Абдылдаев, никто не знает. Ни ученики, ни их родители. Не знают даже учителя. Ну да и ладно: Абдылдаев, так Абдылдаев…

Впрочем, от игры в названия в Рыбачьем-Балыкчи лучше жить не стало. Гуляю по этому заштатному райцентру и всюду вижу следы упадка: дороги, на которых ямы соревнуются с колдобинами, исчезнувшие тротуары, ржавые баржи и давно онемевшие, разбитые индустриальным параличом портовые краны. Город, который в советское время был крупным транспортно-промышленным узлом, живет разве что торговлей, да еще денежными переводами киргизских гастарбайтеров.

— А у нас практически в каждой семье кто-то работает за границей. В основном в России. И немного в Казахстане и Турции, — рассказывает мне хозяйка гостевого дома, в котором остановился на ночь. Она, между прочим, дипломированный химик.

— А как же те, кто трудился на здешних заводах?

— А они все поразъехались, — горюет хозяйка. — Раньше на нашей улице из десяти домов разве что один-два были киргизские, а сейчас русские живут только в одном.

Пусть даже и не свято место пусто не бывает. В дома уехавших русских, немцев и евреев приехали деревенские киргизы. Со своим мироощущением сельских скотоводов, нравами и традициями, которые в деревне вполне уместны и органичны, но в городе выглядят диковато.

— Они к нам с гор спустились. В буквальном смысле, — смеются по поводу своих соплеменников городские жители.

Выхожу днем во двор гостевого дома, а там лошадь к воротам привязана. Молодая еще совсем кобылка. — Сфотографироваться с ней не хотите? — спрашивает хозяйка. — А то ее через полчаса уже не будет... Интересуюсь: откуда лошадь? — А это сосед привел, попросил, чтобы у нас пока постояла. Чтобы гостям сюрприз был. Оказывается, в соседнем дворе сегодня свадьба. Сына женят. Утром хозяйка специально ходила смотреть, какую невестку в дом привезли из горного аила. А лошадь... Ее действительно не будет. Через полчаса ее зарежут. На праздничный стол. Еще через час прохожу мимо соседских распахнутых ворот: народ весело, на драйве, с киргизскими шутками и прибаутками разделывает тушу во дворе, а требуху и субпродукты разбирает прямо в палисаднике. На виду у всей улицы и прохожих. Рядышком дети катают свои машинки и баюкают кукол.

Или это только я так воспринимаю происходящее? Вопрос ведь не в том, что лошадь зарезали, а в обстоятельствах обряда...

— Из кишок и мяса тут же делают конскую колбасу. У казахов она называется «казы», а киргизская вариация — «чучук». Вкус — язык проглотишь! — объясняет мне местный знакомый. Мол, чего ты — вкусно же!
Извини, брат, но сегодня что-то аппетита нет…

В Киргизии повсюду, на дорогах, стенах городских домов и общественных зданий, развешены баннеры-плакаты антиклерикального содержания. Три группы женщин: первая в традиционной национальной одежде – нательном платье и традиционном тюрбане-элечек (он состоит из шлемовидной шапочки, собственно тюрбана и верхнего платка, при этом лица у киргизских женщин всегда остаются открытыми), рядом — мусульманки в светлых хиджабах, и в конце — такая же группа, но уже в черных никабах и бурках, не видны даже глаза. На плакатах надпись на киргизском: «Мой народ, куда идем?!».

— Так у нас борются с радикальным исламом салафитского толка, — объясняет мне один из лидеров русской общины Киргизии. — Поначалу, когда такие плакаты появились только в Бишкеке, возникла бурная дискуссия. Некоторые говорили: «Зачем это?». Не вносим ли мы, мол, раскол в общество? И тогда власти распорядились, чтобы эти плакаты появились по всей стране.
Нарастающие радикальные исламские тенденции в Киргизии очевидны. На фоне кризисной экономики и массовой безработицы (в прошлом году этот показатель формально равнялся 7,5 процента трудоспособного населения, но не учитывал сотни тысяч гастарбайтеров, которые подались за границу не от хорошей жизни) все больше тех, кто готов встать на джихад под зелеными знаменами ислама. Особенно если за это заплатят.

В стране действует несколько десятков колледжей, спонсируемых из фондов скандального турецко-американского проповедника Фетхуллаха Гюлена. А в них ведь тоже не миру во всем мире учат.

— Если, не дай Бог, конечно, у нас случится очередная революция — какая она там будет по счету, четвертая, что ли, — то нынешняя оппозиция вряд ли выведет на площадь даже десять тысяч своих сторонников. А вот эти... — мой собеседник, местный русский старожил, делает характерный жест, обводя ладонью подбородок, — запросто соберут и пятьдесят тысяч, и больше...

Центром исламского радикализма, откуда и течет основной поток волонтеров ИГ, как ни странно, стали не глухие горные аилы, а все тот же город Балыкчи на Иссык-Куле. Здесь сейчас на 40-тысячное население (не только ислам исповедующее) приходится аж 14 мечетей и 9 молельных комнат. Что в них происходит – знает только Аллах и Магомет пророк его.

Захожу в новую городскую мечеть «Аль Амин», она одновременно вмещает 3 тысячи молящихся, чтобы поговорить с главным балыкчинским имам-хатыбом Чойбеком-хаджи Исакуновым. Мы пьем чай под свежую конину и разговариваем о правильном исламе.

— Это правда, что здесь, в Балыкчи, исповедуют нетрадиционную ветвь ислама?

— Нет, неправда. Если в мире осталось только два города, которые еще не испортились и где живут по канонам Корана, — это Мекка и Медина, то у нас в Кыргызстане это только Балыкчи.

— Но ведь именно из вашего города больше всего молодых мусульман едут воевать за ИГИЛ…

— Они неправильно делают… Дай мир всем, Всевышний!

Молитвенный призыв, конечно, правильный – кто бы был против. Но я почему-то вспоминаю, что деньги на строительство и этой мечети, и еще нескольких таких же в Киргизии поступили от Всемирной ассамблеи исламской молодежи — организации, тесно связанной с властями Саудовской Аравии. А уж контакты саудитов с ИГ известны всем. Невозможно одновременно спонсировать террористов-фанатиков и призывать к всеобщему миру. Или там подразумевается какой-то другой мир?

Дорога от Балыкчи до курортной столицы Иссык-Куля города Чолпон-Ата. Всего-то 80 километров. В основном двухполоска с условно гладким покрытием, на котором местами трясет, как на стиральной доске.
На лобовом стекле потрепанной маршрутки — это древний «Мерседес-Т1» – расплескалась сетка трещин-морщин после встреч с дорожными камнями. В салоне устойчивый аромат отработанной солярки — видимо, шланги и фильтры травят. Голова от этого амбре такая, как будто вчера выпил литров пять бузы или кумыса от бешеной кобылки с Ала-тоо.

Маршрутка под завязку забита какими-то мешками, кольями, упаковками с водкой и дошираком, коробками и сумками. Все это добро щедро распихано по багажнику, проходам, громоздится на сиденьях и под ними. Всю дорогу у меня в ногах перекатывается дыня, и мне хочется, как заправскому регбисту, поддать ей в бок и отправить куда подальше.

Расписание движения здесь весьма условное. Если сроки отправления еще худо-бедно соблюдаются – «вот сейчас салон заполнится — и поедем!», то дальше сплошной караул: незапланированные остановки на 5–10–15 минут. Чтобы покурить, набрать воды в речке или просто искупаться в Иссык-Куле. А то еще водитель увидел на обочине ведро абрикосов. Как не остановиться и не взять, брат?

По обочинам вешала с вяленой рыбой, в основном с иссык-кульским чебачком, вкусовые качества которого, на мои языковые рецепторы, несмотря на превосходные оценки торговцев, весьма сомнительны. Хотя с пивом пойдет. Тут же ведра с яблоками, трехлитровые банки с облепихой.

Зато и к пассажирам здесь проявляют снисхождение. Побежала женщина за горячими лепешками да задержалась. Что-то там тандыр никак не нагревается. Все терпеливо ждут. Потеют, дуреют, но никто слова не скажет. Хлеб — всему голова!

В общем, мало что изменилось за десятилетия…

Водитель маршрутки гонит под этой трассе сильно за сто. Так что девушка на последнем сидении молит:
— Дядя, нельзя помедленней? Я еще пожить хочу!..

Но все не так плохо. Есть и большие, хотя и странные свершения.
После километров тридцати тряски, возле новенького аэродрома "Тамчи» будто бы попадаешь в другую реальность. Ровнехонькая широкая трасса с только что положенным асфальтом, еще даже разметку не успели нанести. Этакое бла-а-а-лепие тянется километров десять, а потом снова начинаются ухабы, по которым ползут грейдеры. Бесконечная очередь самосвалов с грунтом. Колонны асфальтоукладчиков и катков. Взводы геодезистов с теодолитами, рейками и разметочными шнурами...

— Это у нас готовятся к открытию Вторых Всемирных Игр кочевников (они прошли на Иссык-Куле с 3 по 8 сентября – авт.). — объясняет местная жительница. — Всё для ВИП-гостей, которые прилетят на самолете и уже отсюда поедут на лимузинах.

Озабоченный комфортом ВИП-персон, среди которых президенты Татарстана, Башкирии, несколько арабских шейхов и, самое главное, почетный кочевник Стивен Сигал, сильно беспокоюсь: успеют ли закончить? И уже перед самым открытием Игр звоню друзьям в Чолпон-Ату.

— Почти всё успели, — рапортуют они. – Кроме пятикилометрового участка, который так и не заасфальтировали. Но ничего страшного: самых важных гостей из аэропорта вертолетом доставляли прямо на поле, прямиком к ВИП-трибуне.

Ох уж эта традиционная показуха! Желание пустить пыль в глаза. В Азии она приобретает особо гиперболизированный масштаб.

Взять тот же новый международный аэропорт «Тамчи», расположенный примерно на полпути между Балыкчи и Чолпон-Атой, вдали от основных зон отдыха на Иссык-Куле. Место, как говорится, ни два ни полтора. Ну да ладно: будет еще один, пусть и недешевый вариант добраться до золотых пляжей «киргизского моря».

Вопрос в другом: а зачем было строить-перестраивать, улучшать и модернизировать эту воздушную гавань, способную принимать «эмбраеры», «бомбардье» и тому подобные региональные самолеты, если в Чолпон-Ате уже есть заброшенный аэродром, на который в советское время летали из киргизской столицы и недалекой Алма-Аты Як-40 и Ан-24, то есть самолеты примерно того же класса? Помню, какое невероятное счастье испытывал, если удавалось купить билеты на такой борт. Не проще ли было просто восстановить эту полосу? Оно бы явно и дешевле обошлось…
Кстати, вернувшись в Москву, пытаюсь выяснить, что там с расписанием полетов в новую авиагавань. А ничего! Рейсов нет и не предвидится. ВИП-персоны уже разлетелись, курортный сезон на Иссык-Куле заканчивается. Так что регулярные рейсы появятся не раньше следующего лета…

Поскольку Киргизия была сильно разочарована выступлением своей сборной на Олимпиаде в Рио, где лишь одному киргизскому штангисту удалось завоевать бронзовую медаль, да и ту через несколько дней отобрали за допинг, надежды местных спортивных фанатов естественным образом перетекли на Вторые Всемирные игры кочевников. Тем паче, что участники соревновались не в синхронном плавании в бассейне, не в какой-то странной художественной гимнастике или фехтовании на экзотических рапирах и шпагах, а в кек-беру (козлодрании), эр-эниш (борьбе верхом на лошадях) и салбуурун (охоте с ловчими птицами и собаками). В этих-то видах киргизские атлеты выступили триумфаторами, а как иначе, если это исконно кочевые забавы.

В общем, как не без пафоса сообщал рекламный ролик, «все мы кочевники, наша жизнь — полет стрелы»…

Жаль, международные чиновники не уделили этому празднику кочевого здоровья и спорта никакого внимания. Из МОК на Игры не приехал никто. Или, может, побоялись, что злопамятные киргизские атлеты используют их по назначению в процессе козлодрания?

Праздник в итоге вышел на славу. Хотя некоторые сомневались: а нужны ли такие траты стране, которая отнюдь не процветает? Стоило ли ради сиюминутного национального триумфа спешно возводить новый ипподром за полтора миллиарда сомов? Зачем отчеканили 2 тысячи серебряных монет, пошедших на подарки?

Ну не знаю. Даже у бедных стран есть свои причуды, тем более, что быть бедным в современном мире выгодно. Все жалеют, хотят помочь. Как, например, российский «Газпром», который отгрохал рядом с тем самым ипподромом роскошный спортивно-оздоровительный комплекс и подарил его республике.

Древняя местная байка рассказывает о том, как киргизам досталась их страна. Когда Бог распределял среди народов земли, киргизы опоздали, а когда пришли, уже ничего не осталось. Посмотрел Бог на их горе и сказал: «Ну ладно, я вижу, что люди вы хорошие и безобидные. Поэтому поживите пока на моей даче». С тех пор там и живут...

Подобные фантастические рассказы можно услышать в любой стране. Просто в одной гордятся лианами и бананами, во второй — ледниками и фьордами, для местных и такой рай существует, а вот в Киргизии — своими горами с живописными ущельями, высокогорными пасбищами, где можно отравиться кислородом пополам с ароматами горных трав и упасть лицом в эдельвейсы и альпийские маки. Ну и, конечно же, великолепными озерами, в первую очередь Иссык-Кулем. Да и климат здесь из-за гор не такой жаркий — в отличие от соседнего засушливого Узбекистана или продуваемого всеми суховеями степного Казахстана.

Одна беда: инфраструктура туризма в Киргизии остается практически той же, что была при советской власти. Этакий подержанный рай с пометкой «б/у»…
Что нужно современному путешественнику, кроме горных красот и золотых пляжей Иссык-Куля? Правильно: более-менее комфортное жилье и хотя бы минимальная индустрия развлечений. С жильем еще кой-как: за последние годы в Чолпон-Ате и придегающих селах понастроили коттеджей, отведя их под гостевые дома, мини-гостиницы и частные пансионаты. Посадили на старые инженерные сети, от чего-то канализацию прорвет, то электротрансформатор грохнется.

С развлечениями похуже будет.
Гуляю по территории самого большого и когда-то очень престижного пансионата «Голубой Иссык-Куль». Прямо бальзам на израненную ностальгическими воспоминаниями душу. Детская карусель с паровозиком. Тарзанка. Тир с пневматическими винтовками. Еще можно дротиками из дартса поразить надувные шарики. Народ на пляже активно катается на водных велосипедах и фотографируется на фоне настоящего верблюда. Ну а вечером, конечно, танцы!

И лишь на спортплощадке пансионата активно тренируется киргизский паралимпиец, член сборной страны по легкой атлетике Арстанбек Базаркулов. В Рио он выступал в метании копья и толкании ядра.
— Очень жалко российских паралимпийцев, — говорит он мне. И копье, брошенное им, летит как будто прямо в каменное сердце международных спортивных бюрократов…

За забором все куда тоскливей. Кроме кафешек с традиционным набором блюд «лагман-шорпо-шашлык-манты-самса», податься некуда. Разве что в торговые ряды, где торгуют войлочными киргизскими колпаками и прочими ремесленными поделками.

Отдыхающие предпочитают более традиционные незатейливые развлечения: например, вареную кукурузу и сахарную вату на палочке.
Впрочем, для тех, кто хочет вспомнить, как он ездил в Сочи или Анапу лет двадцать назад, лучшего места, чем Чолпон-Ата, вряд ли найдешь.

Сразу хочу предупредить: с ним здесь проблемы. В курортной Чолпон-Ате этот чуждый напиток, похоже, занесен в списки изгоев. Или какой-то непонятной экзотики. Я как заядлый кофеман, которому в день нужно не меньше 8–10 чашек, сильно страдаю. Испытываю, можно сказать, цивилизационно-физиологические мучения. После нескольких попыток найти обычный американо в чайханах, кафешках и прочих заведениях общепита лишь в одной точке мне наконец предлагают растворимый самой дешевой марки.

— А как насчет нерастворимого? — интересуюсь у хозяйки.

— Так вам для этого надо взять такси и поехать к рынку. Там есть кафе и там такой кофе! У них единственная на весь город кофемашина. А в других местах даже не пытайтесь!

Впрочем, нашлось еще одно местечко, где чудо-техники в виде заморского кофе-аппарата прописалось в монопольном царстве зеленого чая. Но имейте в виду: кофеманов в Киргизии не жалуют...
И цена совсем не киргизская — 122 сома чашка американо. Однако!

Ох, как же щемит сердце! Сколько пронзительных воспоминаний пробуждает киргизский турсервис!.. На плакатах агентств, выставленных у пансионатов и кафе, картинки из самых популярных туристических мест. Тех же, что были и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет назад. Григорьевское ущелье... Соленое озеро… Каньон «Сказка»… Заповедник Джеты-Огуз («Семь быков»), где красные скалы напоминают этих самых благородных животных. Сколько советских влюбленных сделало здесь признания возле скалы «Разбитое сердце», чтобы отправиться затем отметить сей волнительный акт с помощью местного винишка типа «Мускат фиолетовый»!

Еду по некогда очень популярному маршруту «Вокруг Иссык-Куля» протяженностью почти 400 километров. Обязательный пункт, как и всегда, — областной центр Каракол (раньше он назывался Пржевальском) с отработанными за десятилетия достопримечательностями – музей, памятник и могила русского исследователя Тянь-Шаня Николая Пржевальского на высоком берегу озерного залива, чудный Свято-Троицкий православный храм с деревянной резьбой на карнизе, фронтонах и наличниках и конечно же построенная, как водится, без единого гвоздя, строго из тянь-шанской ели, карагача и серебристого тополя, дунганская мечеть, больше похожая на буддийскую пагоду — в трехцветной красно-желто-зеленой раскраске, со сказочными драконами и фениксами, виноградом, грушами, персиками и яблоками. Поскольку дунгане — это китайские мусульмане, бежавшие сюда от религиозных преследований, то и их мечеть несет знаки иных религий их исторической родины.

— Это не дунганская мечеть, а просто исламская, имени Ибрагима-Аджи — мягко поправляет меня мутавали (заместитель имама по хозяйственной части) Халмеджан Магаметов. В прошлом он подполковник МВД, служил в пожарной охране.

Как почетному гостю мне проводят подробную эксурсию, и отставной подполковник особо обращает внимание на иероглифы на верхней балке (надпись сделана на старокитайском языке): «По Указу Императора Николая Второго построена эта мечеть…». В частности так проклятый царский режим ущемлял права инородцев…

Хозяин гостевого дома Махмуд везет меня по Каракольскому ущелью в горы. Машина у нас не внедорожник, но тянет вполне исправно. Хозяйская такса Рич, ласковая и привязчивая, успевшая облизать меня с макушки головы до пяток, выполняет роль штурмана, привычно поставив передние лапы на баранку.
Вся эта наша живописная троица направляется на горнолыжную базу «Каракол» — она километрах в десяти-двенадцати от города. Места кругом — глаз не оторвать! На склонах шеренги тянущихся в голубую высь тянь-шанских елей в своих строгих зеленых мундирах. Сосново-березовые перелески. Внизу бурливая речка Караколка в зарослях облепихи, с уже побуревшими желтыми гроздьями ягод.
И воздух!

Вместе с Валерием Буйковым, исполнительным директором базы, в прошлом тренером горнолыжников с 40-летним стажем, вспоминаем, как здесь, еще при горнолыжной ДЮСШ, на леднике тренировались сборные СССР и Ленинграда, проходили туры чемпионата СССР, первенство для различных возрастных групп.

С 2004 года база стала частной. Расстарались два местных предпринимателя, поставив четыре подъемника. Теперь на «Караколе» 2 основные трассы и 2 участка на них для начинающих. Плюс возможности для фрирайдеров. Их от верхней станции подъемника поднимают на ратраках наверх до точки 3450 метров. А еще есть саночная трасса для детей и впавших в детство взрослых.
Ски-пасс в прошлом году стоил по максимуму1200 сом, в отдельные дни скидки — до 900 сом, а детский — 700 в любой день. Это в два раза дешевле, чем на Красной Поляне и в два с половиной – чем в Андорре или астрийском Майрхофене.

А ведь Иссык-Куль мог бы стать для россиян хорошей альпийской альтернативой, особенно в межсезонье. При том со своей изюминкой: утром спустился с ледника на лыжах, а после обеда уже купаешься в озере. И тут же тебе горячие источники, парапланинг, горный велосипед и прочие забавы для экстремалов.

Только вот добираться до Каракола тяжеловато. От ближайшего и пока не действующего аэропорта «Иссык-Куль» в селе Тамчи — больше 180 километров по большей части разбитому асфальту, а от Бишкека — и все 400 км. Это раньше из собственного аэропорта Пржевальска были регулярные рейсы во Фрунзе, Ош, Алма-Ату. Летали Як-40 и Ан-24. Сейчас там запустение. Только диспетчеры работают. Хорошо, если раз в год или реже примут частный борт какого-нибудь арабского шейха или российского олигарха.

Да и с гостиницами в Караколе (Пржевальске) не ахти. Вроде бы построили в центре новенький 6-этажный отель — и вдруг передали его турецкому колледжу из той самой исламско-просветительской системы турецко-американского проповедника Фетхуллаха Гюлена…

— У меня вот 6 номеров, могу принять до 20 человек, — рассказывает хозяйка гостевого дома «Арго» Светлана Щелгачева. — А всего в Караколе официально зарегистрировано 75 мини-отелей, частных пансионатов и гостевых домов, а если без регистрации, то есть тех, кто берет на постой, например, туристов-рюкзачников, то таких будет, наверное, 250–300. Но в сезон мест все равно не хватает. И условия далеко не у всех хорошие.

Сама Светлана берет 1000 сомов в день с человека вместе с завтраком, но за это у нее и душ с горячей водой в каждом номере, и телевизор, и вай-фай. Потому и живут всякие иностранцы — волонтеры, ученые, медики… Зимой, правда, цена вырастает до 1600 сомов — отопление дорогое.

— А что другим мешает развернуться?

— А кому? — удивляются мои каракольские принимающие. — Активных людей мало осталось. У нас тут чуть ли не каждый третий дом выставлен на продажу. Народ уезжает. Не всем же турбизнесом заниматься, а работать здесь больше негде.

И в самом деле. Когда-то промышленный Каракол (Пржевальск) хиреет на глазах. Пригородный поселок Пристань, куда раньше въезд был только по спецпропускам – местный завод имени Кирова (теперь «Улан») выпускал какие-то суперсекретные морские торпеды, — теперь словно проходной двор. Гуляй – не хочу. Никаких тайн, кроме единственной: почему это произошло? Разбитый заводской клуб. Черные провалы окон в заводских цехах. По соседству – городские дачи с заколоченными, вполне себе приличными домами. Яблони осыпаются – урожай собирать некому.
Эх!..

— Мне, правда, удалось как-то выжить и даже развернуться. Вот даже это помещение купил, — Сергей Устимов, председатель общественного объединения «Российские соотечественники Иссык-Куля», встречает меня с мастерком и малярной кисточкой в руках.

Русское объединение Каракола располагается в здании бывшей химчистки-прачечной. Устимов оставил несколько больших стиральных машин, а часть помещений сдает в аренду под школу танцев, спортивные секции и небольшой магазин-пекарню. На эти вот средства в основном и существует местное русское объединение. Ачто, праздники с балалайкой и песенным ансамблем и чаепитие у русской печи тоже ведь средств требуют…

*Данки шён — игра слов: от английского "данки" (осел) и немецкого "данке шён" («большое спасибо»).

Нарын, маленький областной город в центральной Киргизии, в 360 километрах от столицы, испытал в этом году, наверное, самое большое разочарование за всю свою многовековую историю. Ведь что такое Нарынская область? Это всего 230 тысяч человек. В основном скотоводы, которые пасут овец, лошадей и коров в небольших горных котловинах. Нарынское мясо — баранина, конина и говядина — считается лучшим в стране, потому что здесь великолепные пастбища-джайлоо.

А была возможность изменить это извечное предназначение, когда в 2012 году Россия и Киргизия подписали межправительственное соглашение о строительстве Верхне-Нарынского каскада ГЭС. Целых четыре станции с общей годовой выработкой почти 1 миллиард килоВатт/часов электроэнергии. По соглашению предполагалось построить и еще одну станцию — «Камбарата-1», самую мощную, при этом условия договора были странноваты: Россия должна выделить на проект или привлечь деньги, примерно 2 млрд. 200 млн. долларов. В ответ киргизские партнеры обещали расчистить площадку под строительство, ну в смысле убрать несколько юрт кочевников. За эти титанические усилия Киргизия должна была получить половину стоимости станций.

Что не сделаешь ради друзей? Можно и ГЭС подарить, и даже сделать вид, что не видишь недовольство соседнего Узбекистана, который крайне нервно относится к любым гидроэнергетическим проектам соседей. Зато будет обеспечена энергетическая безопасность Киргизии, а излишки можно продать. Например, в соседний Китай…

Но тут грянул кризис. Объем инвестиций сразу вырос в два с лишним раза — до 5 млрд. долларов минимум. Россия платить отказалась. Соглашение повисло в воздухе и в январе этого года президент Киргизии объявил о его денонсации. Теперь ищут других возможных спонсоров. Вполне безуспешно.

Для жителей Нарына этот внешнеторговый сюжет имеет вполне конкретные жизненные проявления. Иду по центральной улице города — проспекту Ленина. Советской власти здесь давно нет, как и электрификации: на единственном маршруте троллейбусы отменили на несколько месяцев — не хватает энергии, экономят.

Зато навстречу движется живописная парочка с ишаком. Явно не местные (кроме животинки, конечно). Знакомлюсь. Франц и Жанна приехали из Швейцарии. Собираются в горы, по дешевке купили ишака. Чтобы он нес их рюкзаки и прочую поклажу.

Ишаку, конечно, большое спасибо. Только вот вывезет ли гужевой транспорт экономику целой страны?

По дороге из Нарына в заштатном городке Кочкор моим попутчиком оказывается крепкий киргиз лет 30 с характерным вещевым мешком, которым обычно пользуются военные. Разведчики, спецназовцы и прочий нецивильный люд.

— Откуда? — спрашивает он меня

— Из Москвы...

— А, па-а-наехали, — с характерными московским произношением реагирует попутчик.

Мы дружно смеемся...

Ситуация в Киргизии, чем ближе предстоящие в будущем году президентские выборы, тем все больше неопределенная. Нынешний лидер страны Алмазбек Атамбаев то ли шутит, то ли говорит вполне серьезно: «Уеду на дачу и буду жить там». Что ему еще остается: после последней киргизской революции в Конституцию страны внесли изменения, ограничив президентские полномочия одним 6-летним сроком. Это значит, что Атамбаеву в будущем году баллотироваться нельзя. А вот кто может его поменять, неизвестно.
Даже и непонятно, что в Центральной Азии лучше – пожизненная мягкая диктатура вождя (сардара, аркадага, иного бая) или такая вот демократическая чехарда.

Кстати, атака засланного смертника-сепаратиста именно на китайское посольство и именно в Бишкеке вряд ли случайна. Киргизия и Китай в последние годы тесно сотрудничают. Особенно активно китайцы строят дороги и сначала проложили отличную, с двумя рядами в каждую сторону и бетонными отбойниками, трассу от Бишкека до Иссык-Куля, а сейчас заканчивают такую же в сторону киргизско-китайской границы, уже дойдя до Нарына. Именно по этой дороге мы сейчас и едем.

Если бы еще и все дороги страны, не только автомобильные, были такие гладкие…

Ситуация в Киргизии, чем ближе предстоящие в будущем году президентские выборы, тем все больше неопределенная. Нынешний лидер страны Алмазбек Атамбаев то ли шутит, то ли говорит вполне серьезно: «Уеду на дачу и буду жить там». Что ему еще остается: после последней киргизской революции в Конституцию страны внесли изменения, ограничив президентские полномочия одним 6-летним сроком. Это значит, что Атамбаеву в будущем году баллотироваться нельзя. А вот кто может его поменять, неизвестно.
Даже и непонятно, что в Центральной Азии лучше – пожизненная мягкая диктатура вождя (сардара, аркадага, иного бая) или такая вот демократическая чехарда.

Кстати, атака засланного смертника-сепаратиста именно на китайское посольство и именно в Бишкеке вряд ли случайна. Киргизия и Китай в последние годы тесно сотрудничают. Особенно активно китайцы строят дороги и сначала проложили отличную, с двумя рядами в каждую сторону и бетонными отбойниками, трассу от Бишкека до Иссык-Куля, а сейчас заканчивают такую же в сторону киргизско-китайской границы, уже дойдя до Нарына. Именно по этой дороге мы сейчас и едем.

Если бы еще и все дороги страны, не только автомобильные, были такие гладкие…