Конфликт с Никитой Хрущевым и ирония судьбы: почему стоит посетить выставку «Эпоха Неизвестного: к 100-летию художника» в Третьяковской галерее

16 декабря 2025 года «Третьяковка» открыла выставку «Эпоха Неизвестного. К 100-летию художника», посвященную творчеству Эрнста Иосифовича Неизвестного (1925–2016). На сайте сказано: «В 2025 году исполняется 100 лет со дня рождения мастера, и эта масштабная экспозиция станет логичным завершением празднования 80-летия Победы, подчеркивая вклад Неизвестного – фронтовика, офицера и кавалера боевых наград – не только в искусство, но и в историю страны». На предпоказе побывал обозреватель Евгений Додолев.

Импровизированную экскурсию для дюжины ценителей провёл лично гендир Первого канала Константин Эрнст. Экспозиция, к слову, начинается с целой шеренги «Орфеев» ТЭФИ, полученных «Первым каналом» (изготовление этих призов взял на себя ученик Эрнста Неизвестного — Джефф Блюмис). Продюсер Дирекции музыкального и развлекательного вещания канала Юрий Аксюта мне на ухо шепнул: «У меня дома три таких». Канал, кстати, вчера представляли ещё и генпродюсер Александр Файфман, и гендир «Дирекции кино» Анатолий Максимов.

Леонид Ярмольник и Александр Цекало пришли на мероприятие с жёнами. Вячеслав Манучаров, по-моему, был соло. Заметил члена Президиума Российской академии художеств Михаила Сеславинского и «серого кардинала» ТЭФИ Этери Левиеву.

Эрнст рассказал на открытии выставки о своём забавном знакомстве с Эрнстом Иосифовичем – как-то раздался звонок: «Эрнст? Известный? Это Неизвестный, хочу уточнить, это твои люди про меня кино снимают?».

Подробно Константин Львович остановился на видео-реконструкции знаменитого конфликта художника с Никитой Хрущёвым. Специалисты канала с помощью ИИ воссоздали знаменитый спор, стилизовав видео под ч/б хронику, «зашукав» при этом ненормативную речь как бы шагами посетителей.

Ведь это был не просто скандал — это столкновение двух космосов, двух несовместимых вселенных, устроенное в бальном зале московского Манежа. Диалог, где каждый кричал на своём языке: один — на языке сталинских пятилеток и кукурузной утопии, другой — на языке бронзовых разрывов и экзистенциального вопля.

Хрущёв — плотник, ломающий сталинский ледяной дворец. Его эстетика — панельные пятиэтажки и помпезные дворцы культуры в стиле «упрощённого грека». Искусство для него — это агитация. Понятная, бодрая, как марш. Баба с веслом, тракторист с целым залом, Ленин, светящий, как солнце. Всё, что выходит за рамки этого, для него — буржуазное вырождение.

Скульптор, прошедший фронт, тяжелейшие ранения, вытащенный с того света. Для него искусство — не украшение жизни, а  попытка вылепить саму боль, травму, разорванность бытия. Его фигуры — это не люди, а титаны, разрывающиеся изнутри, сшитые шрамами, с гигантскими мускулами страдания. Это искусство, которое не может и не хочет быть красивым. Ветеран, кавалер «Красной Звезды», человек, который видел настоящую рваную плоть, настоящую смерть. И перед ним взбешённый партократ, хам с абсолютной властью, который называет его боль, его правду — «педерастией».

После этих разборок скульптора исключили из Союза художников и отобрали мастерскую, после чего Эрик (это его настоящее имя) работал на заводе, литейщиком, каменщиком. Под псевдонимом помогал коллегам из СХ СССР. В течение года за ним следили, перед эмиграцией (уже в брежневскую эпоху) избивали, ломали пальцы на руках.

По иронии судьбы после смерти Хрущёва семья покойного заказала памятник на могилу Хрущёва на Новодевичьем кладбище… Неизвестному. И «буржуазный отщепенец» создал гениальное надгробие. Две контрастные половинки: белый мрамор и чёрный гранит. Символ двойственности Хрущёва, разрушителя культа и строителя Берлинской стены.

В Манеже тем декабрём 1962 года столкнулись не два человека, а две правды. Правда власти, которая хочет искусство-служанку. И правда художника.

Эрнст Неизвестной — это, прежде всего, человек-разлом («разлом» – этот термин неоднократно вчера звучал во время импровизированной экскурсии). Его биография — трещина между советским и постсоветским, между тоталитарным заказом и экзистенциальным воплем. Для современной России его значение — в статусе последнего великого диссидента формы. Ведь он не политический диссидент, он — метафизический. Его знаменитый спор с Хрущёвым — это полемика биоморфного, органического, почти шаманского искусства с искусством как пропагандой.

Современная Россия живёт в том же противоречии, что и Неизвестный. Посмотрите на его скульптуры — это же распятое, рвущееся из металла тело.

Неизвестный = скульптор тени. Он работал с тем, что остаётся за кадром парадного портрета: смерть, скорбь, усилие, разрыв. В сегодняшней России его искусство — как память о цене. Его «Древо жизни» — это же попытка соединить в одном стволе всех: жертв и палачей, святых и грешников. Это не дерево победителей, это дерево общей, страшной и прекрасной судьбы.

И его возвращение — символическое — в конце жизни, когда он делает памятники Ельцину и Мандельштаму, говорит об одном: Россия — это страна, где официальная монументальность всегда будет соседствовать с внутренней катастрофой. Поэтому значение Неизвестного сейчас — в том, что он легитимизирует внутренний крик. В эпоху, когда публичный дискурс стремится к единомыслию, его творчество напоминает: настоящая культура рождается из разлома, из дисгармонии, из неразрешимого противоречия между титаническим замыслом и хрупкой человеческой материей.

Неизвестный — наш неудобный пророк в мире гладкого пиара. Его искусство говорит: чтобы собраться в целое, нужно признать свои осколки.

Он превратил советский опыт в общечеловеческую трагедию. И пока Россия не перестанет быть страной трагедии, Неизвестный будет её главным скульптором. Его молотом и его наковальней.

Хотите понять свою страну? Найдите время для похода в «Третьяковку», выставка будет идти до середины мая 2026 года.