Это письмо 18 сентября 1942 года с вложенным в него васильком участник обороны Сталинграда гвардии майор Дмитрий Петраков отправил своей дочке. После войны эти строки были высечены на треугольном камне — памятнике фронтовому письму, установленном на Солдатском поле под Волгоградом.
«Моя черноглазая Мила! Посылаю тебе василек. Представь себе: идет бой, рвутся вражеские снаряды, кругом воронки, и здесь же растет цветок. И вдруг еще один взрыв, василек сорван. Я поднял его и положил в карман гимнастерки. Цветок рос, тянулся к солнцу, но его сорвало взрывной волной, и если бы я его не подобрал, его бы затоптали.
Вот так фашисты поступают с детьми оккупированных населенных пунктов, где они убивают и топчут ребят… Мила! Папа Дима будет биться с фашистами до последней капли крови, до последнего вздоха, чтобы фашисты не поступили с тобой так, как с этим цветком».
«Помню, как несколько дней мы везли почту по дороге в Прохоровку. Землянки, вырытые в холодной земле, машины, загруженные ранеными, — в этом хаосе начиналась Курская битва. В моменты, когда казалось, что всё рушится, почтальоны продолжали свою миссию, рискуя, но не сдаваясь»,
— из воспоминаний Марии Литвиновой.
Кроме треугольников, в ходу были традиционные открытки, с иллюстрацией на лицевой стороне, адресной частью и свободным местом для послания — на обратной.
В 1942 году были выпущены небольшие, размером с открытку, почтовые карточки, своего рода упрощенный вариант открытки. На их лицевой части были отпечатаны адресная часть «куда/кому» и предостережение о неразглашении номера бригады, дивизии, корпуса, армии, названии фронта, области, города. Обратная сторона была предназначена для письма.
Секретка — среднего размера лист бумаги, который складывался пополам: внутри оказывался текст, а снаружи — адреса, пометки и иногда иллюстрация. Этот тип письма появился задолго до войны, а его название связано с тем, что после складывания листа его края склеивались. На бланках таких писем даже была надпись: «Выше черты не писать». По этой черте адресат и должен был оторвать бумажную кромку и вскрыть письмо. Впрочем, в условиях военной цензуры такие послания не заклеивались, а просто складывались. Осталось лишь название.
Эти воспоминания — не просто страница истории, но и живое свидетельство того, что Победа ковалась не только в боях, но и в строчках писем, полных любви и тоски, в посылках с сухарями и варежками, в газетах, которые читали вслух в минуты затишья. Настоящая связь между людьми не зависит от расстояний и времени. А истории почтальонов военных лет напоминают нам, что подвиг зачастую скрыт в самых обыденных вещах. Пока мы помним своих героев, нить, связывающая поколения, не прервётся.
Реклама. АО «Почта России». ИНН: 7724490000, erid: 2W5zFG9TYy6
30.04.2025
Война — это кровь, смерть, грохот, грязь. Но среди военных почтальонов, которые, рискуя жизнью, доставляли письма на передовую, связывая тех, кто сражался, и тех, кто их ждал, были не только мужчины.
Мария Литвинова, 17-летняя студентка пединститута из Красноярского края, стала одним из таких героев. Вместе с подругой Аней она пошла в военкомат, мечтая помочь Родине. Девушек не отправили домой, а распределили на почту. Служба под обстрелами, как описывала Мария Никитична, была сродни танцу на острие ножа.
Однажды, когда Мария вернулась в штаб, начальник разрешил ей отдохнуть. Почту должна была нести Аня, но она затеяла стирку, и Мария, желая помочь, взяла мешок с корреспонденцией. Стоило ей недалеко отойти, как раздались взрывы от артналета. Среди троих погибших оказалась ее подруга...
Ещё Мария с однополчанками писала поздравления незнакомым солдатам. Ведь весточки из дома получали не все, вот девушки и старались поддержать бойцов.
В 1944 году Мария была комиссована с пожизненной инвалидностью. Но, вопреки всему, она вышла замуж и родила четверых детей.
В возрасте 10 лет Пиама Константинова вместе с семьёй оказалась в концлагере. Однажды туда пробралась девушка из партизанского отряда с письмами. Но её заметили, погнались за ней, и она на ходу бросила сумку в кусты. Фашисты зверски убили девушку.
Пиама и её младший брат видели, куда упала сумка. Они спрятали её, а их мама помогла разобраться в содержимом. Они старались доставить каждое письмо. И это стало их новой целью.
Когда отец Галины Лазаревой собирался уйти на фронт, в доме стояла оглушительная тишина и каждый мамин шаг отдавался эхом в сердцах пятерых детей, оставшихся под её крылом. Не было слез, истерик, просто жуткая тишина... В 15 лет Галина пошла работать на почту. И с этого момента её жизнь навсегда оказалась связанной с почтой, на которой она проработала до 1983 года.
Становление было тяжелым. Ежедневный маршрут в шесть километров превращался в настоящее испытание, особенно весной, когда разлившаяся река затапливала мост. Тогда она делала крюк через Кострому — 20 километров в одну сторону, сутки в пути, с черной пудовой сумкой, набитой свежими газетами и письмами. Но каждое послание было крошечным маяком надежды в бурном море войны. Особенно когда приходили письма от отца. Их Галина приносила домой нераспечатанными. Только когда все собирались у стола, мама разворачивала лист и читала вслух.
Из воспоминаний Пиамы Константиновой.
«Постоянно кто-то погибал — кто от голода, кто от пыток немецких солдат. Было страшно, но задача — доставить весточки от родных — дала нам мотивацию жить дальше. И вот, осталось отнести лишь несколько писем до жителей соседней деревни. Выбираться из лагеря было опасно, но мы решили рискнуть ночью. Добравшись до места, мы увидели, что вся деревня сожжена вместе с ее жителями. Вернувшись в лагерь, мы обнаружили, что он тоже объят пламенем, на земле лежали обгоревшие люди, наши соседи. Потом нас загрузили в вагоны и куда-то повезли. По дороге советские солдаты отбили поезд, в котором мы ехали, и вскоре нас перевезли в Новую Лялю Свердловской области, где мы обрели новый дом и новую спокойную жизнь».
«Самое страшное было носить похоронки. Первую никогда не забуду. Не обратила на нее внимание — письмо и письмо. Пришла к Галине Петровне. Она меня за стол посадила, чай налила. Открыла письмо — и как закричит! Сын у нее погиб. Я не знала, что делать. Ну что взять с 15-летней девчонки? Вижу, самой не успокоить, а ей все хуже и хуже. Выбежала на улицу, позвала людей. Вся трясусь то ли от жалости, то ли от страха, но иду дальше. В других домах ведь ждут. Больше ничего не боялась».
Из воспоминаний Галины Лазаревой.