— Чем раньше, тем лучше. Если ребёнок в состоянии воспринять простое объяснение взрослого человека и критически оценить сделанное им самим, значит, и интерес к исследованиям уже может родиться. Говоря о выборе конкретной области — вот тут родителям нужно включать фантазию, чтобы дать шанс ребёнку попробовать многое и себя во многом.
— Думаю, что первый интерес «поисследовать», как устроен мир вокруг нас, появился где-то в 4−5-м классах. В то время я очень полюбил приезжать к своим бабушке и дедушке, который был страстным любителем природы и знал бесконечно много интересного про бабочек, жуков и прочую живность, чем с удовольствием делился со мной. Вполне естественно, что он очень быстро заразил меня своими знаниями… А удивили меня в то время две вещи.
Во-первых, то, как удивительно устроен этот незаметный маленький живой мир. Глаз стрекозы, крыло бабочки, язык лягушки, цвета хамелеона, невероятная сила жука или муравья — и все это вокруг нас, а я-то раньше и не замечал, и не знал об этом. Хотя все ещё и не понимал, как же это так устроено?
Во-вторых, то невероятное изобилие разного рода живности, которое существовало вокруг нас, и которое мы, обычные люди, и не замечали.
Идем с ним по лесу, подойдет к небольшой березке, стукнет кулаком по стволу — рядом в траву темным камешком падаёт что-то заметное, поднимет и даёт мне — а это майский жук, про которого дедушка сразу расскажет: и как он живёт, и почему он сейчас на березе, и где зимует, и ещё много чего.
Проходим мимо совсем небольшого и вроде бы скучного лесного прудика, в котором для всех только водомерки по поверхности бегают, предложит замереть и задержаться — так через минуту-другую пруд на моих глазах оживает, оказавшись домом и для тритонов, и для здоровенных жуков-плавунцов, и для хищных страшилищ с огромными челюстями, которыми оказались личинки стрекоз (стрекозы живут в воде, кто бы мог подумать?!). Словом, засматривался определителями насекомых и прочей живности, по ночам тайком вставал в пионерском лагере, чтобы у светящихся фонарей ловить редких ночных бабочек, зачитывался иллюстрированными энциклопедиями и книгами про природу — было интересно все, и далеко не только «околобиологической» направленности. Может быть, поэтому и в школе у меня никакой антипатии к биологии, географии, физике и химии не было и в помине — напротив, было лишь желание «копнуть поглубже да заглянуть подальше», которое изначально пошло от жуков и тритонов…
К математике отношение было чуть иным: видимо, зная, что папа с мамой сами математики, я интуитивно обращался с ней аккуратно и относился с уважением. Никаких проблем с математикой в школе тогда у меня вообще не было, и до поры до времени мы с ней жили как бы параллельно, не тревожа друг друга. До 8-го класса я был полностью уверен, что в будущем пойду на биологический факультет. Однако, вернувшись после 8-го класса из трудового лагеря где-то на юге России (подвязывали виноград, собирали черешню, что-то пропалывали), где я целый месяц провел вместе девятиклассниками из специализированной физматшколы, я порадовал родителей абсолютно твердым решением поступить на 9−10-й классы в физматшколу. Так и случилось: я прошел собеседование и окончил школьное обучение уже в 52-й физматшколе Москвы, о чем ни разу не пожалел.