Окно в природу: Наши в Африке

Река Лимпопо - это не только сказочная река Корнея Чуковского. Лимпопо в самом деле течёт в Юго-Восточной Африке. Приехав в национальный парк Крюгера, мы разглядывали карту и обнаружили синюю жилку этой не очень большой реки.

И на другой день сразу направились к Лимпопо. Ехали километров тридцать экваториальным лесом, и дорога привела нас прямо на берег. Что увидели? Увидели жёлтую воду, несущую много глины после дождей. Камешек, найденный у корней старой пальмы, я, поднатужившись, перекинул в другое государство. Лимпопо - река пограничная. Присмотревшись, мы увидели на воде выпуклые глаза и гребень на теле некрупного крокодила. Наша восторженная возня на берегу крокодилу не понравилась. Оставив ударом хвоста круг на воде, он скрылся. А мы на поваленном дереве сели перекусить, вспоминая чудесную сказку деда Корнея.

Лес вокруг был молчаливым, но вдруг в прибрежных кустах мы услышали щёлканье и знакомый прерывистый свист. Соловей?.. Да, это была соловьиная песня. Но тут, в необычное время?.. Профессор Владимир Галушин, как всякий орнитолог, всегда в кармане держит определитель птиц. Не переставая слушать, Володя полистал потрёпанную книжицу и потряс её в воздухе: «Соловей!» На нужной странице красной линией был обозначен ареал зимовок соловья в Африке. Южная граница его проходила как раз по реке Лимпопо. Почему легендарные наши певцы не летят южнее этой реки, было загадкой. А соловей вовсю наяривал, будто он находился на речке Лопасне, текущей в Оку. Это был славный подарок нам в Африке.

И целую стаю знакомых мы вдруг увидели, возвращаясь под вечер к ночлегу. На обширной поляне возле дороги десятка три аистов что-то ловили, пикируя вниз с дерева и вприпрыжку бегая по рыжей траве. Мы наблюдали «земляков» минут двадцать, боясь спугнуть. А приехав на место, спросили у специалиста национального парка: что могли птицы клевать? Орнитолог сразу сказал: «Саранчу. Это обычное для них лакомство». Собеседник, в свою очередь, стал расспрашивать о жизни аистов в наших местах.

Позже аистов встречали мы всюду до самого мыса Доброй Надежды. Они беспечно паслись под ногами у антилоп, ходили в обществе похожих на них, но более крупных птиц марабу. В роскошной купленной книге мы увидели «нашего» аиста на границе пожара в саванне - огонь выпугивал ящериц, мышей и жуков, а красноногий ходок всю эту мелочь хватал, не страшась совершенно огня.

А в Калахари мы увидели огромную стаю аистов, бродивших по мелкому озерцу, то ли они что-то ловили в этом оазисе знаменитой пустыни, то ли просто (дело было в феврале) кучковались перед отлётом на родину. По берегу бочком-бочком бегала пятнистая шелудивая гиена. Поймать здоровую птицу она не могла, ждала момента, когда аисты полетят и кто-то ослабший останется.

Домой зимующих в Африке птиц подгоняют попутные ветры. И летят они скоро. Сюда же из Европы до самой оконечности континента аисты добираются не спеша (путешествуют) целых три месяца. Планирующий полёт помогает им сохранять силы. Тактика продвиженья такая: орлы и аисты ищут поток восходящего воздуха, поднимаются в нем спиралью, а потом плавно планируют в нужную сторону и снова ищут восходящий поток. Такой полёт невозможен над большим пространством воды, и птицы летят, огибая Средиземное море, над Гибралтаром на западе и над Босфором и Дарданеллами на востоке.

Иногда масса аистов перемешивается с орлами, и тогда снизу кажется, что птицы сражаются. «Битва аистов и орлов» - так писали лет тридцать назад наблюдатели смешения птиц в горячем воздухе над Стамбулом.

Тяжело переносят все летуны продвижение над Сахарой. Птицы крупные и мелкие, набравшись сил перед тяжёлым броском, поднимаются возможно выше и измождёнными достигают южного края пустыни. Некоторых сразу подстерегает опасность. У суданцев нет культа любви к аистам. Для них это обычная дичь, которую можно убить стрелою и даже поймать руками. Эту дань по пути на зимовку аисты платят уже много столетий.

Среди других птиц в Африке повсюду, где есть вода, видел я наших малых и больших куликов. Видел также дроздов и множество ласточек. Ласточки, как и дома, любят сидеть на проводах, и два раза в больших стаях видел я их на пожаре. Саванну намеренно поджигают, чтобы выросла молодая трава - полоса невысокого огня тянется на километры. Вопреки утвержденью «все животные очень боятся огня» тут видишь обратное - многие звери и птицы у огня кормятся. Ласточки как сумасшедшие носились в дыму - ловили вспугнутых огнем мошек.

Путь мелких птиц в Африку труден. Машущий полёт требует много энергии, и птицам приходится садиться на кормёжку и отдых. Но где сядешь, пролетая над Средиземным морем? Приспособились летуны! Сбиваясь в стаи в Европе, они как в бутылочное горлышко втягиваются в полёт над далеко уходящим в море Апеннинским полуостровом - можно сесть отдохнуть. Но на спасительном пути пролётную братию всех мастей подстерегают охотники. Итальянцы стреляют, ловят сетями и клеем (намазывают его на ветки) дроздов и всякую мелочь вплоть до овсянок и зябликов для национального блюда «каша с дичью». В «бутылочном горлышке» полуострова птиц на пролётах скапливается много, и у местных жителей есть иллюзия неизбывности этой «дичи». Европейцы из других стран клянут «апеннинцев», но традицию изменить трудно.

В Риме я побывал в парламенте - говорил с двумя молодыми политиками, как писали газеты, решившими предыдущей весной повоевать с охотниками. В разговоре они показали мне синяки - этим окончился их протест.

Любимые нами скворцы зимуют на северной кромке Африканского континента и в южной части Европы. Тут в конце каждой осени возникают конфликты: многотысячная стая скворцов, опустившись на виноградник, за три-четыре часа пожирает весь урожай. У нас в последние годы жалуются: «Мало скворцов прилетает...» Есть подозрение, что европейцы нашли какую-то управу на губителей винограда.

А во Франции на зимовке я видел огромные стаи чибисов. И встретил охотников с этой дичью на поясе. У нас в чибиса выстрелить - грех, а где-то это традиция. Таковы превратности жизни.