Чтобы не сорвалась трансляция концерта, Зыкина расплатилась своими золотыми украшениями

Отрывки из биографической книги Людмилы Зыкиной «Я люблю вас», которая выйдет в конце июля

Когда из жизни уходит человек такого «калибра», как Людмила Зыкина, с грустью думаешь о том, сколько интересного она не успела рассказать…

- А была ли у Людимилы Георгиевны какая-нибудь тетрадка, в которую она заносила свои мысли – поинтересовались мы первым делом, придя в Дом Людмилы Зыкиной.

Увы, такой тетрадки не было. Дело в том, что в последние годы из-за болезни певицу очень плохо слушалась рука, и она сама просто не могла ничего записывать. Но зато она записывала свои воспоминания и рассуждения на диктофон. И не просто так, а восстанавливая вспоминая о прошлых днях по своим почтовым архивам. Всю жизнь Зыкина отбирала самые интересные из писем поклонников, и теперь, разбирая старую и новую почту, она перечитывала письма, что-то вспоминала и надиктовывала свои мысли и воспоминания на пленку.. Редакторы расшифровывали ее записи, подбивали их письмами и фото…

- В результате получилась очень необычная книга – рассказывает редактор Надежда Чадова-Гуменюк. – В ней не только воспоминания самой Зыкиной, но и выдержки из писем ее поклонников и антипоклонников (причем с фамилиями и адресами, так что, если вы когда-то писали певице, вполне может быть, что в книге вы обнаружите свое имя), вырезки из газет разных лет, которые ей присылали в этих письмах. Получилась летопись жизни не только Людмилы Георгиевны, но всех ее соотечественников, всей страны. Книга о том, прошлом времени, о целой эпохе, в которую жила и работала великая певица.

Полная же версия, как обещали сотрудники Дома Зыкиной, должна появиться на прилавках магазинов уже в конце этого месяца.

1971 г.

- Я русский человек. Песня – эта моя жизнь. Ее любят все. Даже иностранцы, которые не знают русского языка, нашего фольклора. Они с удовольствием поют русские песни, понимают их, чувствуют их сердцем, потому, что у русской песни есть душа – широкая, добрая, нежная, - душа русского народа… Русская песня – это неиссякаемый золотой кладезь, из которого люди черпают духовные силы, эмоции.

- Разве можно представить нашу жизнь без русской народной песни, - говорит моя собеседница. – Мы всякий раз находим в ней свое, созвучное сегодняшнему настроение. Потому, наверное, что вобрала в себя она столько мыслей, радостей и печалей, столько раздумий народа родного, все краски и звуки земли!..

… Слушаю, как говорит Зыкина, и думаю: всеэто так, конечно. Ведь и с эстрады звучит много народных песен. Но меня волнует другое. Всегда ли исполнение их радует сердце? И не замирает ли тогда она в тревоге, слыша, как какой-нибудь ансамбль «освежает» рассказ о русской тройке латиноамериканскими ритмами, и родная, с детства любимая мелодия, словно раненая птица, тонет в оглушительных вздохах ударных? Отчего это происходит? От широты исполнительской натуры, полагающей, чтовсего-то у нас вдоволь, и всем-то страна богата – и лесом, и песнями в том числе? То ли просто от недопонимания?

- Нет, не могу принять, оправдать это, - говорит Зыкина. – Никому ведь не придет в голову переводить на железобетонный язык современного градостроения шедевр древней деревянной архитектуры. Ну а почему можно производить подобные манипуляции с песней? Нет, не «освежать» ее надобно, а использовать весь свой талант, все умение, чтобы передать, донести до слушателей бездонную глубину мыслей и чувств, в ней заложенных…

Песни невидимой нитью связывают сердце человека с Отчизной. И, включая их в свой репертуар, нельзя забывать, что ими мы тоже прививаем любовь к Родине.

У нас появилось немало песен, написанных «под народные», по сути, ничего общего с ними не имеющих. По-моему слишком много поется плохих песен про несчастную любовь, расставания, прощания, разлуки и печали, словно мир влюбленных соткан из одних слез. И почему несут они эти сочинения на эстраду, на радио и телевидение, когда место им лишь в узком семейном кругу?

Можно писать о рябине, о березках, которые любит народ, но, если к ним добавить человеческую жизнь, тогда и песня зазвучит шире…

Два года назад, выступая перед студентами одного из колледжей в Японии, я решила спеть народную японскую песню вместе с публикой. С первых же тактов слушатели мои запели согласно и красиво. Не один, не два, не три – несколько десятков голосов, не сбиваясь, вторили мне. И когда я начала нашу «Катюшу», все повторилось вновь – импровизированный хор «с листа» запел на диво слажено и стройно.

Честно сказать, даже позавидовала тогда, позавидовала этой высокой, привитой с детства культуре хорового пения. Думается, наши исконные традиции многоголосного хорового пения в последние годы подрастерялись.

А ведь вкус к подлинной музыке, к народной мелодии в немалой мере воспитывается как раз в дружеском кругу, в семейном хоре, даже в застолье…

1972

«Любовь моя – песня»

Еще великий Гоголь писал: «Покажите мне народ, у которого было бы больше песен. Наша Украина звенит песнями. По Волге, от верховья до моря, на всей веренице влекущихся барок заливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых бревен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи, и как грибы вырастают города. Под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек…»

Песня созданная народом, - это бесценное наше богатство. Она будит в нас чувства гордости, любви к Родине. В ней – душа народа, жизнь народа во всем многообразии. Что может быть прекрасней раздольной русской мелодии, родившейся на великой земле, у великого народа! А сколько талантливых исполнителей, чье искусство пленяло слушателей, проникало в самые сокровенные тайники их душ и приводило в трепетный восторг, знает русская песня! Встреча с ними, с их искусством оставляла у людей светлое чувство праздника.

«Песня – зеркало души народной»

Бытует мнение в ряде концертных организаций, филармоний, что народная песня, серьезная музыка у них не пройдет. Молодежь требует модных ВИА…

…Возьмите, к примеру, Болгарию, Чехословакию. Там народная музыка звучит тихонечко даже в лифте, в гостиницах, магазинах, трамваях, автобусах…

А у нас? Вот я выступаю в замечательном дворце «Украина». Хотя бы из уважения – не ко мне, а к песне, которую несу, в киоске продавались бы грамзаписи украинской и народной русской музыки. А ведь в нем только пластинки эстрадных певцов, а в баре бьет по голове дешевая музыка зарубежных звезд…

Мы стали зажиточнее, у нас отдельные квартиры, машины, приемники, транзисторы, себя и детей воспитываем по радио и по телевизору. А там с популяризацией настоящей музыки не все благополучно.

Петь дома для души мы стесняемся – стены тонки, соседи невесть что подумают. Ну, наверстаем в праздник? Но где там, когда в изобилии льется спиртное и гремит музыкальный ящик!.. Потеряли мы массовую песню!

Газета «Слава Севастополя», 25 февраля

ПОЮ О ЖЕНЩИНЕ.

С песней я связана с самого детства. Мы жили в Черемушках. Теперь это новый район Москвы, а тогда – небольшое подмосковное село. Наш дом в округе знали благодаря песне. У нас в семье пели все, но особенно хорошо – бабушка Василиса. Она не только пела, но и сочиняла песни – печальные, распевные, о трудной женской доле. Ее песни я слушала так, как в детстве слушают сказки.

А потом – война. Отец ушел на фронт воевать с фашистами. Я стала работать - вначале на заводе, потом швеей. Училась в вечерней школе. И пела. И хоть нельзя это назвать концертом, но был у меня именно тогда, пожалуй, мой первый концерт: я пела раненым в госпитале. Может быть, потому, что я смотрела им в глаза, может быть, потому, что слышала звенящую тишину пауз, но мне кажется, что именно тогда я поняла, как нужна песня людям…

Спустя годы, когда уже пришло признание, я поступила учиться в одно из московских музыкальных училищ. Многие, даже близкие друзья, удивлялись: «Зачем тебе это надо? Ведь есть у тебя все – и почетное звание народной артистки, и слава… И вдруг – ученическая скамья, экзамены?» А я чувствовала, как необходимо мне расширение кругозора – и музыкального, и общего. В наше время, я убеждена, актер, художник должен быть широко образованным человеком.

Было нелегко много выступать, ездить в гастрольные поездки буквально по всему свету (я пела почти во всех европейских странах, в Америке, Канаде, Японии), готовить новые программы и – заниматься. Но все же я с отличием окончила Московское музыкальное училище имени М. М. Ипполитова-Иванова.

Может быть, именно годы учебы, заново прочитанные шедевры русской и мировой литературы сделали меня особенно придирчивой к слову. Я теперь много работаю с авторами над текстом, стараюсь петь песни по-настоящему поэтические.

Есть у меня программа, которую я особенно люблю. Я подготовила ее несколько лет назад, но пою и сейчас, постоянно ее обновляя. Программа называется «Тебе, женщина». Я пытаюсь рассказать в ней, как можно больше, о русской женщине. Песни о русской женщине и о моей Родине – ведь судьбы их неразделимы.

Ко мне приходит много писем из разных стран. Спрашивают, как я стала певицей, просят советов, как надо петь. Но разве можно дать такой совет? Разве можно дать совет – как любить? У народных песен (а я исполняю русские народные песни), по-моему, повсеместно, один секрет: плохо петь их очень легко, а вот хорошо – трудно. Я стараюсь петь как можно проникновеннее, даже не петь, а РАССКАЗЫВАТЬ песню, рассказывать сердцем – как дорогое, личное, главное.

Я стараюсь выступать не только в столичных концертных залах, но ездить в самые отдаленные уголки моей огромной страны, петь на стройках, в колхозах. Сколько я встречаю в этих краях замечательных, удивительных людей! Это – мои героини. Я мечтаю спеть о многих из них.

Людмила Зыкина

1979 г. ПЕСНЯ РОДИНЫ

Вопрос: Вы говорите о любви к песне в своих статьях, но как ее пробудить в каждом, как унаследовать эту традицию?

Л. Зыкина: Однажды была я в семье одного музыканта нашего ансамбля. Недавно у него сын родился. Сидим, разговариваем, а мальчонка лежит смирно, только ножками сучит. Я спрашиваю: «Что это он притих так у тебя,Женя?»

- Как притих? Он музыку слов слушает.

Спросите, отчего так происходит. Ответ простой – мать приучила слушать мальчонку мелодию голоса. Мальчонка привык к «напевному разговору». Это успокаивает его. С самого начала, что называется с молоком матери, ему передана любовь к слову, музыке, песне. Для него они связаны с теплом, покоем, материнской лаской. Для него, несмышленыша, песня и мать – это единое, неразрывное целое. И я убеждена, что путь к песне для него открыт.

А многие ли наши молодые мамы могут похвастаться знанием колыбельной песни? Что поют? «Придет серенький волчок» - и все. Культура колыбельной исчезает. И мы ничего не делаем, к сожалению, для пропаганды «первой в нашей жизни песни».

Вы встречали в каком-либо сборнике песен, изданном за последние годы хотя бы одну колыбельную? Нельзя же ограничиваться тем, что ежедневно звучит по телевидению впередаче «Спокойной ночи, малыши». Прислушайтесь, что поют наши малыши – модные шлягеры! «Пора- пора- порадуемся на своем веку…» - самозабвенно пел четырехлетний внук едучи из детского сада с бабушкой. Смешно? Очень. И грустно очень – тоже.

Вопрос: Русская песня живой памятник и хранить ее надо, как памятник с табличкой «Находится под охраной государства»?

Л. Зыкина: Мне нравится эта мысль. Хотелось бы ее продолжить. Ни одно из технических средств – ни радио, ни магнитофон, ни телевидение не восполнят утраты песни. Только песня, спетая тобой, – часть твоей души. Ведь песня мертва, если ее не поют. А люди без песен – как опустевшие деревни: дома стоят, а жизни в них нет. Я вот, часто бываю в гостях, нарочно хожу в семьи, где люди лет на 10-15 моложе меня. Обязательно предлагаю спеть. Отвечают: «Вы запевайте, а мы подхватим».

- Ну, думаю, сейчас запою «Хазбулат удалой...», наверняка уж все знают. И пою… одна!»

1982 год

С ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ ЛЮДМИЛЫ ЗЫКИНОЙ в городе ЧЕБОКСАРЫ

Вопрос: Как Вы считаете, что нужно для того, чтобы песня стала популярной?

Л. Зыкина: Прежде всего, пожалуй, нужно, чтобы сама песня чего-то стоила. Иначе говоря, чтобы текст ее был со смыслом, а мелодия — красива. А затем важно и то, чтобы песня обрела своего исполнителя. Вот, скажем, песня «Течет река Волга» Марка Фрадкина. Пели ее многие. Уж на что прекрасный певец Марк Бернес, но и у него песня осталась незамеченной. Мне же с ней повезло, ее запели повсюду. Или пример с песней Василия Соловьева-Седова «Подмосковные вечера». Многим это покажется странным, но песне тоже не повезло. Она впервые прозвучала в одном фильме, никого, как говорится, не задев. Спустя некоторое время ее заметил Виктор Кнушевицкий, возглавлявший тогда эстрадно-симфонический» оркестр Всесоюзного радио и Центрального телевидения. Он высказал композитору свои соображения, а когда Соловьев-Седой «освежил» музыку, песню исполнил Владимир Трошин. И что же? Сегодня «Подмосковные вечера», наряду с «Катюшей» Матвея Блантера, самая популярная советская песня за рубежом, своего рода визитная карточка нашей Родины. Не говорю уж о том, что ее у нас знают и стар, и млад.

Записывала я как-то на радио обрядовую свадебную песню «Отставала лебедушка»– безутешный плач невесты, расстающейся с родным домом. В минуту отдыха звукорежиссер рассказал, что эту же песню записывал накануне молодежный ансамбль, но превратил ее в лихую плясовую… Так, ради сиюминутного эффекта в жертву принесена сама душа песни.

Пусть не покажется громким словом то, но тем, кто служит песне, и в самом деле выпала миссия сохранить ее для грядущих поколений такой, какой ее создал народ. В этом и преемственность культуры нашей и долг перед историей.

1987 год

Газета «Ленинское знамя», январь.

ВСЕ, БЕЗ ЧЕГО НА СВЕТЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ

Корреспондент: Готовила вопрос заранее. Хотелось начать с главного, спросить: что значит для нее петь? Спросила и по глазам поняла: не о том.

Л. Зыкина: Не о том спрашиваете. Разве сейчас надо обо мне говорить? Я вот только что с коллегии Министерства культуры. Там такие проблемы обсуждали, такие пласты пустой породы сворачивали... А вы обо мне. Поймите меня правильно. Это не рисовка. Для меня культура и нравственность — понятия неразъемные. И просто больно делается, когда искореживается то и другое. Поделюсь тревожным. Недавно смотрела по телевизору передачу... Прямо на улице тележурналисты расспрашивали людей — молодых, пожилых - об их музыкальных пристрастиях. Мнения разные. Кому-то ближе рок, кому-то - классика. Самое главное, относиться к любому проявлению личности с уважением. А тут... Какая-то женщина благоговейно говорила об искусстве пианиста Эмиля Гилельса. И вдруг в кадре случайная мишура, какофония, дергающиеся фигуры. Почему? Что за прием такой? Человеку не дали договорить. И неуважительно, и драматургически неоправданно.

Кто-то скажет: «Придирается Людмила Георгиевна. Подумаешь, неудачное наложение кадров». А вы представьте, сколько людей смотрели передачу, сколько юных, все жадно впитывающих. И где-то в подсознании у них отразилось: классика, мол, сущая ерунда, раз можно вот так оборвать разговор о ней...

Корреспондент: Может быть, Вы слишком категоричны и такого продолжения не будет?

Л. Зыкина: Впрямую, может, и не будет. Но какую-то внутреннюю связь с этим мы обнаружим в проявлениях равнодушия, черствости, неуважения к людям. Меня как-то поразила одна сцена в метро. Кто-то спросил парнишку лет пятнадцати, почему он не уступил место старику. И мальчишка равнодушно сказал: «Сейчас не принято уступать».

Вы понимаете? Не принято. И не потому, что изменился этикет. Куда-то уходит уважение к старости, к корням, к вечным ценностям....

Но почему? Может быть, мы слишком застенчивы в отстаивании своих идеалов, и музыкальных в том числе?

Об этом не говорят вслух, но на деле мы ведь оттеснили народную музыку — наш родник, наши корни — на второй план. Вы слышали, чтобы по улице шел молодой человек с кассетником,и с пленки звучала народная песня? Наша, национальная — русская ли, украинская, грузинская. Зато со всех сторон несутся иные ритмы, звучат английские слова. А послушает знающий человек — и как вы думаете, что за музыка? Народные американские песенки, в стиле кантри. Песенки чудесные, но ведь и наши не хуже.

А представьте себе, что по улице идет парень, а с магнитофона несется наша, «поулошная». Скажут — чокнутый какой-то. Обидно становится за родное.

Было бы несправедливо считать меня защитницей только одного направления в музыке. Мне очень нравится джаз, я всей душой отдаюсь классике. Как можно стыдиться своей национальной музыки. Ведь отказываться от народной песни — все равно, что от матери, от отца отказаться, отказаться от собственной Родины.

Недавно мы были на гастролях в Югославии, и нас тронуло то глубокое почтение, которое оказывают люди своему фольклору. Водитель автобуса включил кассету с записью народных песен. И долгие часы путешествия люди слушали их. В автобус входили и выходили люди — крестьяне, горожане. Некоторые из них подпевали народным певцам. И что самое замечательное — все знали, что это за песни, каких времен, какой народности.

Корреспондент: Но ведь и у нас заметен интерес к фольклору. Появились профессиональные коллективы, исполняющие старинные песни — обрядовые, игровые. И самодеятельные песенники с удовольствием поют фольклорную музыку.

Л. Зыкина: Тяга к старой народной музыке действительно заметна. Но у меня порой возникает чувство, что некоторые исполнители выходят на сцену с таким репертуаром ради моды. Возникает этакая игра в народность, заигрывание со слушателем.

Наши слушатели не нуждаются в заигрывании.С ансамблем «Россия» мы объездили всю страну. Выступали в самых дальных поселках, иной раз прямо в поле. Перед людьми, быть может, никогда не бывавшими в концертных залах. Но мы никогда не подстраивались под них. Напротив, играли и пели сложные произведения Свиридова, Прокофьева, сложные, но прекрасные, глубоко народные и потому близкие всем людям. В этом мы единодушны с руководителем ансамбля «Россия» Виктором Федоровичем Гридиным.

Другой постоянный предмет моих раздумий и тревог – состояние нашей культуры. За время перестройки, на словах, отношение к ней переменилось, а на деле? Довольно развивать личность по остаточному принципу! Хватит разговаривать об искусстве. Необходимо двигать дальше нашу многонациональную культуру. Люди ждут от нас книг, живописных полотен, добротных спектаклей, кинофильмов. Что такое на деле «больше социализма»? Значит, больше внимания к человеку, его семье, его делу, его уму и сердцу, большевнимания культуре и искусству.

Я не против нового ни в искусстве, ни в жизни. Каждому времени присуще свое, но всегда надо беречь лучшее, что вышло из глубин народных, доведено до высочайших художественных вершин великими мастерами прошлого. Нужно беречь наши истоки, наше наследие, которое и ныне составляет славу отечественной культуры. Негоже нам гнаться без конца за заморской модой в искусстве. Есть у нас свои непревзойденные художественные высоты и от нас зависит, чтобы их было как можно больше.

Кричащими стали вопросы исторического, эстетического воспитания детей и молодежи. Необходимо ликвидировать второстепенность уроков музыки и изобразительного искусства в школах, необязательность организации факультативных занятий по эстетическому воспитаниюв среднихи старших классах. В нашем Ленинском районе столицы мне хотелось бы организовать культурный центр для детей и юношества, где ребята могли бы выбрать полюбившееся направление в общении с искусством и культурой.

Ни русская музыка, ни русская песня не умрут, покажив русский человек. Вот выхожу я на сцену, и для меня это как объяснение в любви людям, живущим со мной на одной земле, людям, которые пришли на мой концерт, потому что им тоже бесконечно дорога народная песня.

Мне жаль современную молодежь. Трудно ей: своих песен, своих истоков и корней она не знает. Ни матери, ни отцы, порой даже бабушки, народных песен не поют. Не пропагандируются они у нас! Мы оглушили своих детей: они уже не воспринимают живой звук музыки. Меня очень беспокоит состояние культуры. Она в каком-то тупике. Много говорим сейчас о перестройке. Но корни не перестроишь. От них идет весь ствол. Как посадишь, так и вырастет…

1990 г. О Руслновой

Л. Зыкина: Да, мы, действительно, живем не вечно. Я глубоко чту наши народные традиции и в вере, и в культурном наследии. Поэтому мне всегда хотелось сохранить и продлить жизнь тому, что дорого моему сердцу. Ведь продление нашей короткой жизни в памяти, которую мы оставляем после себя, в нашем отношениик прошедшему, к людям, которые нас окружали… Меня всегда глубоко волновало самобытное исполнительское мастерство Лидии Андреевны Руслановой. Я мечтала сделать концерт, посвященный ее творчеству. Такой вечер мне удалось провести в Колонном зале Дома Союзов, он был посвящен великой певице.

Мне иногда казалось, что память ее на песни – старинные плачи, причеты, страдания, романсы – неисчерпаема. Казалось, она могла достать из своей сокровищницы любой напев, любую мелодию – столько песен она знала с детства. Но она не просто хранила свои богатства – она дала им новую жизнь, и полузабытые, утерянные было песни вслед за ней в 30-е и 40-е годы запела вся страна.

Да и не только страна. Когда на эстрадах пяти континентов я слышу овации, обращенные к русской песни, я всегда думаю о Руслановой, о том ее, пожалуй, не оцененном еще вкладе в пропаганду и утверждение народного творчества. Художническая требовательность ее была максимальной, даже какой-то истовой.

«Девочка, - говаривала она, - ты спела «Степь», а ямщик у тебя не замерз. Спой так, чтобы у всех в зале от мороза мурашки побежали… Иначе- чего петь?»

1991 год

Вопрос: Людмила Георгиевна, вы человек вне политики. Но, наверное, задумывались, как наша страна может выйти из кризиса?

Л. Зыкина: Самое главное, на мой взгляд, - возрождение духовности, культуры. Если этого не будет, перспектива выхода страны из кризиса кажется призрачной, размытой. Когда в человеке существует духовное начало, то никакие общественные катаклизмы не смогут поколебать его достоинства. Да, мы устали от политических схваток, от экономических неурядиц и национальной неразберихи. Но я верю в возрождение России, мы - сильная страна. Я много езжу по стране и по миру, собирая народные песни, много общаюсь с простыми людьми и знаю – наш народ мудр, как никакой другой. К сожалению, наши лидеры не имеют сами и не могут дать народу четкой программы действий. А дай нашим людям перспективу – горы свернут».

Вопрос: Вернемся, однако, к нашим внутренним проблемам и бедам. Вы согласны с утверждением, что в обществе попраны нравственные идеалы, духовность низведена до жалкого уровня?

Л. Зыкина: В определенной мере – да. Разве не поэтому, например, растет преступность, наблюдается разгул насилия, порнографии. Иные средства массовой информации соревнуются в их пропаганде, вносят свою лепту в «обновление» общества. В одном из концертов на телевидении (справедливости ради замечу, что сейчас оно стало строже подходить к формированию музыкальных программ) был показан, так называемый русский народный блок. Под сомнительное исполнение русской народной песни на сцену выскочили полуголые девицы из ресторанного варьете с российскими коронами на головах… Да, скоморохи и балаганы на Руси бытовали издревле, но зачем же опошлять выстраданные народом мелодии и выдавать за искусство то, что ему не присуще?

Вопрос: Но ведь вкусы меняются. Да и само понятие народности тоже не остается неизменным. Время обогащает его содержание, открывает в нем новые грани…

Л. Зыкина: Так-то оно так. Но и в пору бурного переосмысления прошлого, ломки устоев общественной жизни, традиции, нельзя забывать о живительных соках народной истории, духовного опыта поколений.

Но умеем ли мы ценить накопленные сокровища искусства, по-хозяйски ими распоряжаться? У нас, например, есть целое созвездие русских хоров: Воронежский, Омский, Северный, Рязанский, имени Пятницкого,.. Великолепнейшие коллективы, снискавшие славу далеко за пределами Родины. Но многие ли знают, как они живут сегодня. А часто ли увидишь по телевизору легендарных исполнителей, впитавших в себя мудрость, высокий художественный вкус народа? Происходят, конечно, и обнадеживающие события. Недавно я побывала на Вологодчине. Стала свидетельницей рождения нового государственного ансамбля «Русский Север». Его премьера – яркое событие нашей культурной жизни…

Если же продолжить разговор о наших бедах, то они состоят в том, что многие великолепные профессиональные артисты уходят работать в кооперативы или совместные предприятия, где больше платят. Потому что на свой установленный государством гонорар, облагаемый чудовищным налогом, не прожить. Люди вынуждены строить свою деятельность, прежде всего, думая о доходах, а не о художественных ценностях или проблемах нравственного воспитания. А ведь подлинный мастер был всегда в почете, и его труды всегда хорошо оплачивались. Мешают еще и политические игры, амбиции тех или иных власть имущих, местнические интересы бюрократов от культуры. Не потому ли за пределами Отечества ныне творят такие большие художники как Плисецкая, Атлантов, Спиваков, Васильев, Хворостовский, Троицкая… Мы на всех перекрестках трубим о необходимости духовного возрождения нации и словно не замечаем того, что рядом – уникальные достижения, представляющие гордость этой же нации… Надеюсь, что это положение в корне изменится».

1994 г.

Вопрос: Значит, вы не отчаиваетесь? И, несмотря на то, что у вас бывают минуты растерянности, вы себя чувствуете счастливой?

Л. Зыкина: Вы знаете, нельзя сегодня считать себя счастливой, когда столько видишь крови. Больно, понимаете, больно видеть, когда брат идет на брата, сестра на сестру. Вот этодо меня никак не доходит! Ну, как можно: в Карабахе до сих пор идет кровопролитие, в той же Грузии - кровопролитие…

Тяжело живет народ, очень тяжело. Мы много ездим и видим, как люди нуждаются, буквально во всем. На периферии совсем нет продуктов. Одна надежда у людей на то, что есть в подполе. Мы уже кое от чего отвыкли, народ перестал печь хлеб, да и где, поэтому далеко, порой, приходится за ним ходить. А часто его просто не бывает. Это плохо.

Но я вообще по натуре оптимистка, и думаю, что и народ у нас тоже оптимист. Мы не привыкли плакать и жаловаться. Мы просто привыкли трудиться. И мне приятно видеть иногда по телевизору, как женщины разговаривают с нашим руководством, как они открыто говорят, чтобы им дали побольше прав.

Мы себя сможем обеспечить. Ведь действительно, люди, порой, трудятся на земле, выращивают то или другое, а потом у них все отбирают. Так тоже нельзя!.. О многом можно говорить, но я просто, говорю о том, что сама видела, про свою боль. Иногда мне пишут письма и просят прислать хоть свою блузку, или платье, или старое пальто… Так много нуждающихся. Разве можно всем им помочь вот так, в одиночку. А ведь есть такие, которым даже на питание не хватает, одеть порой совсем нечего, это я все видела, я все это знаю…

Но момент, когда мы заживем красиво и хорошо, обязательно придет. Наши люди заслуживают доброго, лучшего отношения.

А на то, что нам помогают зарубежные друзья, мне бы хотелось сказать: надо надеяться на самих себя, а не на кого-нибудь. Ведь брать легче, отдавать сложнее. Мне мать как-то сказала: «Эх, дочка, в твоей жизни еще все будет. Научись красиво отдать, а взять сумеет каждый».

Спасибо за внимание, за любовь. Вам всем – здоровья, добра. Давайте научимся любить друг друга чуть-чуть больше, чем сегодня и вчера…»

1992 г.

Л. Зыкина: Со средствами в стране вообще дела неважные – это все знают…Но скажу больше: все наши беды не просто от безобразного состояния культуры, а от полного ее отсутствия…Порой нам, знаете, чего не хватает? Достоинства. Утратой достоинства я объясняю многие наши беды, например, столь типичное для нас шараханье из крайности в крайность… Забываем, что реальность переменчива, а человеческие ценности… непреходящи.

Журнал «РАБОТНИЦА», № 11-12.

БУДЕТ ПЕТЬ РОССИЯ?

«Слышишь этот теплый, грудной голос и видишь российские просторы, ширь рек, тихое кружение снегопада… Поет Людмила Зыкина и замирает душа, уноситсяс песней в дальние дали. И однажды, накануне Нового года, мы спросили Людмилы Георгиевну:

- Вы разговариваете со своими слушателями песней. А если бы Вам представилась возможность обратиться с устным словом, чтобы Вы им сказали?

Л. Зыкина: Что?.. Я бы сказала: дорогие мои! Мы переживаем очень трудное время. Но сегодня я хочу говорить не о трудностях – у каждой из нас, их сверх головы, - а о нас с вами, о нашей душе, о нашей любви и о нашем терпении.

Сегодня нам надо любить друг друга, своих детей и близких, может быть больше, чем вчера, чтобы и в нас самих был порядок, и вокруг нас тоже.

Мне очень больно, что нашей женщине живется так трудно, просыпается она утром, и тут же наваливаются невеселые мысли и заботы: где купить малышу валеночки, где мяса подешевле на обед, не уволят ли с работы. И от этих бесконечных забот, которые очень трудно разрешить, многие стали раздражительными, озлобленными. В очереди в любой момент готовы развязать скандал, дома свое раздражение выливают на мужей, на детей, кричат, бранятся, сами от этого еще больше устают и чувствуют себя несчастными. Они словно потеряли себя. Я не осуждаю их. Но и не оправдываю. Потому что именно женщины в самые смутные времена российской истории сохраняли силы общества и становились опорой мужьям. Вспоминаю свою маму. Когда началась война, она работала санитаркой в больницы, да не в одну, а в две смены. На ее руках была я, двенадцатилетняя девочка, да еще ее сестры с детьми, которые нуждались в маминой помощи. И никакого крика, злобы не было в нашем доме.

Видя, как достается маме, поступила по-своему я: пошла на станкостроительный завод имени Серго Орджоникидзе. Я могла бы этого не делать, могла получать иждивенческую карточку и учиться. Но детская моя совесть не могла допустить этого. На заводе начальник цеха спросил меня: «Хочешь быть токарем?» «Хочу»,- ответила я решительно, а сама думаю: что это такое, токарь? Наверное, с током имеет дело. Потом подвели меня к станку и показали, что делать. Так я стала токарем. Привычка к труду уже укоренилась во мне. Я рано научилась шить, вязать, вышивать. Могла выполнять любую домашнюю работу. И до сих пор не боюсь никакой работы, потому что считаю: не важно, артистка ты, или у тебя какая-то другая профессия, прежде всего ты женщина, хозяйка, и в доме должны быть чистота и уют. Все – от большого до малого - я привыкла делать сама. И квартиру свою убираю сама, и на земле сама работаю. Сажаю картошку, помидоры, огурцы, осенью закатала банки, насолила капусты.

У меня нет своих детей, я забочусь о детях своего сводного брата: двух мальчишках – десяти и четырнадцати лет и девочке Катюшке. Она сейчас со мной. Потому что девочка требует к себе особого внимания. А вот мальчишки далеко, живут со своей бабушкой, мне тревожно за них.

Потом у меня все-таки творческий коллектив – ансамбль «Россия» и Российская Академия культуры, президентом которой я являюсь. За мной люди со своими судьбами, неустроенностью, проблемами. И когда мы выезжаем на концерт, бывает, то автобус сломался, то горючего нет, надо куда-то звонить, просить, добиваться…

Я, может быть, говорю слишком бытовые вещи. Для чего? Для того, чтобы вы просто поняли меня. Я не хочу казаться слишком хорошей. У меня характер очень резкий, я бываю злая, невыдержанная, особенно, если касается работы, потому что работа – самое дорогое, что есть у меня в жизни.

К чему я все это рассказываю? Да к тому, чтобы заглянули вы в самих себя и отбросили, если они в вас есть, жалость к себе и зависть к другим, кому, как вам, может быть, кажется, живется легче и лучше вас…

Мне всех жалко, и каждого хочется как-то обогреть. Но я понимаю, что ни моего сердца, ни моего умения, ни достатка на это не хватит. Я это делаю своим искусством. Как-то после концерта ко мне за кулисы пришла женщина и сказала: «Спасибо, Людмила Георгиевна, вы ведь весь вечер мне пели».

Я говорю: «Как так?» - «Ну, как же, - отвечает, - вы так на меня смотрели, такие жесты ко мне обращали». Понимаете? Вот это – самое дорогое, ради чего артист выходит на сцену. Я, конечно, не смотрела на эту женщину, не видела ее, я вообще никого отдельно не вижу, когда выхожу на сцену. Я во власти своего внутреннего состояния. Если я пою, например, о России, я вижу какой-то пейзаж, если пою о любви, я пою о своей любви, или о чьей-то… И раз человек воспринимает это так, словно я пою о нем и для него,- я вышла к залу не напрасно.

1996 г

Газета «Пензенские вести», 14 июня

ПЕВИЦА, КОТОРАЯ НЕ ПОЕТ НЕЛЮБИМЫХ ПЕСЕН

«Л. Зыкина пробыла в нашей области больше недели, выступала перед пензенцами с их любимыми песнями, рассказывала о себе, говорила, что к старой жизни возврат невозможен.

Вопрос: Вы очень свободный в душе человек?

Л. Зыкина: Наверное. Юра Гагарин мне говорил: «Высоты не надо бояться, ровное место куда опаснее. Это не только к полетам относится». Мне пришлось знать очень многих замечательных людей – с несомненным чувством достоинства, относящихся к творчеству с трепетом. Но ко многим из них наша старая структура относилась вовсе без трепета. Их достоинство унижали изо дня в день, оскорбляли досмотром их творчества. Ну, может ли полуграмотный чиновник в силу должности иметь право сказать художнику: «Так не надо, а так надо». А ведь так было. За границей меня часто спрашивали: почему уехал тот или иной художник. Что я могла ответить? Выходило так, что самыми уязвимыми оказывались подлинные мастера, которым было некогда доказывать, что они правы. Им творить надо было от Бога. … А без свободы творчество просто невозможно.

Вопрос: Как вы думаете, что мы возьмем с собой в будущее из современного искусства, если останется свобода выбора?

Л. Зыкина: Внуки возьмут то, что им понадобится для самопознания. Песни-однодневки забудут. Но лучшее останется. Посмотрите, как люди любят русскую песню! Перед вашими залами у меня ком в горле встает…»

А. Серегин

Л. Зыкина: В этом году было много юбилеев. Мы приняли участие в концертах, посвященных 100-летию со дня рождения А. Г. Новикова и 300-летию Российского флота, в Павловском Посаде отметили юбилей поэта Виктора Бокова. Радиостанция «Русское радио» на своем первом юбилее вручила мне приз «Золотой граммофон». На студии «Союз» вышел компакт-диск и аудиокассета под названием «Течет Волга».

Кроме юбилейных концертов были гастрольные поездки в Краснодар и по городам Краснодарской области, мы также побывали в Пензе, Воронеже, Киеве, Житомире, Армавире, в городах Подмосковья Подольске, Видном, Наро-Фоминске.

В Витебске прошел V Международный фестиваль искусств «Славянский базар-96». Я до последней минуты не знала о сюрпризе, которыймне приготовили. Только на сцене, в финале концерта, сказали, что моим именем названа малая планета. В этот момент у меня комок к горлу подступил, и я вспомнила все – свое детство, родителей, бабушку, которая меня учила петь.

О бабушке можно говоритьмного. Когда началась война, она вдруг вышла на улицу, взяла лопату и стала копать землю. Ее все спрашивают:

– Василиса, ты что делаешь?

– Как что? Что же я буду ждать, когда выпостроите мне землянку? Буду я с вашими клопами спать!

Вот она и построила землянку. А потом мы на самом деле там все прятались от бомбежки. Вот такая была бабушка. Не было ничего, что бы она не могла. Она в жизни все могла – и дом построить, и научить человека, как надо жить, и отругать так, что потом с радостью выходишь от нее. Но она никогда-никогда не повышала голоса…

Когда ко мне приходили друзья, моя мама всегда вначале спрашивала: «Кушать хочешь?». Наверное, это самое дорогое, когда интересуешься, накормлен ли человек. Когда он накормлен, он и дышит по-другому, и разговаривает по-другому, и настроение у него другое. Мама моя всегда говорила: «Сначала накорми подругу или друга. А потом разговаривай». Вот это у меня осталось на всю жизнь. Этому меня учила мама. Когда я начинала злиться и начинала кричать, мама говорила:

«Вспомни бабушку. Она говорила тихо, но ее было слышно. А ты кричишь на всю Канатку, а тебя не слышно…»

Вот так, собственно, меня воспитывали.

И отец у меня добрым был, тоже все умел. Он с первого дня пошел на фронт. В 43-м был ранен в голову, не стало у него одного глаза, трепанацию черепа делали. Когда его ранили, он нам прислал маленькую записочку, и мы с мамой искали–искали его под Москвой, но где? Потом мама ушла на работу, а я все искала. И уже нашла его ночью, часов в одиннадцать. Так как было лето, было еще светло. Я плакала, потому что сутки искала отца, и меня к нему пропустили. И когда я его увидела, мне жутко стало, потому что и в нос, и в уши были у него воткнуты какие-то прутики, глаза закрыты… А он мне говорит:

«Ну что, Людмила, боишься? Ты меня не бойся. Я выздоровею, и мы еще с тобой покатаемся на лыжах».

Отец был умный. Выпить любил, у него всегда были друзья. Но и зарабатывал. Заработать он всегда умел. Он просто так никогда не посидит, не проговорит. А когда был свободен, всегда помогал маме. У нас во время войны были свои огороды около дома, мы все этим пользовались. А отец безумно любил лук зеленый. И вот, когда только начиналась весна, у него под окном уж вылезал лук. Жили мы бедно, он этот лук продавал на рынке. И его все ждали: когда придет этот одноглазый?..

Нас учили родители, как нужно добывать кусок хлеба. Мы просто так не полежим. Я до сих пор помню, как я однажды легла, а у меня не было книги в руках (я еще училась в школе рабочей молодежи). Мама мне говорит: «И что ты развалилась! Тебе что, делать нечего?» – «Мам, я устала, я только пять минуточек полежу!» – Ну ладно, пять минут можно. Ну, десять. А потом ты должна подумать, что тебе нужно на завтра сделать».

И стирать она меня учила, и учила, как надо полы мыть. А у нас были полы дощатые. Их надо было не просто тряпкой вымыть, но еще и голяком, ногой тереть, чтобы они желтенькие были. Избави Боже, если там что-то темное будет! Мама обязательно скажет перемыть. Или – никогда не забуду! – на чулке, если во время не зашьешь, и маленькая дырочка будет! – она возьмет и разрежет – хоп-хоп-хоп – из маленькой дырочки большую сделает. И будешь штопать, и молчишь, потому что иначе она потом гулять не пустит. Не то, что сегодняшние матери. Они лучше сами сделают, а детей не заставляют.

Вот так я и жила, мне очень хотелось, чтобы мной гордились. Еще хочу сказать, что за все, чему меня научила и мама, и бабушка, и отец, за все я благодарна судьбе.

И вот теперь – эта звезда… Ведь в детстве я мечтала о небе, хотела стать летчицей.

Для меня это был один из самых счастливых дней в моей жизни»

1997 г.

Журнал «Домовой» (из интервью)

ГОЛОС ЗЫКИНОЙ – ГОЛОС РОССИИ

Сейчас, когда мода ругать все советское успешно прошла и слово «совок» вышло из употребления, на концертах в Москве Зыкиной аплодировали стоя. Ее пока что никому еще не удалось перепеть. А поет она ни много, ни мало – 50 лет…

Вообще Зыкину можно полюбить за одни только истории, которые про нее рассказывают. Вот одна из них.

Назначен был прямой эфир с концерта Зыкиной. Деньги за него обещали заплатить потом. Рабочие из технического обеспечения трансляции в долг работать не захотели и забастовали. Все срывалось. «Мы-то и бесплатно готовы, Людмила Георгиевна! Да вот техника пришла, тут людям сразу надо денег дать, иначе они электричество не включат, и все!» – объясняли телевизионщики. И тогда Зыкина сняла с пальца кольцо, вынула серьги из ушей и отдала главному: «На, все им отдай, пусть включат».

«Понимаешь, это был удар ниже пояса, словно бабушка для внучка снимает крестик с груди»,– объяснил мне потом ситуацию очевидец.

Никто, конечно, тогда зыкинские драгоценности не взял: на слово поверили. И полтора месяца терпеливо ждали денег.

В год она дает в среднем 100-120 концертов. Из них 30-40 – шефские, для солдат, рабочих, сирот.

Вопрос: Какую черту характера, какой проступок выне сможете проститьдаже другу?

Л. Зыкина: Ложь не могу терпеть. Этого я не умею прощать. Когда человек солжет, для меня он перестает существовать. Я прожила большую, трудную, но красивую, изумительную жизнь. Я многое видела, много встретила ярких людей.Я никогда не выбирала и не выбираю себе друзей по рангу. Мои друзья – это люди, с которыми я вместе росла, училась, работала. Недавно ушел из жизни Коля Чикирев, с которым я много лет дружила. Мы с ним вместе работали на заводе Орджоникидзе. Наши токарные станки рядом стояли. Мы с ним начали дружить, когда были никем. Потом он стал директором завода. Он изумительный был человек. Дружу я с одной парой, это профессор медицины и его жена. Теплые, близкие, отзывчивые люди. В любой момент я им могу позвонить, и они тут же откликнутся. Есть друзья и среди артистов. Дружу с Быстрицкой, с Катей Семенкиной, которая была солисткой хора радио. Дружу с Николаем Васильевичем Кутузовым, что руководил этим хором и многому меня научил. Есть люди, которых я боготворю, общение с которыми почитаю за счастье: Щедрин, Плисецкая, например. Когда я с ними общаюсь, на душе становится легко. А в искусстве они для меня эталон. Я очень люблю Пахмутову и Добронравова, и как музыкантов, и по-человечески…

Вообще друзьям надо отдавать много времени, которого у меня не хватает.

Вопрос: Вы о чем-то жалеете в жизни?

Л. Зыкина: Нет, ни о чем. Потому что все, что я задумывала в жизни, все исполнилось. Бог мне всегда помогает, когда я прошу. Он выводит меня на правильный путь. Он, знаете, приводил меня к людям, с которыми я должна была общаться, и отводил от людей, с которыми мне не надо было встречаться. Я вообще-то очень суеверная, могла бы этого не говорить, вдруг спугну… Но я прожила такую большую жизнь, что в общем то, мне уже ничего не страшно.

1999 г.

Из разных интервью

Вопрос: В книге своих воспоминаний вы пишете, как выдающийся наш хормейстер Николай Кутузов за¬явил однажды в ответ на вашу просьбу покинуть его коллектив, чтобы попробовать себя в качест¬ве «вольной» солистки: «По миру пойдешь». А Вы ответили: «Не по миру, а по`миру!» Считаете ли вы себя победительницей в давнем уже споре?

Л. Зыкина: А вы думаете, моя жизнь складывалась из одних побед? Были в ней и трагические стра¬ницы. Вскоре после войны умер¬ла мама – и от сильнейшего стресса я потеряла голос. И по¬кинула хор Пятницкого. Думала, отпелась навсегда. Духом, прав¬да, не пала, устроилась брошю¬ровщицей в типографию. А через год голос вернулся. И вновь шла на конкурс, как на плаху. И сего¬дня не все так просто: меня не покидает тревога. За судьбу пес¬ни нашей русской тревожусь.

Вопрос: Неужели ей что-то угрожает, Людмила Георгиевна? Вы ее душа и сердце, верный рыцарь. Вот и премию «Овация» в этом году получили. Не говорю уже о «золотых дисках» в стране и за границей, призе МИДЕМ за рекордное количество выпущенных пластинок.

Л. Зыкина: Давайте все-таки задумаемся о другом: не о внешних атрибутах успеха, а именно о судьбе русской песни, которая сегодня теряет молодежную аудиторию. А без молодежи культуру и духовность в России не поднять. Когда в конце 80-х была отброшена всякая цензура в репертуарной политике радио и телевидения, в эфир хлынул поток западной попсы. Уровень ее, конечно, различен, но напор оказался столь мощным, что помимо эфира затопил сцены, дискотеки, чьи-то эстетически неразвитые мозги. Не выдержав коммерческого тарана, лишившись материальной поддержки, русская песня оказалась в глубокой обороне. Вот и мои юбилейные концерты в зале «Россия» должны привлечь внимание к делу всей моей жизни. Не к моей персоне, как утверждают некоторые газеты, а именно к проблеме чистоты наших песенных истоков.

Вопрос: Слышу в вашем голосе нотки раздражения. Чем-то досадили журналисты?

Л. Зыкина: А вы сами решите, когда я зачитаю лишь некоторые заголовки. Ну, скажем... «Юбилейный экстаз Людмилы Зыкиной». Или – «Свой юбилей певица приравнивает к государственному празднику». Или – «Зыкина решила потрясти Россию. На предмет денег». Нравится? Я лишь могу сказать искателям сенсаций: не на поисках славы настоян мой юбилей (мне моей славы, поверьте, хватает). А лишь на том, чтобы помочь сохранить живую душу нашей песни и заодно напомнить всем, что именно с ней мы утверждаемся на Земле как россияне.

САМОЕ ГЛАВНОЕ - НАЙТИ СЕБЯ

«На благотворительном ужине, посвященном детям-инвалидам, народную артистку России Людмилу Зыкину встречали стоя. И не только потому, что она великая певица, а еще потому, что возглавляет две благотворительный организации: фонд «Защитамира и человека» и «Фонд мира» Москвы.

После одного из концертов мы вместе с представителями фонда «Горячая точка» встретились с Людмилой Зыкиной за кулисами.

Вопрос: Людмила Георгиевна, наш фонд свою работу начал недавно. А вы давно занимаетесь благотворительностью?

Л. Зыкина: Да. Вы знаете, фонд «Защиты мира и человека» многих объединяет: и детей-инвалидов, и ребят, служивших в Чечне и Афганистане, и детские дома. Мы шефствуем над госпиталем имени Бурденко. Я там столько повидала, всего и не перескажешь. Когда я впервые встретилась с мальчиком, который потерял на войне руки и ноги, думала – умру. Около него мама сидит, а он увидел меня и говорит: «Людмила Георгиевна, какое счастье, что я сюда попал. Вот не приехал бы в госпиталь и Вас бы не увидел». У меня после этих слов комок к горлу подступил, я смотрю на него и думаю: «Вот вернешься ты домой, и что с тобой будет?» К сожалению, у нас еще не умеют люди беречь тех, кто защищал Родину. Вот поэтому я и стараюсь этим ребятам помогать: актеров приглашаю, сама приезжаю. Без этого нельзя. Нельзя оставлять людей, которые нуждаются в доброте и ласке.

Вопрос: Когда такие ребята приходят к вам после концерта, о чем они говорят? Жалуются?

Л. Зыкина: Нет. Не жалуются. Они просто говорят: «Хорошо, что вы работаете в этом фонде. Мы не жаловаться к вам идем, не просить. Мы хотим поблагодарить, потому что даже письма, которые вы присылаете, нам очень помогают». Не все определяется спонсорством и благотворительностью. Это ведь не главное – тряпку подарить. Иногда теплое слово значит больше. Мы недавно съездили в госпиталь в Красногорск, это под Москвой, с моими подшефными детьми. Они ребятам раненым стихи читали, песни пели. Вы бы видели лица этих солдат!.. Я всегда стараюсь таким людям помочь. Вот мы ездили в Германию, у меня там многодрузей, и привезли 35 колясок для инвалидов, отдали в госпиталь. Да мы еще многое делаем, но я как-то не умею рассказывать об этом…

Вопрос: Вы много ездите, встречаетесь с руководителями городов. Вам не кажется, что чиновники больше говорят о благотворительности, чем делают на самом деле?

Л. Зыкина: Это надо воспитывать в людях – отношение к инвалидам. Например, по телевидению, радио объяснять, что к ним надо относиться по-человечески. Вот Виктор Васильевич Балакин мне сказал, что на благотворительный ужин дети-инвалиды не приехали по одной причине: им в глаза говорят, что они – уроды.

Вопрос: Я думаю, что они не приехали по другой причине – любому инвалиду в Ижевске передвигаться трудно – у нас нет ни специальных дорожек, ни пандусов, ни перил. Не так ли?

Л. Зыкина: Да, и это тоже. Все говорит о нашем воспитании, о культуре. Если мы с вами не привьем культуру общения, какое будущее нас ждет?

Вопрос: Мне сказали, что когда вы были в Афганистане, то дали там очень многоконцертов, правда?

Л. Зыкина: Тридцать шесть концертов за две недели, представляете!

Вопрос: Людмила Георгиевна, что вы можете вот этим ребятам пожелать?

Л. Зыкина: Здоровья,прежде всего. А самое главное – найти себя. Это очень трудно в такой ситуации, но мы должны им помочь. И наше руководство тоже. Тогда они справятся с трудностями.

Беседовала О. Чиркова

2006 г.

Из разных интервью

УЧУСЬ У ВСЕХ, КОГО ЛЮБЛЮ…

Л. Зыкина: Люблю бывать за городом. Как хорошо, что вы сегодня приехалик нам сюда, в Архангельское, на дачу. И погода хорошая – солнышко светит. И все цветет. Посмотрите, как красиво цветут незабудкии какие они красивые – голубые-голубые.

Я рада еще и тому, что все время шли дожди, а сейчас хорошая погода. Рассказать вам могла бы многое, но ведь все не расскажешь, да и не вспомнишь. Если у вас будет желание, вы зададите мне вопросы, а я вам отвечу. Но, наверное, мы начнем, знаете, с чего?

Недавно смотрела по телевизору очень хороший концерт – Дмитрия Хворостовского. Я никогда не думала, что он может так петь. Он обладает большой культурой, культурой вокального пения. У него голос сам льется и льется. У него очень красивые переходы с пьяно на форте, с форте на пьяно. У него все понятно: каждое слово, каждая буковка слышна. Самое главное – у него такое красивое звуковедение. Я слушала – и заслушалась, потому что были такие переливы. Он как будто не пел, а разговаривал. Вот это и есть настоящая культура пения. Молодежь должна на этом учиться.

Мы недавно были в Удмуртии, дали там десять концертов. Почти в каждом регионе нам показывают свою самодеятельность. Девушки и парни были одеты в красивые костюмы, на которые приятно смотреть. Когда они выходили и преподносили хлеб-соль, девушки все в струнку выпрямились, говорили приятные слова и сами радовались этому. Вот таким должно быть и наше искусство. Потому что все мы – выходцы из народа. Мы все учились и учимся у него.

Я как-то говорила с Игорем Моисеевым, давно, лет 15-20 назад. Когда я у него спросила, где он находит эти прекрасные танцы, он ответил: «Потанцуй, я и у тебя найду!». Понимаете, и говорил это от души. Работая много лет в Пятницком хоре, я очень дружила с Устиновой Татьяной Алексеевной, балетмейстером, и когда мы уезжали на периферию, она приглядывалась не только к танцам, но и к тому, как люди там ходят. Ведь от этого очень много зависит.

Я всю жизнь отдала искусству. И всю жизнь училась. У меня спрашивали: «Людмила Георгиевна, у кого вы учитесь?» – я как-то ответила, что многому научилась, у Еланской, Ульянова, Васи Ланового, который так замечательно читает Пушкина, у Аллы Тарасовой. Я никогда не забуду, когдав спектакле «Без вины виноватые»она говорила:

«Вы устали, идите, отдохните!»

Было такое впечатление, что вся сцена заполнилась этой фразой. Вот этому надо учиться, бывая в театре, а у нас, к сожалению, мало ходят в театры и даже не знают, что там происходит. И самое главное – молодежь разучилась читать. Это – моя боль… Читать надо много и знать надо много.

Я очень любила Клавдию Ивановну Шульженко. Хоть говорили, что она, мол, безголосая, она – большая артистка. Она прекрасная артистка! И то, что она делала, действительно было театром одного актера. Я никогда не забуду, когда я получалазвание народной артистки Советского Союза, она позвонила и сказала: «Люда, я поздравляю вас с этим высоким званием, но вы не забудьте, что оно ко многому обязывает. Вы должны быть подкованы, вы всегда должны быть подкованы, и никогда не должны выходить на сцену просто так. Потому что на вас смотрят не просто как на Люду Зыкину, а какна Людмилу Зыкину, народную артистку. Не забывайте этого».

Я несколько раз летала в Японию. Это красивая страна. Это экзотическая страна. Там люди необычные и все настолько особенное, сказочное… Я познакомилась с прекрасным квартетом «Дакс дакс» – «Черные утята». И была счастлива, что нас в наш выходной пригласили на концерт и, как оказалось, именно к ним. И что же я увидела? Во-первых, были написаны несколько русских народных песен – расписаны уже на бумаге. Это были «Вниз по Волге-реке», «Окрасился месяц багрянцем» и «Вот мчится тройка почтовая». Я думаю: «Это зачем?» Оказывается, на каждом своем концерте они учат людей, которые к ним пришли той или иной песне. Учат в прямом и переносном смысле этого слова. Я в антракте спросила их об этом. Один из четверых говорил по-русски, и он ответил: «Людмила Георгиевна, мы очень любим народные русские песни; мы их поем и стараемся пропагандировать». Это здорово! У нас такого не было и, к сожалению, нет.

Я бесконечно благодарна своему ансамблю «Россия», который я очень люблю за понимание, отдачу, верность, человеческое тепло. С ним я прошла очень большой творческий путь, оркестр мой постоянный спутник. И я считаю, что все те высокие награды, звания, премии и многие знаки отличия, которые я получила, я получила и благодаря ансамблю «Россия». О коллективе нашем можно говорить много-много, потому что ему ужеболее 30- лет, и я с ним, если так можно сказать, вожусь как с ребенком. Потому что мне всех жалко, и обо всех я все знаю. У того – ребенок заболел, тот – женился не наком надо было бы, у того – квартиры нет… Все их чаяния и радости мне известны. И я очень дорожу тем, что они со мной делятся. Я знаю, что они меня зовут «мамой», и мне это тоже нравится очень…

2009 г.

Я всегда ценила и ценю в людях искренность и преданность в работе и в дружбе. Я не приемлю предательство и измену. Но мстить я не умею и не считаю нужным. За что мстить? Жизнь такая короткая и такая красивая. Для меня важно, чтобы человек думал о том, что он делает, и я ценю, когда человек стремится, чтобы его уважали, и уважали за дело, прежде всего.

Мы очень часто, говоря о будущем, забываем про настоящее, а ведь в будущее нельзя прыгнуть и оторвать его от настоящего тоже нельзя…

Я очень люблю свою страну, с каждым годом я люблю ее больше и лучше понимаю, насколько она действительно великая.

Я объездила почти всю планету, была на всех континентах. Я видела разных людей, их традиции, нищету и роскошь, природу, созданные руками людей прекрасные города. Но поверьте, нигде так не радуется и не щемит сердце, как в России. Нигде нет такой красоты, таких просторов, такой поэтичной природы. Нигде больше нет людей, готовых отдать последнее, чтобы кому-то помочь. Нигде больше так не поют, как у нас, и песен таких нигде больше нет!

Наверное, нужно говорить о прекрасном будущем России, но забывать, что она и сейчас прекрасна, нельзя. Просто ей не хватает нашей любви и заботы, она ждет, чтобы мы навели порядок в своих домах, городах и деревушках не завтра, а сегодня, сейчас. Она ждет нашего бережного отношения ко всему, что она в себя вмещает: к земле, природе, вере, культуре, языку нашему неповторимому, к памятникам и храмам, истории и песням. Ведь это все и есть Россия, где мы с вами живем.

Я пела и пою для людей. Я любила и люблю петь и без песни своей жизни не представляю:

Мать Россия моя,

С чем тебя мне сравнить?

Без тебя мне не петь,

Без тебя мне не жить…

Думаю, что искусство должно служить высокой любви, должно помочь людям понять ее, почувствовать, чтобы они поверили в себя, чтобы ради этой любви начали что-то делать, создавать, может быть, даже и подвиг совершить.