Моя дочь. Она не хоронила свою маму...
О том, что происходит сейчас вокруг имени писательницы, рассказывает ее муж, известный журналист Александр Щербаков, главный редактор «Обывателя»:
«И никто, естественно, не знает страшную тайну писательницы: она писала свои знаменитые книги и в это же время умерщвляла души своих детей».
Я прочитал эти слова год назад в сочинении «Мама, не читай». Они относились к самому любимому мной человеку. А написала их моя дочь.
__________________
«Я человек грубый. Могу и правду сказать». Так я запугиваю малознакомых людей. На самом деле правду - о других людях – я часто знаю, но не люблю и боюсь ее. Таю ее в себе. Правду о себе самом – тоже.
Люди близкие знают это. И потому лишь некоторые из них с сугубой осторожностью задевают – именно задевают – тему конфликта моей дочери с нами, ее родителями. И правильно делают. Но я чувствую: им небезразлично мое отношение к нему.
Оно просто. Раз человеку плохо в его родительской семье, если он чувствует себя чужим в своем доме, – виноваты родители. Что бы они ни говорили. Тут не нужны никакие доказательства и свидетельства. Если младшенькая выросла в ощущении, что ее плохо кормили, одевали и т. д., в этом повинен человек, взявший на себя долг кормильца семьи. В нашем случае это я. (Остальное в этом сочинении – помесь полуправды с вымыслом плюс словесный мусор).
Все это важно (несмотря на то, что из моих близких сочинение «Мама, не читай» мало кому известно): ведь и с этим я предстану перед высшим судом, если таковой нам предназначен.
Кто не читал обозначенную выше книгу, тому нужно знать вот что. С рождения дочери и до ее сорока лет мы с моей женой, по утверждениям автора, портили ее существование. По многим первопричинам: недостатку ума, интеллигентности, образования, плохому характеру (или бесхарактерности), приспособленчеству и лицемерию, жадности, склонности к пьянству, отсутствию вкуса и т. д. и т. д., включая неимение базовых человеческих чувств – например, любви.
Так что у меня есть вероятность доживать свой век с ощущением, что я простым фактом своей жизни перечеркнул жизнь другого, в отличие от меня, хорошего человека.
Хороший-то он хороший, да вот чем-то он мне не нравится.
_______________
…Я как сейчас помню застывшее лицо моей мамы, когда я спросил у нее о чем-то про ее младшую сестру Р. «Не надо о ней», - сказала она. И все.
Самая последняя в большущей уральской семье, любимица всех, незадолго до этого не приехала на похороны матери, Александры Васильевны. Говорили тогда, что они из-за чего-то повздорили. Но я в тот приезд, обходя многочисленную родню, не мог выяснить ничего. Как, впрочем, и позднее. Никто не хотел не то что говорить о Р., но и упоминать ее имя. И было ясно, что все прижизненные обстоятельства уже не имели никакого значения. Имело значение одно: она не хоронила свою маму.
Мне было жалко Р. Она была всего на пять лет старше меня, и мы, в войну, вместе испытывали голодные и холодные детские приключения, пока старшие ковали победу. Как-то я напомнил об этом маме. И… больше такого я себе не позволял. Она не хоронила свою маму. И все.
Через сколько-то лет после того, как не стало уже моей мамы, я листал в доме родителей семейные альбомы. И не увидел ни одной фотокарточки, где была бы Р., когда-то всеобщая любимица.
…В последние годы много раз Галя, моя жена, вспоминала один и тот же эпизод своей жизни. Как я понимаю, ей было важно уяснить самой себе, отчего, с какого момента она невзлюбила Евгения Давыдовича, второго мужа нашей дочери.
В то время мы его еще не знали. Однажды Галя и Катя встретились вместе в какой-то конторе на предмет возможного устройства Кати на работу. За Катей должен был заехать на машине Е.Д. Они обе его поджидали, и естественно разговор завязался о нем. В том числе и о его матери.
- Да, есть у него мать, - сказала Катя. – Но он ее ненавидит.
«Я опешила от этой фразы, - много раз вспоминала потом Галя, - и не нашлась даже, что на нее ответить».
А тут как раз причалил автомобиль Евгения Давыдовича и забрал нашу дочь.
А потом, через несколько лет, умерла его мать. И он не приехал отдать ей последний долг. Он не хоронил свою маму.
А сейчас о Кате. Она не хоронила свою маму.
Может быть, такого рода нравственность заразна? Быть может, Катя, оказавшись инфантильной тетей, взяла пример с уважаемого лица?..
Но если вдуматься, у человека не так уж много шансов проявить, что он отличается от животного – что он носитель святого духа. И, может быть, последний из этих шансов – сказать «Прости и прощай» своей матери. Как бы она не относилась к тебе, как бы ты к ней не относился при жизни. Даже если действительно, как Евгений Давыдович, ненавидел ее.
Счастливая семья: Александр, Галина и Катенька Щербаковы
Счастливая семья: Александр, Галина и Катенька Щербаковы
Однако есть относительно Кати еще одна версия.
…Вот что не раз говорили мне: вы не правильно воспитывали свою дочь. Я не спорю с этим утверждением. Но и не согласен с ним. Кто знает, как «правильно воспитывать»? В моем представлении нормальные в умственном отношении люди просто живут, а не воспитывают.
Я очень много раз думал о другом: не случилась ли с нашей дочерью в раннем периоде какая-нибудь незамеченная, на вид ординарная головная травма, которая, однако, могла в дальнейшем определить не только здоровье, но и строй ума и души человека?
Увы, многое в ее малышовой жизни (няни, детский сад) проходило вне нашего внимания.
Но в связи с этими размышлениями я вспомнил одно любопытное наблюдение над природой человеческих типов. Причем, не мое, а редкостно внимательного в рассмотрении человеков художника – Ролана Быкова.
Было так. Кто-то в редакции (в «Комсомолке», едва ли не Валерий Аграновский) сказал мне:
- Старик, это твоя тема. Школьная училка невзлюбила одного мальчишку и доводит его едва ли не до самоубийства.
«Мальчишкой» оказался Олег, приемный сын Ролана Быкова. Я приехал к режиссеру на «Мосфильм». Там было до удивления безлюдно. Я открыл дверь с надписью «Внимание, черепаха!». Быков ждал меня. Но почему-то не спешил переходить к теме разговора, намеченного вчера по телефону.
- Так что у вас случилось? – спросил я.
- А, одна шкрабская лахудра прицепилась к моему парню… Слушай, а давай я покажу тебе мое новое кино… Скажешь свое мнение…
И мы вдвоем в крохотном зальце смотрели еще не вышедший фильм «Внимание, черепаха!». После чего уже я забыл, зачем пришел. И только собираясь уходить, спохватился:
- А что же будем делать с лахудрой?
- Да лучше их не трогать. Хуже будет, загнобят совсем.
После этого я Ролана Быкова не видел. Но слышал много. Я регулярно звонил ему по телефону, подбивая его написать что-то «на детскую тему» (сначала для «Комсомолки», потом для «Журналиста», куда я перешел работать, потом для «Огонька»). Он часто отвечал, что, конечно, напишет, иногда – что абсолютно нет времени. Но всегда разговор заканчивался его монологом-экспромтом на какую-нибудь из материй, как неправильно у нас относятся к детям и к детству как таковому - решающей стадии человеческой жизни.
Порой Ролан Антонович вступал в разговор безучастно, говорил, что он устал, но как только я называл тему предполагаемого выступления, быстро заводился и начинал фонтанировать очень незаемными идеями. Я раза два предложил ему все это говорить под магнитофон, но он был категорически против: «Все напишу сам».
Так к чему это я?
После фильма «Внимание, черепаха!» - сеанса для двоих – Ролан Быков в числе прочего сказал, как он не любит советское детское кино. Прежде всего, из-за того, что там дети-персонажи все в личностном плане на одно лицо. «А присмотрись к ним: вот этот точно буквоед, а вот та - уже в пять лет видно, что шлюха. Все уже заложено и известно».
Мы любим детей за все, в том числе и за тотальную милоту, кого бы из взрослых они ни напоминали. И через нее очень трудно разглядеть то, о чем говорил Быков. Однако когда уже это имеешь в виду…
…Когда это уже имеешь в виду, то, если не верить в некую предписанную свыше предназначенность, приходишь на поклон к служанке империализма генетике. И я пришел к ней в то давнее время в поисках объяснения жизненного наблюдения Ролана Быкова.
А сейчас про это вспомнил: может быть, загвоздка с нашей дочерью не в «неправильном воспитании», не в какой-то травме или неблагоприятном влиянии, а… Как только на одном плане сознания сошлись две женщины, которые не хоронили свою маму, Р. и Катя, то они не просто оказались похожими, а как бы вошли друг в друга – по сходству известных мне поступков.
Между ними – я. Больше, по Грегору Менделю, никто не мог перенести это подобие.
Как мне доложили добрые люди, не только прочитавшие ее сочинение, но и внимательно вчитывающиеся в блоги, моя дочь за то, какая она получилась, в очень большой мере винит меня. Знала бы, насколько она права!
________________
Кто достаточно долго пожил, имеет возможность заметить: у зебры нашего существования черные полосы не обязательно сменяются белыми, чаще случаются серенькие. Однако в итоге складывается баланс… общего благополучия. Но уж если судьба дарует нам нечто истинно хорошее, без примеси «ни если, ни но», то она за это хорошее найдет способ взыскать контрибуцию: «За все надо платить».
Вот я сегодня и плачу̀?
Но ведь есть за что платить! Пятьдесят лет удивительной, увлекательной жизни дорого стоят. Со стороны, надеюсь, не многие видели это мое собственное постоянное удивление. Я его, по своей натуре, суеверно таил в себе.
А источником его был внутренний мир Галины, моей женщины. Понятно, что он оказался в чем-то сходен с моим. Но, главное, он, внутренний мир, был как котенок, растущий, меняющийся, развивающийся стремительно, как пушкинский князь Гвидон. Он, например, с необычайной силой вытолкнул ее на писательскую стезю: «Вышиб дно и вышел вон».
С какого-то момента с нее не хотелось спускать глаз, чтобы не пропустить что-то новое. «В свои молодые годы я была достаточно категоричной, была из породы тех противных людей, которые считают, что знают что и знают как». И она же через некоторое время: «Если ты сам не можешь разобраться в своей душе, не лезь в другую». Ее стенание на себя, что поздно начала писательство и что теперь надо работать как можно больше и быстрее. Однако нет: «А жить надо медленно». Или вот. «Идеалистами держится мир». Но – «Поступайтесь принципами, ребята, поступайтесь. Другого пути человеческого развития, пути стать лучше нету». И это, и многое парадоксальное другое всегда говорилось из сиюминутных побуждений ее переливчатого, аритмичного, как ее сердцебиение, артистического душевного мира.
За пятьдесят лет – ни мгновения скуки.
Длинный совместный путь не только окончательно сводит в одно два внутренних мира, но и каким-то образом устанавливает антинаучную связь между организмами. В последние годы мы часто смеялись над одновременно возникавшими у нас-двух одинаковых болестей или, скажем, синхронной хандрой и т.п.
____________
Год назад я увидел в Интернете сочинение «Мама, не читай». А через девятнадцать часов умерла Галя.