Мы из спецбата!

Дворец Амина сегодня - одна из афганских достопримечательностей. А в 79-м году «ограниченный контингент» понес здесь первые потери.

Фото: REUTERS

25 декабря 1979 года более десяти тысяч советских военнослужащих были переброшены в Кабул - начался отсчет девятилетней афганской войны. А уже через два дня наши спецподразделения штурмовали кабульский дворец Тадж-Бек, в котором находился глава Афганистана Хафизулла Амин. Важная роль в операции отводилась мусбату - мусульманскому батальону, созданному из лучших спецназовцев Главного разведывательного управления (ГРУ). Этих бойцов отбирали только из числа таджиков, узбеков и туркмен, внешне похожих на афганцев...

Двое из них - Эдуард Ибрагимов (старший лейтенант, руководивший технической частью мусбата) и Рустамходжа Турсункулов (командир взвода 1-й роты специального назначения) - спустя четверть века поделились воспоминаниями с еженедельником «Красная звезда».

ГИМНАСТЕРКИ ИЗ ВЕРБЛЮЖЬЕЙ ШЕРСТИ

- С национальностью мусбатовцев понятно. А каким еще критериям они должны были соответствовать?

Э. И.: - Знаний фарси и дари от нас не требовали, хотя многие таджики понимали эти языки. А вот родословную проверяли тщательно: если выяснялось, что родственники бойцов были за границей или судимы, они из отряда исчезали.

Р. Т.: - Меня отобрали, когда мусбат был уже сформирован. Один из членов отборочной комиссии открыл военную многотиражку и увидел мой портрет с подписью: «Гвардии лейтенант Турсункулов отличился на учениях». Меня нашли, пригласили в отряд на должность командира взвода бронетранспортеров БТР-60 ПБ. В отличие от обычных подразделений спецназа на вооружении мусбата оказалась бронетехника, зенитные самоходные установки, гранатометы и огнеметы.

- Подготовка отличалась от обычной?

Р. Т.: - Ничего из ряда вон: вождение боевых машин, бег на выносливость с полной выкладкой, стрельбы, устройство засад. Занятия шли круглосуточно, нас кормили усиленным пайком. Никаких деревянных макетов-дворцов мы не штурмовали. Из указанных выше национальностей в Туркестанском военном округе не смогли найти офицера-зенитчика, который мог командовать взводом «Шилок», но подобранный капитан - украинец Василий Праута, темноволосый, через месяц, загорев на полигоне, уже не отличался от других. Были среди зенитчиков и русские.

В мусульманский батальон набирали офицеров из среднеазиатских республик, внешне похожих на афганцев. Фото: Архив Рустамходжи Турсункулова

- Экипировка тоже была традиционной?

Э. И.: - На учениях нас переодевали в солдатскую афганскую форму из верблюжьей шерсти, чтобы привыкали. Выдали ее уже в Афгане. В начале декабря в батальоне объявили боевую готовность. Вылетали с двух аэродромов - из Чирчика и Ташкента.

- Вам сказали, куда?

Э. И.: - Узнали перед вылетом. Когда сели в Баграме, его уже охраняла 105-я дивизия ВДВ. Двое суток нам дали на подготовку, а 17 декабря поступил приказ совершить 60-километровый марш до Кабула. Там нас разместили в недостроенных казармах с видом на дворец Амина.

- В Кабуле вас приняли, как и ожидалось, за пополнение охраны Амина?

Р. Т.: - Да. Дворец охраняла бригада афганцев. По легенде мы прибыли, чтобы ее усилить. Но нам категорически запрещалось контактировать с местными.

- Когда вы догадались о том, что будет штурм Тадж-Бека?

Р. Т.: - 25 декабря, когда старшие офицеры стали проводить с нами рекогносцировку на местности. Один из них из-за взгорка показал на дворец, осторожно спросил: «Лейтенант, вот мы охраняем этот дворец, а если предположить, что его захватили, и надо срочно спасать Амина... сможете проскочить вдоль арыка, по краю дороги, к торцевой части дворца, чтобы высадить десант?» Я спросил: а не будут ли в этот момент по нам стрелять? Он кивнул. Тогда я ответил: если на узком серпантине, танк подобьет первую машину, второй и четвертой деваться будет некуда. Тем не менее, сказал офицер, «надо будет доставить десант как можно ближе к дворцу».

Когда я вернулся в роту, долго сидел в оцепенении, глядя на своих веселящихся бойцов: они как раз выбирали, кого нарядить на Новый год Снегурочкой. Я не имел права им рассказать о том, что узнал. И четко понимал, что они все могут погибнуть. Забегая вперед, скажу: в моем подразделении было 44 бойца, многих ранило, но ни один не погиб.

Дворец Тадж-Бек под Кабулом считался неприступной крепостью. Штурм разрабатывался в течение девяти месяцев.

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

ПАРОЛЬ «ЯША - МИША»

- Какая задача ставилась мусбату?

Р. Т.: - Мне было приказано любой ценой доставить к дворцу группу спецназа КГБ «Зенит». Руководитель операции приказал всех тех, кто не знает пароль «Яша - Миша» и не имеющих белых нарукавных повязок уничтожать. В здание самого дворца мусбату было заходить запрещено - его должен был зачищать отряд зенитовцев и громовцев. Я пошел и сообщил подчиненным о штурме, после первый раз в жизни выпил. Но даже 200 граммов спирта не сняли мандраж - меня колотило.

- Удалось использовать фактор внезапности?

Э. И.: - Его не было. Из-за неудавшейся попытки отравить Амина и его гостей охрана дворца была усилена, подходы к нему освещали прожекторы. Мы взорвали колодец с линией связи, но связи их не лишили. У афганцев были портативные японские радиостанции. А вот все четыре наши армейские радиостанции (на спинах бойцов) были изрешечены осколками. Уже в первые минуты боя мы остались без связи.

За операцию по взятию дворца Амина были награждены все участники штурма. Фото: архив Рустамходжи Турсункулова.

- План штурма сработал?

Р. Т.: - Дорога к торцу дворца была пристреляна: мой БТР добрался до него без резины на передних колесах, с разбитыми триплексами, второй подбили посреди дороги, третьему пришлось скинуть его кормой на обочину, четвертый ушел за колонной БМП.

- Бойцы «Зенита» были доставлены к дворцу?

Р. Т.: - Да, но их атака сразу захлебнулась. Афганцы поливали из пулеметов и автоматов со всех этажей, били из огневых точек вокруг дворца. Зенитовцы раненым не помогали, рвались вперед. А мои мусбатовцы вели огонь по окнам. В какой-то момент я услышал: «Мужики, помогите!» Годы спустя я узнал, что из 30 зенитовцев и 22 громовцев во дворец пробилось не более 25 бойцов. И тогда полковник Григорий Бояринов, сам фронтовик, понял, что такими силами задачу не выполнить, и в нарушение приказа выскочил из дворца с приказом о помощи к нам, бойцам мусбата. Через мгновение его не стало - он был в форме афганца. Связи не было, а принимать решение надо было немедленно. Я слышал крики о помощи, а в голове стучал приказ: «Во дворец не входить!»

ВИНТОВКА АМИНА

- Участие непосредственно в штурме получилось незапланированным…

Р. Т.: - Я никогда не позволял принижать роль бойцов «Грома» и «Зенита», но никто не знает, чем бы все закончилось, если бы все они погибли. Связи не было, команды мусбату войти во дворец - тоже. Если бы мы тогда не вошли… Я собрал рядом бойцов, прижал их к себе и через грохот боя прокричал: бежим во дворец, я первый, кто добежит до наших, переходит в их подчинение. Просил помнить про пароль и повязки. Только поднялся - и пуля ударила в магазин на груди, прошли годы, но кости до сих пор деформированы. Боль адская, ужасно не хотелось умирать, мысль о том, что придет похоронка в мою семью, где только весной погиб на испытаниях техники старший брат, возбудила такую злобу, что до дворца я буквально летел.

Боец со второго выстрела пробил из гранатомета дверь в торце здания - через проем попали на первый этаж.

- Как действовали внутри?

Р. Т.: - Темно, все в дыму, идет пожар. Каждую комнату пришлось брать штурмом: очередь в замок, следом граната, опять очередь, потом заходим. Чуть не застрелил своего земляка, особиста Маруфа Байхомбаева, который выскочил на меня с пистолетом в руке. Спас нас случай: у меня кончился автоматный рожок, у него - обойма в пистолете. Заматерились и поняли: свои. Афганцы - прирожденные воины, они дрались жестоко, но через 43 минуты было все кончено. Тело Амина я не видел - его накрыли простыней. В его комнате я взял снайперскую винтовку. Ночь прошла в ожидании штурма.

Бойцы мусбата в афганской форме. Фото: архив Рустамходжи Турсункулова.

- Какова судьба аминовской винтовки?

Р. Т.: - Утром, когда руководство поднялось во дворец, со стороны здания генштаба заговорил пулемет. Замполит Анвар Сатаров получил касательное ранение в живот. Я взял аминовскую винтовку и три раза стрельнул в сторону пулеметчика. Он замолк. Трофей забрал особист. Да и не до трофеев тогда было. Когда летели в самолете домой, я думал об одном: если собьют нас сейчас над горами, никто об этой операции никогда не узнает. Когда приземлились, многие офицеры, в том числе и я, падали на колени и целовали землю.

- Вас наградили?

Э. И.: - У меня орден Красной Звезды, у Рустамходжи - орден Ленина. Все бойцы мусбата были награждены государственными наградами. Те, что участвовали в штурме дворца, получили ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.

- Секрет вашего подразделения афганцы так и не раскрыли?

Р. Т.: - Во время операции было захвачено в плен более 1000 солдат и офицеров. Они, конечно, удивлялись, когда мы говорили на русском языке. Знали о штурме и врачи кабульского госпиталя, куда везли и наших спецназовцев, и аминовских бойцов.

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

«Мой боец хотел умереть вместе с дочерью Амина…»

Вспоминает Рустамходжа Турсункулов:

- Мой боец Ориф Худиев был красивым памирским таджиком с ястребиными чертами лица. После взятия дворца он входил в состав охраны семьи Амина: сопровождал их в туалет, носил еду. Язык дари ему был близок, и в какой то момент между ним и дочерью уничтоженного Амина вспыхнула любовь. Утром он подходит ко мне и требует: мол, ее казнят, зарегистрируйте наш брак, она уже дала согласие. Я объяснял ему, что с иностранцами браки запрещены. Но Ориф не унимался, просил дать им с дочкой Амина бежать. Я ему: куда бежать, вокруг дворца несколько колец боевого охранения...

Дочери Хафизуллы Амина. 1979 год. Фото: архив Рустамходжи Турсункулова.

Молодой воин несколько часов назад видел смерть, был в состоянии аффекта, к тому же испытывал невольное чувство вины перед девушкой за смерть ее отца. Вспыхнувшая в сердце любовь заставила его забыть, кто он.

На мой отказ Ориф заявил, что будет прорываться с оружием и готов умереть рядом с любимой. Мне пришлось его разоружить. Так судьба Орифа была спасена, судьба дочери Амина мне неизвестна.