Нам трудно понять тех, кто ради Родины шел на смерть... История одного из самых крупных морских десантов Советской армии
Генерал-майор Дьяков П.И. после выхода в запас жил в Кишинёве
Представьте себе. Три месяца назад наши войска взяли Берлин. Победа! Ой, как не хотелось им, солдатам, прошагавшим пол-Европы, погибать в еще одной войне, войне против недавнего союзника Третьего рейха, милитаристкой Японии в сопках Маньчжурии... Но, как пишет генерал-майор Порфирий Дьяков, руководивший Курильской десантной операцией на острова Шумшу и Парамушир, «настало время восстановить историческую справедливость, вернуть эти острова нашей Родине…» И вернули. Нам, сегодняшним, трудно понять героизм наших дедов и прадедов. Мы живем как будто в другом измерении, в другой реальности. То, что для нас, сегодняшних, кажется бессмысленным, для них, тогдашних, это было наполнено священного смысла. Это была их судьба, их жизнь — Родину защищать...
Материал выходит ко Дню дипломата не случайно. Мы благодарны сопредседателю Объединенной Контрольной Комиссии от Республики Молдова Ивану Спиридоновичу Солоненко, сопредседателю Объединенной Контрольной Комиссии от России в Посольстве Российской Федерации в Республике Молдова Евгению Михайловичу Верещаге - Президенту Общественной организации «Камчатско-Курильские экспедиции» – действующим дипломатам, которые помимо своих сложных и важных обязанностей находят время на поисковую работу, на сохранение памяти о подвигах наших отцов и дедов, на патриотическое воспитание молодого поколения.
Именно благодаря усилиям этих неравнодушных людей к истории нашего народа, к Великой Победе, одержанной Советской Армией в самой кровопролитной и жестокой войне XX века, смогли появиться эти воспоминания. Память о всех сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, Советско-японской войны, как составной части Второй мировой - участниках боев в Маньчжурии, Корее, на островах Шумшу и Парамушир, должна жить в памяти поколений. А это возможно только тогда, когда будет проводиться поисковая, исследовательская работа, когда мы будем писать и говорить, и помнить обо всех героях боевых действий.
Особая благодарность за переданные материалы, сыну Порфирия Ивановича Дьякова - Игорю Порфирьевичу, который бережно хранит память об отце. Спасибо!
«На диком бреге»
Стояли погожие августовские дни 1945 года. Подразделение, не теряя ни одной минуты, продолжало готовиться к войне. То, что война эта будет объявлена, ни у кого из нас не вызывало сомнений. Правда, мы не знали о договоренности, достигнутой союзными державами на Ялтинской конференции, но сама жизнь и история говорили о неизбежности войны. Цусима, Порт-Артур, гибель «Варяга», интервенция в 1920 году, зверское убийство Сергея Лазо, Хасан, Халхин-Гол… Бесконечные провокации на советско-маньчжурской границе и на морских путях во время войны советского народа с гитлеровской Германией… Все это складывалось одно к одному, наращивалось, и я не погрешу против истины, если скажу, что лютая ненависть к японским империалистам владела сердцами дальневосточников – будь то солдаты, или рабочие, или колхозники.
Можете представить мои переживания, когда я получил известие: «9 августа 1945 года войска Забайкальского, первого и Второго Дальневосточных фронтов перешли в наступление, ломая упорное сопротивление врага, и вторглись в пределы Маньчжурии».
«Ну как, товарищ генерал, - мысленно спросил я себя,- готов выполнить боевую задачу? В боях с условным противником ты неизбежно выходил победителем. А что будет, когда встретишься с настоящим врагом – сильным, воинственным и коварным, когда в тебя будут стрелять не холостыми снарядами, а смертоносными? Хватит ли у тебя духу, умения, храбрости?» Мои размышления прервал стук в дверь и вслед затем на пороге появился дежурный офицер - «Командующий вызывает вас на свой КП».
КП Командующего Камчатским оборонительным районом находился в ущелье между сопками. Дорога круто петляла, то поднимаясь в гору, то пропадая в низине. Повеяло прохладой, запахами болота и прелых листьев. Шофер притормозил и «виллис», шурша шинами по гальке, перескочил ручей, миновал поляну и остановился у огромной березы. Возле нее стояла расписанная черными и зелеными полосами сторожевая будка. Как только «виллис» поравнялся с ней, перед нами, словно из-под земли, появился солдат атлетического сложения и резким взмахом руки показал: «Стой, дальше нельзя!».
Шофер неохотно повиновался. Солдат стоял как вкопанный.
Я узнал солдата. Вспомнил его фамилию. Это был Сидорчук - самый меткий стрелок в полку Меркурьева. Помню, раз на стрельбах он на отлично выполнил норму во всех положениях: лежа, с колена, стоя и даже на ходу. Надо было видеть, как он стрелял. Его поза, движения были отточены до артистичности. Винтовку он перезаряжал быстро и, я бы сказал, красиво. А пули сыпались в «яблочко», ложась одна рядом с другой. Внешне он был спокоен, но чувствовалось, что в нем говорит азарт, воодушевление. В ту минуту я любовался им, и мне тогда представилось: как бы чувствовал себя живой неприятель перед этим человеком, стреляющим без единого промаха. А когда я перед строем роты благодарил его за отличную стрельбу, он стоял смущенный, ни тени гордости и зазнайства не выражало его крупное, смуглое лицо.
И теперь мне подумалось: «Погоди, Сидорчук, через день-два будет тебе работа, да еще какая, настоящая!»
«Ну как служба? Дела твои? Не скучаешь?» - спросил я его.
«Скучновато, товарищ генерал».
«Из дома пишут?».
«Так точно. Спрашивают: война окончилась, почему домой не едешь?». Окончилась…Это там, на Западе. А здесь она только еще началась. Знал бы ты, в какое дело тебе завтра идти.
«Ну вот что, Сидорчук, пропусти. Отвечать за это перед командиром буду я. Еду по экстренному делу».
«Раз по экстренному, пожалуйста»,- и он козырнув сошел с дороги.
Теперь машина шла уже по неукатанной дороге, застревала, погружаясь в мох. Землянка командующего была встроена в каменистую сопку и представляла собой как бы нишу. Вход в нее вел через массивную деревянную дверь.
Выходя из машины, я сказал майору Слабинскому, начальнику оперативного отделения штаба дивизии, приехавшему со мной, чтобы он получил в штабе необходимые для предстоящей операции документы, пока я буду у командующего.
Постучав в дверь, я вошел в ярко освещенный зал. Окна его были занавешены синим крепом.
Генерал Гнечко, тучный, лысый, глубоко сидел в мягком кресле за широким дубовым столом. Он поднял голову и встал, широко расставив короткие ноги. Покручивая пышный длинный ус, блестя военными регалиями, он подал мне широкую руку.
«Однако, вы неисправимы, - сказал он мне с укором. – Ведь есть же приказание не подъезжать к командному пункту на машине, а вы нарушаете запрет».
«Виноват, товарищ генерал, - ответил я,- но событие какое, спешил».
«Да, событие долгожданное, - сказал Алексей Романович, - а теперь достаньте карту и займемся делом».
Я раскинул топографическую карту. Водя по ней красным карандашом, Гнечко заговорил: «Как известно, Япония отказалась капитулировать и 9 августа начались боевые действия между СССР и Японией. Войска Забайкальского, первого и второго Дальневосточного фронтов, преодолев таежный хребет Хинган, песчаные степи Монголии, форсировав реки Амур и Уссури, вступили в пределы Маньчжурии. 11 августа начались боевые действия на острове Сахалин».
Алексей Романович замолчал, видимо больше по привычке, чем по необходимости, крутанул длинный ус и опять заговорил. «Учитывая успешные действия войск в Маньчжурии и благоприятную обстановку, командующий фронтом приказал мне подготовить и провести операцию по захвату островов Шумшу, Парамушир, Анекотан. Мы здесь в штабе прикинули, что эту задачу с успехом выполнит ваша 101-я дивизия, без одного полка. Десант будет доставлен и поддержан кораблями Петропавловской военно-морской базы и авиацией 128 смешанной авиадивизии. План операции получите у начальника штаба, полковника Воронова. Изучите его тщательно и о вашем решении доложите мне завтра. На вас, генерал, возлагается руководство высадкой десанта и захвату островов. Готовность к погрузке дивизии на суда – к исходу 16 августа», - заключил командующий Камчатским Оборонительным Районом.
Тут только я по-настоящему понял, какая огромная ответственность и крупная по масштабам задача возложена на меня.
Изучив план, разработанный штабом командующего и одобренный им самим, при всей своей смелости страдал существенным изъяном, а именно: он нацеливал наши воинские части на фронтальный удар и совершенно игнорировал важнейшие условия тактического успеха – отвлечение резервов противника от главного направления. Я и другие высшие офицеры предлагали: одновременно с высадкой главных сил на побережье между мысами Кокутан и Котомари-Саки на остров Шумшу, высадить демонстративный десант на мыс Нанагава-ван на том же острове. Этим мы могли бы ввести противника в заблуждение, отвлекли бы часть его сил от сопротивления нашим главным силам. Ясно, что это сулило нам больше успеха и меньше потерь.
Однако штаб Гнечко решил нанести неприятелю удар сразу всеми концентрированными силам, чтобы оглушить его молниеносно.
Но, почему-то игнорировалось то, что у японцев на острове были сконцентрированы огромные силы, к тому же находящихся в несоизмеримо выгодных условиях чем мы, - в искусственных и естественных укрытиях.
Я попытался было вновь отговорить командующего от тактики прямого лобового удара, но он и слышать не хотел. Я чувствовал в генерале Гнечко и смелость, и принципиальность. Он не отступал ни на йоту, от раз принятого решения. Но ведь война не ремесло, а наука. Шаблон здесь, как нигде в другой области, не применим.
Если надо, так надо
Когда я вернулся на свой командный пункт, на вершину горы «Пантеры», мне стало известно, что Штаб командира высадки при составлении плана десантирования обнаружил недостачу тоннажа под погрузку артиллерии, тракторов, автомобилей и боеприпасов.
Долго не думая, я решил «провернуть» этот вопрос через управление Акционерного Камчатского Общества, зная, что там есть корабли, готовые принять на борт такие грузы. Набрав их номер, неспешно стал объяснять, в чем дело.
«Нет разрешения из Москвы, да и судов свободных нет», - торопливо ответил мне Макштас, заместитель начальника АКО.
«Какое разрешение во время войны? - пытался возразить я. - Кораблей у вас, всю бухту запрудили».
«Это суда государственного комитета обороны», - Макштас положил трубку.
«Только начало, а уже неразбериха, - подумал я, а вслух, ни к кому не обращаясь, сказал: «Как это нет разрешения?»
Майор Слабинский (он исполнял уже должность начальника штаба дивизии), озабоченно поднял глаза. В этот момент они показались большими. Опустив их, он виновато протянул: «В штабе командующего об этом не говорили».
«О деле и не говорили», - упрекнул я Слабинского и потянувшись к полевом телефону, крутанул ручку. «Алексей Романович, говорит Дьяков, на чем доставим тяжелые грузы до островов?»
«Как на чем? Не на подручных же средствах?» - хриплым голосом ответили с другого конца провода.
«Я не шучу».
«А я не собираюсь шутить, - говорит генерал Гнечко. – В обкоме собирается бюро, оно и решит, на чем повезем грузы. Пономарев уже принимает от АКО корабли, но вы на всякий случай поезжайте в обком. Я тоже буду там».
Мы – я и начальник политотдела подполковник Алентьев - вошли в кабинет секретаря обкома Петрова. Там было тихо. Вечерние потоки августовского солнца мягко лились в высокие окна, отсвечивая узорным блеском на паркете. Хрустальная люстра сияла алмазными огоньками.
В глубоких креслах сидели друг напротив друга и о чем-то неторопливо говорили председатель Облисполкома Тулупов и военный комиссар области Дунаев.
У открытого окна, наклонив голову, опираясь грубоватыми руками на подоконник, стоял и внимательно смотрел вниз на сине-зеленые воды Авачинской губы, косой сажени в плечах, подстриженный под «ежика» голубоглазый блондин, «Король» Камчатки – Кулаженко Константин Сергеевич, начальник АКО.
Услышав скрип тяжелой дубовой двери, Константин Сергеевич резко повернулся и пошел по паркету неспешным шагом нам навстречу, держа руки впереди. «Вот они, срывщики плана ловли рыбы», - шутя выпалил он, богатырски пожимая мне руку. Сверкнув голубыми глазами в сторону Алентьева также шутливо прибавил: «Нашли время воевать, тут рыбу подавай, а им корабли».
Кулаженко шагнул к столу Петрова, присел на стул и уже всерьез пожаловался: «И когда я их только соберу?»
«Нам предстоит решить один вопрос, - объявил Петров. – Выделить из тралового флота АКО суда для военных нужд». Он поднял редкие рыжие брови, мельком взглянул на Кулаженко. Тот, ёрзая на стуле, нервно постукивал по крышке стола, его пальцы непрестанно двигались, словно помогая мыслям». «Ну что ж, раз надо, так надо, - Константин Сергеевич помедлил. – Вот только суда разбросаны, когда же их соберешь?»
«Соберешь!» - с места бросил Тулупов.
«Это приказ, а не просьба!!» – буркнул Дунаев.
«Обязать тов. Кулаженко К.С. в двухдневный срок передать нужное количество судов военному командованию», - объявил решение Бюро Обкома Петров.
«Коммунистов тоже призвать!» - прогудел густой бас секретаря Петропавловского горкома партии Константина Чуйко.
Чуть ссутулившись Петров внимательно слушал членов Бюро, исподволь бросил взгляд на географическую карту полуострова Камчатки, висевшую во всю стену справа. «Правильно говоришь, Чуйко, и коммунистов мобилизовать, - вмешался он. Договорились!» Тулупов, Дунаев и Чуйко согласно кивнули головами.
Поднявшись, Петров добавил: «Вот и хорошо, остальные вопросы решим в рабочем порядке, согласен Константин Сергеевич?» «Да, да, согласен»!, обнажив белые зубы ответил тот. Секретарь Обкома молча, вышел из-за стола, протянул поочередно нам руку, искрясь улыбкой сказал: «Желаю успеха друзья в вашем ратном деле». В кабинет, нарушая тишину, порой врывался шум плескавшихся за окном океанских волн. Не дождавшись конца заседания, я и Алентьев поспешили на КП. Поравнявшись с Кулаженко, я в шутку шепнул: «Не печалься, Константин Сергеевич! Возвратим Родине Курилы, план полуострова выполним». Он дружески пожал мне руку - «Желаю удачи. На Курилы приеду, как только они будут наши».
Константин Сергеевич сдержал слово. 3 сентября 1945 г. он с группой специалистов прибыл принимать предприятия рыбной промышленности в северной части островов Курильской гряды. В тот же день, в Касивабара (ныне Северокурильск), мы вместе отпраздновали победу над милитаристской Японией…
Суда со всего побережья возвращались в Петропавловский порт. Становились под погрузку воинских частей. Благодаря принятым мерам со стороны областного комитета партии и горкома г. Петропавловска, а также начальника АКО Кулаженко К.С. нам удалось в течение 15-16 августа, получить нужное количество транспортных судов и к 20.00 16 августа 1945 года погрузить: личного состава – 8363 человека; лошадей – 654; орудий и минометов – 218; автомашин – 80; тракторов – 32, и всё стрелковое оружие». Продовольствие – 10 суточных; горюче смазочные материалов – пять заправок; боекомплектов – 2.
Как и говорил секретарь Петропавловского горкома партии, прибыли мобилизованные коммунисты и комсомольцы старших возрастов. «Желаем поговорить с самураями с глазу на глаз, – Берите нас в поход».
В суете обыденных дел, ранним утром 15 августа, в мою землянку вошел средних лет крепыш. Он был одет в полувоенную форму, левой рукой придерживал разбухшую, совсем еще новую полевую сумку, правую руку приложил к головному убору, стараясь по-военному печатать шаг, гаркнул: «По решению горкома партии прибыл в ваше распоряжение». Отставив стакан с недопитым кофе, я повернулся к вошедшему и узнал в нем второго секретаря горкома партии (фамилию не помню). Дружески пожав рук, предложил кофе. «С удовольствием, но тут,- он ткнул рукой в приземистое окно,- ждут прибывшие со мной медики – врачи и сестры, куда их?»
«Ох, как здорово! – воскликнул я. – Только перед вашим приходом журил дивизионного врача за нерасторопность, а тут подумать только, находка! Схватка с самураями предстоит свирепая, умирающий, как вы знаете из пословицы, и за соломинку хватается. Бои предстоят тяжелые. В Петропавловск потянутся раненые. Нашим госпиталям не справиться…»
«Облисполком дал на месте указание готовить медпункты, больницы, и даже помещения школ для приема раненых. Медикаменты и инструментарий туда направляются» - заявил секретарь горкома.
Благодарно пожав руку гостю, я подумал: «Уже успели переключиться на военные нужды». А вслух сказал: «А теперь попрошу в политотдел, он рядом, к Михал Андреевичу Алентьеву, он и работу вам найдет». Не задерживаясь, гость надел кепи, неуклюже козырнул и решительно проскользнул через низкую дверь землянки.
Крепкий «орешек»
Передо мной карта – десятивёрстка. На ней маленькими кружками обозначена цепь островов Курильской гряды, тянущаяся с севера на юг - от Камчатки до Японии – на несколько тысяч километров. Острова эти имеют важное экономическое значение – там расположены большие рыбные промыслы. Но особенно велико их военно-стратегическое значение (удобные бухты для стоянки военного и гражданского военного флота). Захватив эти острова, японцы создали на них мощные военно-морские и авиационные базы, преградив советским судам путь в Тихий океан.
И вот, настало время восстановить историческую справедливость, вернуть эти острова нашей Родине… Ближайшим от Камчатки является остров Шумшу. Это первый и крепкий орешек, который нам надо раскусить. Но что такое Шумшу? Что я знаю о нем? Я достал из сейфа «Географическое описание островов Курильского архипелага», дополненное данными нашей военной разведки. Вот что там пишется. «Суровая земля, голый гранит. Берег высок, обрывист. Дикая природа. Угрюмый остывший северный остров – это и есть Шумшу – головной остров Курильского архипелага. Самые высокие точки над уровнем моря (высоты 165,0; 168,0 и 171,0), поднимаются над его берегом как сторожевые башни. Разведкой установлено, - говорилось далее в «Описании», - что японцы за последние 10 лет сильно укрепили Шумшу, ему придается значение головного бастиона. Ключевые высоты его усажены дотами, амбразуры которых механически закрываются броневыми плитами. Доты соединены подземными ходами сообщения, траншеями и лисьими норами, прорезанными в камнях. Окопы и пулеметные гнезда опутаны колючей проволокой. На острове создаются запасы, рассчитанные на длительную войну. В южной части острова, при входе во Второй Курильский пролив со стороны Охотского моря, расположена военно-морская база Катаока, укреплённая железобетонным поясом как с моря, так и с суши.
Гарнизон острова составлял около пятнадцати тысяч штыков, 20 артиллеристских батарей, 140 - станковых и крупнокалиберных пулеметов, танковый полк в составе 60 боевых машин, смешанный авиаполк смертников в составе 20 бомбардировщиков и 18 истребителей. Продолжаются оборонительные работы в южной части острова Парамушир, особенно в районе Касивабара. Там же расположен штаб северной группы японских войск».
Наши сведения о Шумшу и Парамушире, где предстояло высадить первый десант, были скудны, противоречивы, а следовательно, мало достоверны.
«Да, ничего себе «орешек, - подумалось мне. – Но все равно раскусим, зубы у нас крепкие, стальные».
На следующий день, рано утром, на моём командном пункте, я информировал командиров частей о получении боевого приказа: штурмом овладеть островами Шумшу и Парамушир. «Позвольте мне поздравить вас и выразить надежду, что задачу мы выполним, как подобает советским воинам», - сказал я в заключение. В комнате воцарилось воодушевление, которое охватило и старых, видавших виды офицеров, и молодых, для которых предстоящая операция будет первым боевым крещением. Вслед за этим, майор Слабинский стал излагать план операции, решения и задачи частей. Слабинский – кадровый офицер, с широким общим культурным кругозором, всегда подтянутый, подвижный, в решениях боевых задач спокойный, человек зрелых суждений и военного таланта.
«Опыта высадки крупного морского десанта, - начал он, - Советская армия не имеет. Правда, были высажены десанты в районах Нвовороссийска и Керчи, но по своим масштабам они во много раз уступают предстоящей операции как по численности участвующих в ней частей, так и в расстояниях. Однако отсутствие опыта не должно нас смущать. Неоднократно проведенные совместные с военно-морской базой учения по отражению и высадке десантов убедили нас в том, что операция по захвату островов в Курильской гряде, выполнима. Наши силы и средства вполне отвечают расчётным данным в соответствии с замыслом операции».
«Вполне! – подтвердил командир военно-морской базы Пономарев, опытный моряк. – транспортные, десантные и вспомогательные суда готовы к выходу в море».
«Авиация готова поддержать высадку десантов и бой в глубине острова», - в свою очередь заявил командир авиации подполковник Ерёмин.
Выслушав реплики, начальник штаба продолжал ставить задачи: «План операции предусматривает четыре этапа: посадка и погрузка на суда, переход морем, высадка и захват плацдарма, бои за овладение островами Шумшу и Парамушир. Как только головная колонна войдет в Первый Курильский пролив, по сигналу с флагмана начнется высадка отряда захвата плацдарма. Отряд состоит из сводного батальона моряков и пограничников, роты автоматчиков, одной минометной роты и роты саперов. Командует отрядом майор Шутов». До овладения высотами 165 и 171, личное руководство отрядом захвата плацдарма осуществляет полковник Артюшин Василий Алексеевич. Высадку поддерживают огнем сторожевые корабли «Киров» и «Дзержинский», минный заградитель «Осторожный» и береговые батареи с мыса Лопатка.
Далее начальник штаба ознакомил с последовательностью высадки стрелковых частей Меркурьева, Губайдулина, Говорова, Булгакова, артиллеристских подразделений Харитонова, Пирогова, Тарасова и других.
Доклад был четкий, ясный, расчёты точные, чувствовалось, что над составлением плана операции штаб дивизии работал тщательно, вдумчиво, со знанием дела.
«А какого вы мнения о высадке демонстративного десанта, например, на мыс Нанагава-ван?» - спросили Слабинского (речь шла о том, целесообразно ли, помимо штурма острова с севера, т.е. на главном направлении, высадить десант на этот мыс). «Если бы мы бросили на мыс Нанагава-ван десант, хотя бы небольшого состава, несомненно отвлекли бы резервы противника и угрожали бы его флангу. Логика подсказывает, что такое решение будет тактически разумным. Но.., - майор замялся, - кажется, командующий против». «Да, против, - подтвердил я. – Обсуждению этот вопрос не подлежит».
С дополнениями к докладу выступили командир военно-морской базы капитан второго ранга Пономарев и начальник политотдела полковник Алентьев. «В операции примет участие дивизион подводных лодок типа «Ленинец» и «Щука», - обрадовал нас Пономарев. - Они блокируют Первый и второй Курильский проливы со стороны океана, а также выход в Охотское море». Начальник политотдела доложил о плане политического обеспечения операции. «Нами составлены и размножены памятки для солдат и сержантов, - говорил Алентьев. В них содержатся указания, как вести себя в море и в бою. В подразделениях и на кораблях проведены партийные и комсомольские собрания, беседы и митинги. Политработники, ознакомили солдат и офицеров с историческими фактами о взаимоотношении Японии с нашей страной, об агрессивных намерениях японских милитаристов.
После совещания я поехал в отряд захвата плацдарма. Командир отряда майор Шутов созвал своих офицеров и сообщил о предстоящей операции. «Нашему отряду, - говорил он,- выпала честь первому вступить на остров Шумшу и силой губительного огня прижать японцев к земле, расчистить путь основным частям для развития наступления». Майор Шутов, сравнительно молодой офицер, отличался высокой требовательностью и настойчивостью. В учениях он не раз показывал свои высокие волевые качества и тактическое умение. Вот почему, когда зашла речь о назначении командира отряда захвата плацдарма, выбор пал на него.
«Не знаю как Шутов будет воевать, а говорить он мастер, заслушаешься», - заметил я, когда мы с начальником политотдела дивизии возвращались на КП.
«И воевать будет хорошо. Я Шутова знаю – умен, исполнителен и смел», - ответил Алентьев. «Насчет смелости-то, вы, Михаил Андреевич, погодите. Ведь в бою его не видели». «Бывают люди, которых даже по мелочам можно безошибочно определить, что они стоят, - возразил Алентьев. – А с Шутовым я сталкивался часто и он именно не по словам, а по делам своим завоевал и у солдат, и у офицеров симпатии». «А как замполит у него?». - «О, капитан Кот хорошей закалки коммунист. Думаю, что под стать Шутову». «Ну и слава Богу, слава нам», - этой шуткой закончился наш разговор
Тронулось
Ночи в середине августа были темными, безлунными. На безоблачном небе перемигивались бледные звезды. В середине августа под покровом ночи полки и дивизионы двинулись в многокилометровый марш к берегу моря. Пехота, пулеметно-минометные, противотанковые и артиллерийские подразделения должны были сосредоточиться в бухте Корабельная, Первая. Тяжёлая артиллерия – у пирсов Петропавловского порта. Там их уже ожидали десантные суда. Сторожевые корабли, минные заградители, подводные лодки и торпедные катера сосредоточились в Тарьинской бухте. А на пригорках и сопках ощетинились жерлами орудий, направленных в небо, батареи зенитной артиллерии, готовые в любую минуту отразить нападение врага с воздуха. Радиолокаторы обшаривали побережье, временами выбрасывали в небо свои длинные прозрачные щупальцы прожекторов. В воздухе барражировали, не нарушая обычного режима, патрульные истребители, а далеко над океаном вели разведку морские бомбардировочные разведчики.
По пыльным дорогам и объездам сновали взад и вперед, будто муравьи, грузовые автомашины, подвозя к пирсам и причалам боеприпасы, горючее, продовольствие. Громко лязгали гусеницами тракторы, тащившие за собой короткоствольные гаубицы и прицепы со снарядами и минами. Высоко задрав стволы, тяжело тащились 152-мм пушки. Покачиваясь на резиновых шинах, передвигались тяжелые минометы. В кустах и перелесках у перекрестков дорог потрескивали, словно кузнечики, полевые телефоны. Работа радиостанций была запрещена. И над всей этой огромной движущейся массой людей, машин и орудий слышались отрывистые команды офицеров-регулировщиков, поторапливающих колонны.
Днем движение на открытых участках дорог запрещалось. А ночью, когда город и порт погружались в темноту, вновь всё оживало и гудело. К морю неудержимо катилась мощная и грозная лавина. Все эти дни и ночи, редко смыкая глаза, офицеры штабов десанта находились в частях – проверяли экипировку, слаженность, иногда на марше в порядке тренировки, подразделениям ставили тактические задачи и тут же решали их. Нерадивых журили, усердных по службе представляли к поощрениям.
Неизвестность всегда порождает тревожные чувства. Побывав в частях, я заметил, что этими чувствами охвачены и солдаты, и офицеры, но только волнует их не страх перед неизвестностью, а я бы сказал, нетерпение скорее вступить в бой.. И это было основано на глубокой вере в правоту нашего общенародного дела и силу советского оружия, советского солдата, покрывших себя неувядаемой славой, как на своей земле, так и на земле, разгромленного противника на Западе.
После посещения частей, я поехал на свой вновь подготовленный КП, перенесённый в район сосредоточения. Ординарец, молодой, юркий солдат вёл меня по чаще и бурелому, потом какими-то тропами. «Вот выбрал место, сам Микадо* не обнаружит». Из-за кустов появился Слабинский: «А я уже собрался розыск объявлять», - встретил он меня шуткой и стал расхваливать коменданта за умение управлять штабом в боевой обстановке. «А вот ваш рабочий кабинет», - указал он на походную палатку. И переходя на деловой тон, сообщил: «Звонил Гнечко. На чём свет ругал подполковника Тарасова (командир лёгкого артиллерийского полка), за плохую маскировку орудий, несвоевременно розданный обед и отсутствие патрулей в исходном районе. Грозился выгнать его. Кричал: «Новаторы, рационализаторы, а простых порядков не могут навести!»
«Это и в мой огород камешек» - подумал я
- Вам он только приказал доложить на своём ли месте «этот пушкарь» Тарасов. Слабинский собрал со столика бумаги, пристегнул кобуру пистолета и добавил: «Сегодня уже пятнадцатое августа…»
- «Майор, по уставу солдату положено перед боем умыться и отдохнуть, а вы сразу в атаку». Моя шутка начальнику штаба понравилась, он рассмеялся. …«Отдайте приказание: погрузку артиллерии, боевых припасов и тракторов начать в ночь, посадку живой силы утром. Десантные суда после посадки рассредоточить в бухте по согласованию со штабом военно-морской базы. А сейчас увольте меня».
«Слушаюсь, увольняю» – он опять рассмеялся и пошел к своей палатке. Ему сегодня работы на всю ночь.
И вот наступило 16 августа – день погрузки десанта. Было темно и тихо. Город спал. Не раздеваясь, отдыхали солдаты. Только в штабах шли последние приготовления. С напряжением офицеры следили за циферблатами часов. И когда день склонился к ночи, заверещали все телефоны, по проводам понеслись команды «Подъем!». Как по мановению волшебной палочки, раздвигались кусты, зашевелились перелески, с косогоров с грохотом скатывались от гусениц тракторов, камни. Рокотали моторы автомашин и тягочей, тянущих орудия и прицепы с грузами, скрипели переполненные поклажей повозки. Все это поднялось в один миг и двинулось к пирсам и причалам. Зазвенели цепи якорей, замахали длинными хоботами-стрелами судовые краны, поднимая с причалов и опуская в трюмы громоздкие военные грузы. Гусеничный трактор, казавшийся на земле огромным и тяжелым, повис в воздухе на цепях крана как небольшая, ставшая вдруг легкой, коробочка.. Тяжелые орудия и минометы взмыв на цепях ввысь, выстраивались на палубе. Между огромными судами сновали юркие связные катера. Перекликались, отсвечивая буквами из азбуки Морзе, судовые семафоры. А чуть забрезжил рассвет, в густом тумане, нависшем над бухтой, над мачтами кораблей, сквозь бурелом, через овраги потянулись на берег колонны пехоты, минометчики, роты противотанковых ружей. За ними, карабкаясь по кручам и тяжело поводя потными боками, тащили полковые орудия и зарядные ящики, сытые кряжистые лошади. Все это грозное шествие замыкали санитарные двуколки с красными крестами в белых кругах на боку.
Сдавленная с трех сторон могучими отрогами гор – сопками Авача, Коряка и Виллюй, самая большая в мире бухта - Авачинская губа, тихо плескалась в гранитных берегах. У её пирсов стояли, отражаясь в прозрачной воде десантные суда. В бухте Тарья покачивались на волнах, кружась вокруг якорей, конвойные корабли. Плотно прижавшись стальным бортом к набережной, стоял в бухте Ковш флагман флота «Киров», изредка выбрасывая из трубы облака черного дыма.
Погрузка и посадка на суда началась и закончилась в точно установленное по плану время. Объехав все причалы и убедившись, что всё готово к отплытию, я прибыл на флагманский корабль, где разместился мой КП и штаб. Вдруг на палубе грянул оркестр. Из медных труб понеслась мелодия моряков, уходящих в поход. Ее подхватили сотни голосов.
Прощай любимый город,
Уходим завтра в море…
Пели и играли, конечно, хорошо, стройно, песня как никогда соответствовала общему настроению, но она была не ко времени. Это было грубейшим нарушением звуковой маскировки. Пришлось, к огорчению и слушателей и исполнителей прекратить её. Песня оборвалась, но эхо её еще долго раскатывалось по сопкам, звучало над бухтой, неслось далеко-далеко, постепенно замирая.
На палубе корабля стояли готовые к бою зенитные орудия и пулеметы, в броневых башнях с открытым зевом чернели дальнобойные пушки-чудовища, направив стволы в морскую даль.
«Добро пожаловать, товарищ генерал на «Ноев ковчег!» - в шутку приветствовал меня командир военно-морской базы, капитан 2-го ранга Пономарев.
«А где же морской порядок?» - спросил я, намекая на нарушение звукомаскировки. «Не огорчайтесь, он будет. Прошу сюда», - указал Пономарев на дверь кают-компании. «Тут, видите ли, какое дело, - вмешался начальник политотдела Алентьев, - капельмейстер капитан Глучишко, хватил излишек и вот не в меру разыгрался».
Подошел начальник штаба и доложил, что личный состав и техника находятся на кораблях. Суда – в готовности к походу. Я видел, как он устал за эти бессонные ночи, осунулся, лицо пожелтело. «Отдохните, майор, успеете» - посоветовал я ему.
В кают-компании был накрыт стол. Явно гордясь своим гостеприимством, Пономарев, уже закусивший, сказал: «Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться», - и, козырнув, направился к выходу. «Вы не сообщили о порядке похода», - остановил я его.
«Флагманский штурман доложит вам схему боевого построения, сторожевых кораблей, походных колонн транспорта и десантных судов, - ответил Пономарев.- А я устал смертельно Порфирий Иванович. Разрешите идти?». Я кивнул головой.
Рано утром, проснувшись от сильной килевой качки и шума волн, разбивающихся о борт корабля, приоткрыв люк иллюминатора, я в темноте различил силуэты Трёх братьев. Их высоко выступающие с морского дна глыбы, как сторожевые башни, запирали вход в Авачинскую бухту со стороны Тихого океана. Нащупав в темноте настольную лампу - включил свет. Часы показывали «шесть». Я поднялся на палубу. Свежий морской ветерок слегка обжигал лицо. Позади виднелись, всё уменьшаясь, гранитные склоны Камчатки. Чуть заметный в тумане виднелся Виллюйский вулкан.
Флагман находился в 20 милях юго-западнее полуострова, круто повернув вправо, лёг курсом на остров Шумшу. Слева от него проносились на высокой скорости, оставляя бурлящие следы, юркие катера «морские охотники». Высоко в небе рокотали моторы истребителей ПВО. Впереди и позади вырисовывались силуэты транспортов, десантных судов и сторожевых кораблей. Десант вытянулся в длинный кильватер и уверенно лег на юг. Это была величавая картина. Думалось: «Скоро вся эта армада всей своей могучей силой обрушится на врага. Да разве устоит перед ней самурай?!» – последнюю фразу, незаметно для себя, я произнес вслух.
«Нет, не устоят!» - услышал я над самым ухом. Рядом со мной стоял начальник политотдела подполковник Алентьев и тоже любовался величественным зрелищем. «Вы правы, Порфирий Иванович, не устоят», - повторил он, пожимая мне руку. На горизонте появилось что-то похожее на бурун, над зелеными волнами сверкали белые шапки. «Барашки, - утвердительно сказал Алентьев – быть непогоде, говорят при этом старые «морские волки»».
«Да вы всмотритесь, подполковник. Какие же это «барашки? Это…» «Будет буря, мы поспорим и помужествуем с ней», - декламируя, перебил меня Алентьев. «Буря будет, это точно, но всё же, это не «барашки», а самые настоящие катера».
Высоко подняв кверху киль, так что над волнами показывалось днище, торпедные катера мчались с бешеной скоростью, обгоняя нас. «Я же сухопутный, - сконфузился Алентьев. – Где же мне все знать?» «Грозное оружие, особенно против линейных кораблей, - вмешался Пономарев, говоря о катерах, как знаток морского дела. – А в общем, прошу к столу, по морскому обычаю принять пищу». «Да, и по земному обычаю уже время», - согласился я и мы направились в кают-компанию.
Прошли почти сутки. Десант приближался к острову Шумшу. Пехота, артиллерия, связисты – солдаты и офицеры, всё вооружение, находились в полной боевой готовности. Корабли выстроились в плотный кильватер. Тихо покачивал свои волны океан. В три часа ночи 18 августа, десант с востока вошёл в Первый Курильский пролив между мысом Лопатка и островом Шумшу. Наступили напряжённые минуты. Стояла зловещая тишина, слышался только плеск воды за бортом»….
КСТАТИ
В настоящее время к изданию готовится рукопись П.И. Дьякова, публикация которой будет приурочена к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-45 годов и проведению Курильско-десантной операции, отмечаемой в августе 2015 года. В предисловии книги к читателям обратятся Чрезвычайный и Полномочный посол Российской Федерации в Республике Молдова Ф.М. Мухаметшин и губернатор Камчатского края В.И. Илюхин.
СПРАВКА «КП»
Порфирий Иванович Дьяков родился в 1900 году в Ростовской области, в семье крестьянина-середняка. Окончил четыре класса церковно-приходской школы. В апреле 1918 года добровольно вступил во второй революционный полк на Северном Кавказе. В мае 1918 года, воевал против белогвардейцев генерала Деникина, был ранен. После выздоровления служил пулемётчиком в Днестровском красногвардейском отряде в составе Таманской армии, воевал с белогвардейцами генералов Покровского и Шкуро. С марта 1919 года - помощник командира пулемётного взвода 300-го стрелкового полка 34-й стрелковой дивизии. В июне 1919 года был тяжело ранен в бою под станицей Ахтуба. С сентября 1919 года, служил командиром пулеметного взвода 5-го эскадрона 20-го кавалерийского полка конного корпуса С. М. Будённого, участвовал в боях по освобождению от белогвардейцев городов Ростов и Батайск. Здесь, за отличие в боях, получил свою первую боевую награду – орден «Красное Знамя Р.С.Ф.С.Р.». Участвовал в боях против конницы генерала Мамонтова и армии Деникина. В 1920 году воевал на Польском фронте против войск Врангеля, командовал пулемётным взводом, был ранен в третий раз. В 1926 году окончил Крымскую кавалерийскую школу. В 1926 - 1932 гг. служил в 52-м кавалерийском полку 9-й Крымской кавалерийской дивизии. С 1932 года - начальник химической службы 133-й танковой бригады (Киев). В 1938 г. окончил Московскую академию химзащиты им. М. В. Фрунзе. С июля 1938 года - начальник химических войск отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии. В 1938 году был направлен на Дальний Восток, в качестве командира отдельной бригады химзащиты, участвовал в боях у озера Хасан против японских милитаристов. В том же году был награждён именным маузером. В 1940 году — слушатель высших курсов Академии Генерального штаба. В 1942 году в составе 43-й армии воевал на Западном фронте под Вязьмой и Коломной. С 17 ноября 1942 года по 22 сентября 1943 года, командовал 40-й Богучарской стрелковой дивизией им. С. Орджоникидзе. 28 апреля 1943 года, П. И. Дьякову присвоено звание «генерал-майор». С 23 сентября 1943 года по 4 ноября 1945 года — являлся командиром 101-й сводной стрелковой дивизии, дислоцировавшейся на Камчатском полуострове.
В августе 1945 года, решением Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке, маршала А.М. Василевского, был назначен командующим Курильской десантной операцей.
После войны окончил Высшие курсы начсостава, при Академии им. К. Ворошилова. С ноября 1945 по 1948 г. — заместитель командующего 39-го воздушно-десантного корпуса (Москва). В 1948—1952 гг. — командир 107-й воздушно-десантной дивизии (Днепропетровск – Кривой Рог). С мая 1952 года — командир 10-го Гвардейского Будапештского корпуса (Кишинёв). В марте 1957 г. уволен из рядов Советской Армии по возрасту.
Генерал-майор Дьяков П.И. награжден двумя Орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Суворова II степени, Орденом «Отечественной Войны» I и II степеней, медалями «20 лет РККА», «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией», «За оборону Москвы», 11-ю другими правительственными наградами, а также тремя орденами дружественных государств. После выхода в запас, жил в Кишинёве, более 10 лет возглавлял штаб детской военно-спортивной игры «Зарница» при ЦК ВЛКСМ, был одним из основателей Военно-научного Общества при Кишинёвском гарнизоне.