Харуки в целлофане…

Атмосферность языка Мураками такова, что книгу можно читать с любого места

Новая книга одного из самых глубоких прозаиков современности, неоднократного номинанта на Нобелевскую премию по литературе Харуки Мураками продается в целлофане и снабжена устрашающим грифом: «18+». Хочется надеется, что это привлечет к книге еще больше читателей.

«МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН»

«Эксмо», 2016

«Стать мужчинами без женщин очень просто. Достаточно крепко любить женщину, чтобы потом она куда-то исчезла. В большинстве случаев их выкрадывают коварные матросы. Они заговаривают девчонкам зубы и быстро увозят их в Марсель или на Берег Слоновой Кости. И мы ничего не можем с этим поделать. А может, они обрывают свои жизни и без связи с матросами. С этим тоже поделать мы ничего не можем. Не только мы – даже матросы».

Писать о прозе Мураками абсолютно невозможно. Его слог слышится в воздухе подобно джазовой импровизации, его романы легки и глубоки одновременно, в них есть удивительная чистота колодезной воды и неиспорченного славой и признанием писателя. Можно ли пересказать небо, море, движение облаков? Всё в его книгах абсолютно реально и совершенно волшебно.

Одиночество имеет тысячи лиц, но у мужского одиночества есть такие же уникальные и стыдливые секреты, как и у женского

Одиночество имеет тысячи лиц, но у мужского одиночества есть такие же уникальные и стыдливые секреты, как и у женского. Секреты можно огласить в форме сенсации, а можно тихо прошептать на ухо, соблюдая их интимность. Может поэтому книга завернута в целлофан? Атмосферность языка Мураками такова, что книгу можно читать с любого места. Первый же разворот затянет вас осенним настроением мужчины без женщины и смутным ощущением надежды на то, что где-то есть та, которой будет с вами хорошо. Сюжет пересказывать нет ни малейшего смысла. Литературный импрессионизм Мураками состоит именно в том, что время в его книгах - это смена не положения стрелок на часах или смена времен года. Время в книгах - это череда эмоций, сменяющих одна другую почти также незаметно как переход тона на полотне или чудо акварельного эскиза. Поэтому сюжет и драматургия, как таковая, отходят на второй план. Автор складывает буквы как магические заклинания или руны и мужское одиночества становится осязаемым. Значимость женщины велика не потому, что ради нее можно умереть, а потому, что ради нее хочется жить.