В России есть дом престарелых для убийц и насильников: Здесь они хвастаются числом загубленных душ, заводят романы и очень ждут смерти

И сколько тут было интересных и трагических персонажей. Очерствевших. Доматывающих свою испорченную жизнь. Посмотришь слева - дьявол пугает, справа - слезу вышибает

Фото: Владимир ВОРСОБИН

ВОЛК И ДОБРЯК

Дом престарелых. Вечер. Десять пар внимательных глаз.

- Привет, мужики! На что играете?

Я старательно развязан. Отчаянно дружелюбен.

Потому что вхожу в клетку к хищникам.

Хотя передо мной дедушки за столом. В трениках. В очочках. Играют в карты.

- Присаживайся, милок, - говорят. - Перекинемся. С нами на интерес не надо. И «на просто так» тоже (смеются).

И с прищуром - в дурачка.

Смотрят спокойно, оценивающе.

Фото: Владимир ВОРСОБИН

- Вот сюда сигай, - широко улыбнулся самый здоровый из них, подвинул стул, коротко подмигнул соседу.

- Ты откуда, залетный? Прям из Москвы? - на меня вдруг уставился синий-синий глаз. Щеку молнией пересекал пиратский шрам. Этого деда я назвал Волк. Опасный когда-то хищник, смотрел на меня изумленно, как на наглого залетевшего в клетку воробья.

«Сколько он, интересно, убил? - думал я, раздавая карты. - Трех-четырех? А этот - сколько?»

Сосед справа (я его назвал Добряк) в ответ улыбнулся по-отечески, будто успокаивая, мол, не наводи кипеж, не менжуйся, фраерок…

НОСТАЛЬГИЯ

Мордовский Зубово-Полянский специальный интернат для инвалидов - концентрированная достоевщина. Приехать бы яростным спорщикам о смертной казни сюда, в сердце Дублага, в царство мордовских лагерей. Перекинуться картишками с Волком и Добряком. Походить по лаборатории темных закоулков душ человеческих.

Здесь доживают век бандиты, насильники, воры, душегубы. После освобождения они не нужны никому. Вот и ждут здесь своего часа. Редко кто из них в своей молодости долго жил на свободе. Тюремный стаж - 15, 20, 30 лет…

Мордовский Зубово-Полянский специальный интернат для инвалидов - концентрированная достоевщина

Фото: Владимир ВОРСОБИН

Меня тут встретили как своего.

- Еще неизвестно, кто тут старожил, - ворчу я, тасуя карты. - Я тут был, когда вы, джентльмены, срок мотали…

В этот интернат меня, признаться, тащила ностальгия. 30 лет назад корреспондентом мордовской молодежной газеты я успел застать закат «романтической» эпохи Дублага…

Представьте. Маленькие каменные бараки бывшего интерната для политзаключенных. Тогда, в середине 90-х, царил милый декаданс. Синие от наколок деды, сплошь матерые уголовники, отмечают День пенсии - пьют, куролесят, проигрывают в карты своих бабок (ситуативных жен), а мы с тогдашним директором интерната Степушкиным в избушке администрации читаем поэмы зэка, отсидевшего почти 40 лет. Стихи наивные и пронзительные. Директор, листая толстую тетрадь, испещренную почти пушкинскими рисунками, помню, говорил:

- Вот искра божья куда угодила, а! А как жизнь прожил - выйдет с зоны, даст сразу кому-нибудь в зубы и ждет, когда его снова домой, за решетку, вернут… Не умеют такие на воле жить, страшно, ответственности много. За решеткой уютнее.

КУМ

Заходим в корпус. Шум, гам. Милиция. И вдруг со второго этажа - Рахманинов.

Местная легенда - Аделина Иосифовна, работавшая когда-то с Александром Вертинским, играет Второй концерт… Увлеклась любовником-альфонсом, села когда-то за растрату - лишилась квартиры, и сломалась ее богемная жизнь…

А в этом бедламе у рояля прячется благообразная бабушка с уже забытым именем, когда-то большой чин в советской торговле. Заместитель расстрелянного директора Елисеевского магазина (Юрия Соколова), она отделалась лагерями. От нее отвернулись родственники, даже дети, но не столичная элита. На зависть всей округе ей через проводников проходящего здесь московского поезда присылали богатые посылки. И это длилось годами…

Мордовские власти вложились в масштабный капитальный ремонт

Фото: Владимир ВОРСОБИН

И сколько тут было интересных и трагических персонажей. Очерствевших. Доматывающих свою испорченную жизнь. Посмотришь слева - дьявол пугает, справа - слезу вышибает…

И вот через 30 лет я снова здесь…

Аделина Иосифовна умерла. Замдиректора Елисеевки увезли в Москву.

А сам интернат не узнать - мордовские власти вложились в масштабный капитальный ремонт. Поэтому стариков-разбойников временно переселили в соседний поселок - в Ширингушский интернат для мирных старичков-одуванчиков.

- Балует их государство, - хмурится заведующий Зубово-Полянским филиалом Андрей Вельдин, начальник стариков-разбойников. И с усмешкой представляется: - По блатному жаргону - кум.

- Не надо, по-вашему, их баловать, - рассуждаю по дороге в Ширингуши, подмечая, что места заповедные, - тут даже памятники Ленину сидят (в самом деле - сидячие! Смотри фото). - И правильно. Свои жизни изуродовали, чужие погубили…

Уже хотел добавить - вот была бы смертная казнь…

- Подожди, - тихо сказал кум. - Я с ними уже 30 лет. Молодым поехал в Москву, да не доехал - приятель позвал чуть поработать. Вот это «чуть» - вся моя жизнь. И мне их...

Вельдин чуть покраснел.

- Неужели жалко! - изумился я.

Кум поморщился и промолчал.

А я, зная биографии его подопечных, удивлялся - поразительно!

Заведующий Зубово-Полянским филиалом Андрей Вельдин, начальник стариков-разбойников

Фото: Владимир ВОРСОБИН

«СИНЯЯ БОРОДА» А-ЛЯ РУС

Разбойников, пережидающих ремонт родного интерната, администрация гражданского дома престарелых поселила как можно автономнее - в медблок. «Одуванчики» побеспокоились, конечно, бывшие зэки все-таки, но вроде обошлось - тихо.

Чисто. Аккуратно. Трехразовое питание. Старые традиции не утеряны - чифирь, тайный пронос водки из сельмага, отмечание Дня пенсии (хотя им на руки дают лишь 5 тысяч рублей), как-то была и поножовщина (один постоялец - в могилу, другой - опять на зону). Все как обычно…

Даже злодеи, похоже, с возрастом становятся мягче. То ли потому что силы не те - удали молодецкой нет. То ли забывать стали разбойники, как безобразничать…

Чисто. Аккуратно. Трехразовое питание

Фото: Владимир ВОРСОБИН

- Бывает, на кого-то находит вдруг вдохновение, - рассказывает Вельдин. - И обнаруживаю я у себя авторитета-законника. Вижу, еще чуть - и начнет этот сумасброд общак собирать. Я ему при всех - ты кто? Он гордо - да я стольких убил, на мне, дескать, столько душ. Так ты тещу, говорю, не просто убил, ты ее еще изнасиловал. Тут же замолкает! Знает, что с ним сделали бы на зоне…

Но большинство постояльцев с виду спокойные, милые люди… Хожу по комнаткам, разговариваю.

Тетушки на жизнь жалуются, говорят - непутевые, вот и доживают одни свой век. Без родни. Без детей. Женщина даже после нескольких тюремных сроков все равно женщина - переживает, рефлексирует, мол, «зря своровала, распутничала, не туда дорожка повела», а мужики все молчат - то ли в себе держат, то ли нет внутри уже ничего, кроме равнодушия.

И мои вопросы - навещают ли родные этих стариков, - впечатление, вызывают какую-то неловкость…

Одна из сотрудниц вместо ответа привела меня в комнатку.

На кровати лежит полуслепой с обезображенным лицом. Мне шепчут: «Поговорите с ним». Но как-то странно шепчут, хитро.

Пожимаю плечами. А тот молчит и смотрит свирепо… Не в духе.

Оказывается, литературный персонаж! «Синяя борода». Только а-ля рус. Двух жен поочередно убил, отсидел, и… влюбился снова. В одну из тут проживающих. Так горячо, что задушил бедолагу шарфом. Отсидел еще десятку, вернулся, и теперь вот, пожалуйста, страдает - бабушки «романтика», обходят стороной, чего-то побаиваются…

- Так он через интернет, паразит, познакомился, - удивляется Вельдин. - Звонит поклонница этого «красавца» (женская душа - потемки), уже собирается приехать. Я ей - стоп, дорогая! У него есть один маленький недостаток… Ну, кто к такому из родных приедет (вздыхает), кто?!

КОЗЫРИ

Мне везло. Одни козыри. Это Добряк на раздаче, похоже, шалит. Ловок. Гостеприимен. Подмигивает, мол, добро пожаловать в хату. Мы уже чуть сдружились - убийств на этих злодеях много, для них это как медальки. И ни-ка-ко-го раскаяния. Ловят мой злой взгляд... Да ладно, говорят - жизнь не воротишь. Чего теперь горевать…

- Вы тут как в клетке живете? - хмурюсь. - Идите на волю.

- А что я на воле с такой пенсией буду делать? - удивляется Добряк. - Выпить надо, покурить надо, а пожрать на что? Тут хоть кормят… С родными не общаюсь. У них своя жизнь, у меня своя. Чего мне мешаться? И чего я у сестры буду просить, когда у нее пенсия меньше моей!

Добряк родом из Саранска, до города 200 километров, но он не был на родине 27 лет.

- Не интересно посмотреть родные места? - качаю головой я.

- Не-а, - говорит. - А зачем? Я тут хорошо живу - иногда пью, иногда не пью.

- Знаешь, - вдруг неожиданно мрачно сказал Добряк на прощание. - Слишком долго люди стали жить. Даже слишком долго.

Словно про себя.

- Точно! - вдруг с болью зарычал Волк.

Виктор Куликов тоже сидел

Фото: Владимир ВОРСОБИН

БЕЗНОГИЙ «ХИЩНИК»

Незаметно, история за историей, но я начал понимать доброго кума Андрея Вельдина, всю жизнь посвятившего «хищникам». Я даже подумал: дать уйти по-человечески, не наказывать голодом и нищетой, - есть в этом наше настоящее, христианское. Как и сотни миллионов рублей, вложенных государством в строительство для разбойников нового интерната…

Здесь живут просто несчастные люди. К примеру, Виктор Куликов тоже сидел. Но как.

«Иду пьяный, - говорит. - Вижу магазин. А в голове - что я его хозяин. Ищу ключи в кармане. Нет их. Беру лом…

И так Куликов садился три раза. Потом бомжевал, шабашил, в итоге отморозил ноги - ампутировали…

И сидит Виктор передо мной в тельняшке и голубом берете ВДВ, показывает на телефоне фотографии.

Вот он служит в армии прапорщиком. Вот он попадает в Афган. Выбирается из ада и хватает посттравматический «афганский синдром». Из-за алкоголя теряет одну семью, другую. Ходит по психиатрам, бабкам - бесполезно. Теперь, безногий, он смирился - мол, такая она, испорченная жизнь.

- Смотрите, - светится. - Зато у меня сын. Тоже военный и даже ту же школу прапорщиков окончил, что и я. И тоже воюет. В СВО. И внучка родилась…

К нему дети, конечно, тоже не приезжают. Но Виктор надеется. Может, и зря. Может, спокойнее потерять всякую надежду.

Или милая семья Виктора Шленкина и Татьяны Умурзаковой, которые поженились здесь и живут вместе уже десять лет.

Татьяна без ноги - попала под поезд, у Виктора - тяжелая травма позвоночника. И соединить их могло только это странное место, а разлучить, уверен, уже ничто.

И все они - изломанные, исковерканные, одинокие - скучают по интернату в Зубовой Поляне, по родным маленьким баракам, которые вот-вот превратятся с светлую новостройку. И даже суровые «хищники» считают дни до возвращения.

Милая семья Виктора Шленкина и Татьяны Умурзаковой, которые поженились здесь

Фото: Владимир ВОРСОБИН

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Медсестра Щастина

Кстати, вопрос - откуда у небогатой Мордовии деньги на масштабную реконструкцию интерната для бывших зэков? - имеет удивительный ответ. 367 миллионов рублей добыла… всеобщая любимица, медсестра Валентина Щастина, которую из-за ее скромности я даже не смог сфотографировать. Отказалась наотрез. Полвека в интернате не было капремонта и, вероятно, еще полвека бы не было, если бы Щастина не написала в Москву, на самый верх. И там медсестре не отказали.