Любой человек может стать звездой?

Мария Городова ответила на вопросы читателей 30 марта.

Стенограмма онлайн конференции и фрагменты трансляции

- Здравствуйте, дорогие посетители сайта «Комсомольская правда». Сегодняшний гость нашей онлайн-конференции журналистка, писательница, автор интересных, на мой взгляд, книжек не банальных, и очень различных, поскольку две книги – на духовную тему, они представлены, «Любовь долготерпит» и «Корабль спасения», написанная вместе с архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном и книга о звездах. Мы анонсировали нашу пресс-конференцию, как «Любой человек может стать звездой». Это так?

- Нет. Не так. Наверное, при существовании современных технологий любой человек, обладающий каким-то количеством денег, может заявить о себе, как о звезде. В средствах массовой информации. Насколько я помню, Владимиру Познеру принадлежит такая фраза, что если лошадиную, извините, задницу показывать по телевизору каждый день, то она будет звездой. Но если ее перестать показывать по телевизору, то она опять станет тем, кем она на самом деле является. Но чтобы стать настоящей, реальной звездой – надо быть сначала, как минимум, личностью.

- Я так понимаю, перечислили люди вот, на обложке – Пугачева, Кикабидзе, Орбакайте, Тухманов, Вайкуле… Можно их отнести к личностям?

- Да. Думаю, что да. Я сама исследовала в этой книжке вопрос, что такое звезда? Правда, для меня звезда – это серьезный человек. Я не отношу к звездам вот тех вспыхнувших светлячков.

- Люди в основном…

- Старшего поколения, вы хотите сказать...

- Кристина Орбакайте…

- Филиппа Киркорова. Да. Эти люди уже заявили о себе, они уже серьезно доказали свое право называться звездами. Я помню, я спросила у Лаймы Вайкуле, трудно ли быть звездой?

- У нее сегодня день рождения.

- Тогда я поздравляю великолепную певицу и великолепную актрису, которая… Для меня Вайкуле – это академия вкуса и стиля. И если мы смотрим на нее, мы уже получаем уроки вкуса и стиля: как надо сидеть, как надо ходить…

- В советское время она всегда отличалась…

- Да. Я помню, что мне редактор сказала: ой, вот если бы я одела такую шапочку и такие косички, как она, хотя я сверстница, меня бы отправили в сумасшедший дом. А посмотри, насколько она стильно выглядит! Смотреть на Лайму Вайкуле – это получать какие-то уроки вкуса. И я у нее спросила, что такое звезда, и каждый ли может стать…

- Сейчас семь или восемь фабрик звезд, такой инкубатор по их выращиванию… Не тянут…

- Мы еще не можем увидеть. Мы еще их не видим. Им не дали возможность раскрыться. Ведь что такое «Фабрика звезд»? Это отбирают более или менее талантливых и, я надеюсь, что это так происходит, в них вкладываются деньги, их показывают по телевизору и дальше пытаются определить, насколько они попадают в аудиторию. Это реально. Это хорошая система. Раньше мы помним, сколько времени Леонтьев, та же Лайма Вайкуле, даже Алла Борисовна Пугачева , сколько времени они выходили на телевидение.

Сейчас такая возможность есть. Мы будем надеяться, что она не ангажированная, но дальше все зависит от того, насколько человек может работать и какой у него внутренний запас, что у него внутри есть. Достаточно ли ему просто ходить и изображать звезду: «Я звезда!». Вот это все рэповские такие… Да, да, да… Собираются поклонники, найдется количество какое-то девочек-мальчиков, которые будут голосовать за тебя. Быть звездой – это постоянное. Вот Вайкуле, которую я спросила: «Должно быть, в начале надо быть личностью». Она мне сказала такую вещь, что она уже по ребенку видит, станет ребенок личностью или нет. Неудобный ребенок, который не очень удобен родителям, который пытается утвердить себя, может быть, может быть, не совсем послушный, чувствует какое-то за собой право на достоинство, право на исследование мира, вот он, скорее всего, личностью станет. Другое дело, в силу воспитания, мы обычно этого ребенка в какое-то прокрустово ложе закладываем.

- Среди персонажей есть Вахтанг Кикабидзе…

- Я ждала этого вопроса.

- К нему весьма неоднозначное отношение в России… В связи с последними событиями.

- Я читала материалы Галины Сапожниковой, которые в «Комсомолке» были, она очень талантливая журналистка, восхищаюсь ею, у нее такое легкое перо! Прекрасные материалы, всегда стараюсь их читать. Но ведь, понимаете, есть политика, это один момент, которую мы можем не всегда понимать, разбираться, мы можем оказаться по разную сторону баррикад… Есть национальный менталитет. Есть национальная гордость. Это все объективно существующие условия. А есть еще та теплота, которую он нам подарил, как актер. Есть наша внутренняя, очень большая близость с грузинским народом и ее не перечеркнуть. Это две нации, которые очень близки. Я так говорю не потому, что я блондинка. У меня всегда симпатии чисто человеческие. Я всегда сразу, и ко мне находят какие-то такие теплые отношения. Я училась с грузинами и я думаю, что вот это должно сейчас сращивать. Какая-то рана произошла, политическая. Это дело политиков выяснять – почему. А вот наша любовь, теплота, наций друг к другу… Или внутрикультурных. Она должна зарубцовывать эти раны, которые уже нанесены. И в этом смысле я ни в коем случае, ничего не изменилось в моих отношениях…

- А вот буквально недавно, я писал лично. Он снял клип. Вы слышали?

- Нет, не слышала.

- Клип снял на русском языке «Разочаровали». Как он потом объяснил, что он отнес это к русской интеллигенции, которая промолчала во время этой войны.

- Я даже не промолчала. Я написала материал в защиту. Он назывался «Снежинки» и опубликован был в «Российской газете» в защиту девочек из Осетии. Я взяла дневники из Интернета девочек осетинских и смешала их с дневниками Аллы Франк и вообще девочек, которые писали свои дневники в тетрадочках во время фашизма. Интернет-дневники вели девочки, которые, может, понятия об Анне Франк не имели. Там были дневники девочек, они прошли Беслан. И вот это была такая похожесть, когда я это увидела, у меня мурашки по коже пошли. Но интеллигенция не промолчала. Но! Понимаете как… Я думаю, что когда-то возникают такие вот вещи – надо, чтобы остыли некие страсти отношений…

- Вы правильно сказали, раны должны зарубцовываться… Такие вещи помогают зарубцовыванию ран…

- Да. Но она у него болит. Понимаю Кикабидзе. Она у него болит. Надо понимать национальные особенности. Надо понимать возрастные. Надо понимать, что, наверное, там родственники какие-то есть. Но если мы будем идти по пути того, что ты мне – ты промолчал… Это даже в человеческих конфликтах бывает. Если мы сейчас начнем с вами ссориться – мы сможем только разрушить. И не сможем создать. Поэтому в каких-то случаях надо не заметить. Промолчать… И вспомнить то доброе, что нас объединяло. Я так считаю. Мы же христиане.

- Вопрос читателя. Мария, вы считаете себя человеком шоу-бизнеса или наблюдателем?

- Нет. Я не шоу-бизнес. Не имею никакого отношения. Я наблюдатель, я как журналист работала со многими из этих людей. Я понимаю, что это миф – говорить о грязи, об ужасе. Ну, ровно столько, сколько и везде. Да, наверное, наблюдатель.

- И как вам наблюдается?

- Зависит от людей. Некоторые люди мне очень симпатичны, а с другой стороны, они люди и как у меня, и как у всех…

- А было так: одно было отношение, вы разочаровались…

- Да. Когда разочаровалась – есть такие люди. Но я не буду говорить вслух.

Почти все, кого я в книжку включила, они все открывались для меня неожиданно. Я очень много знала об Алле Борисовне Пугачевой, она пела мою песню «Осторожно, листопад». Ну, как знала… Я читала. Есть двухтомник интервью с ней. Я все это прочитала. Я наблюдала ее на всяких концертах. За звездами наблюдают не только папарацци. Как она ведет себя, как она выступает, как простраиваются отношения ее с близкими. А потом я решилась взять у нее интервью и у меня два таких интервью. Больших. Естественно, я параллельно вычитывала желтую прессу, и у меня был вопрос, который меня лично волновал. Я прочитала интервью в одной очень желтой газете, не буду ее называть. Я даже позвонила по телефону девочке-журналистке и спросила, живое ли это интервью. Мне просто было интересно, такая ли Пугачева? Там какой-то другой человек был… Или та, которую я видела. Она говорит: да, живая. Это она. А я к этому времени уже взяла большое интервью с Аллой Борисовной, где она была умная, тонкая, очень меня поразила скорость ее реакции. Дело происходило половину одиннадцатого ночи, у нее очень загруженный день был, и я просто была потрясена. Была такая немножечко заторможенная. Для меня это поздно. Я рано встаю. Алла Борисовна была… Это был такой пинг-понг! Я вообще поняла, как с ней общаться после того, как для себя поняла, что она некий гибрид между Третьяком и Джигарханяном. У этих людей я уже брала интервью. У Третьяка безумно быстрая реакция. Такое ощущение, что у меня только в глазах зародился вопрос, а он уже на него отвечает. Я не была для него тайной! Просто это гений. У него другая скорость реакции, чем у меня точно. А Джиганханян великий актер, потому что во время интервью он был и львом, и птичкой и я смотрела как зачарованная. Он показывал роженицу, у меня диктофон крутился, я не понимала…

- Снимать на камеру надо было, наверное.

- Не было у меня камеры. Это гениальный актер. И вот когда я поняла, Алла Борисовна во время интервью, это гибрид Джигарханяна, она гениальная актриса и у нее такая же скорость примерно, как у Третьяка, мне стало легче. Я поняла, как общаться с ней. Для меня это было открытие. Хотя я много очень читала о ней. То, что она разная. Мы разговаривали с Кристиной Орбакайте, и вдруг она мне говорит: «Ну, знаете, вот как у мамы есть: Пугачева номер один, Пугачева номер два, Пугачева номер три… « Я зацепилась: «Знаете, Кристина, это что. Это игра? Разные маски?» Она: «Нет. Просто мы же актрисы. Мы же не просто женщины. И тот, с кем мы находимся, мы отчасти становимся этим человеком». Если я прихожу нога на ногу, вот так, знаете, как хабалка начинаю разговаривать, прости Господи, этот тон будет поддержан. Актеры снимают твое поведение. Потом немножко будет дистанция другая, потом актриса поймет, что надо по-другому, но это происходит автоматически. Если ты приходишь к высоколобому интеллектуалу, разговор будет в таком жанре. Это происходит автоматически, потому что они актрисы.

- А вот та Пугачева, которая была на последней, когда заявляла, вы верите, и ли это тоже игра?

- Она честный человек. Она для меня женщина с открытым забралом. Ее на этом можно и немножечко подловить журналистам. Она принимает вызов. Я видела пресс-конференцию в телевизионной версии, я думаю, что она сейчас сделает этот тур. И он очень важен. Я хочу посмотреть эти живые ее концерты. Живой концерт – совсем другое, чем запись. То, что я видела вживую Пугачеву – это фантастические вещи. Я помню концерт Раймонда Паулса. Сборник. Для меня это очень сильное впечатление. Там было много молодых исполнителей, была Алла Борисовна. Она в первый день концерта приехала абсолютно больная. Что такое у нас концерт? Это кто-то не поставил свет. Кто-то звук не поставил… Она приехала, она все это выставляет… И видно, что человек болен, она выглядит так, как выглядит больной человек, у которого грипп и температура. Голос такой, какой бывает у больного человека. А тут еще, знаете, в Кремле выставили большие экраны, чтобы лицо шло во все, в дальнем углу. Не совсем правильно. Как она потом объяснила, отказаться от этого выступления она не могла. Просил Паулс и люди пришли на нее. И дальше я видела фантастические вещи, потому что человек вышел больной, минус голос, минус внешность… А зал держала. Она пела «Старинные часы еще идут…» так, как будто она сама эти старинные часы. Весь зал стоял и плакал. Как она это делала, я не знаю. Это один момент. А второй момент: на четвертой или на пятой песне у меня было ощущение, что она выздоровела. Это закон сцены какой-то… На следующий день она опять была больная, и начинала больной, потом выздоравливала… Для меня другое: она держала зал! Что это за магия? Я ее спрашивала об этом. Она как-то ушла, не поделилась… На том же концерте Раймонда Паулса выступали молодые певицы, молодые, сильные, красивые! Ноги до ушей, там все в порядке. И я наблюдала такую картину: фонограмма. Песня сама по себе, ноги сами по себе, зрители сами по себе, простите, девочкам еще расти… Им бы надо стоять и подсматривать, как Алла Борисовна это делает.

- Вы сказали, что у Аллы Борисовны Пугачевой песня на ваши стихи. Лещенко, Распутина… Можно поподробнее об этом?

- Это у меня с Пугачевой такая удача, даже счастье… Там немножко есть предыстория. Когда я жила в Курске, была домашней хозяйкой, у меня двое детей было, муж работал журналистом, я несколько раз посылала, как, наверное, посылают тысячи девочек и мальчиков, хотя я была уже повзрослее, я посылала стихи. Хочу сказать, что неплохие стихи. Алле Борисовне. Не знаю, доходили они или нет. Я просто посылала в Театр Пугачевой. Ничего не происходило. Но таким же образом я послала на Машу Распутину несколько стихотворений. Одно из них стало песней. Александр Лукьянов написал музыку, и Мария Николаевна исполнила ее. Она на дисках, ее крутили. «Душа моя летела…». Лев Валерианович Лещенко исполнил мою песню, а потом как-то это все ушло, потому что у меня погиб муж, я должна была зарабатывать. Я перестала быть домашней хозяйкой, а стала дикой. Я должна была зарабатывать на хлеб. У меня двое мальчиков и я стала заниматься журналистикой. А в мае у меня было три дня свободных, родственники забрали детей и вот в какие-то каникулярные эти дни я… А были две строчки: мне муж всегда, когда писал стихи, говорил: «Ты до конца стихотворение не допишешь, а четыре-пять строчек - ты их запиши. Потом, будет время, раскрутишь». Вот у меня были такие строчки «Осторожно, листопад! Я влюбилась невпопад». И три дня. Я быстрее, за день я докрутила это до стихотворения. Мне казалось, что оно грустное, трагическое. И я ни о чем не думая, отдала композитору Саше Лукьянову. И забыла. Обычно композитор говорит: «Отдала, все с текстом нормально. Забудь!». Потому что это сложный процесс. Иногда почти мистический. Становится ли песня хитом, как она попадет к звезде… Все-таки, где мы, а где великие звезды! Ты не можешь этим процессом управлять. И я отдала и забыла. А осенью того же года вдруг моя подруга звонит и говорит: «Если ты стоишь – сядь!» Ира, моя подруга. Может, она меня видит. «Пугачева поет твою песню!» И я сначала включила радио, и так расстроилась, потому что она пела и танцевала, она была такая яркая, танцевальная в стиле Шер песня! А мне казалось, что такое трагический стиль. «Вот и кончилось, кончилось лето. Ветер листья …» Не вспомню. Это грустно. Я, когда писала эти стихи, казалось, это грустно. Мне композитор сказал, что всегда, когда идешь против основного настроения стихотворения, музыка, то возникает некая энергия и песня становится хитом. Да, Алла Борисовна ее спела и это был для меня такой подарок, потому что это был очень трудный период времени, я только-только начинала утверждаться в журналистике. Не все получалось. Я не была профессиональным журналистом. Сейчас, наверное, не являюсь. Образования журналистского у меня нет. И, с другой стороны, трудно так. Ты живешь в съемной квартире, двое детей. Я еще помню, еду дети, один краснухой болеет.. Ты идешь после работы с сумками… А на улице звучит из открытого окна твоя песня! И поет ее Пугачева! И дает внутренний такой: ничего, все нормально! У меня даже сын младший, ему было тогда семь, он сказал: «Мам, знаешь, тут Пугачева ни при чем. Это Бог нам помог». Я говорю: «А как ни при чем?» Он: «Ну ему через Пугачеву лучше сделать!». Ему семь лет было. Может быть, прав был. Алла Борисовна заплатила за эту песню. Для меня это был очень важный момент…

- А Распутина и Лещенко как?

- Нет, они тоже заплатили. Но это было до того, у меня тогда был муж и эти деньги небыли решающими. Для меня она… Просто очень порядочно все было оформлено юридически… Заплатили. Я ей благодарна. По авторскому праву, когда она исполняет это – она кормит авторов. У нее все это жестко. Ты потом приходишь через какое-то время в РАО – авторское агентство, а тебе накапало. Ты понимаешь, пока ты ел-спал и другими делами занимался. Алла Борисовна пела-исполняла… Кормилица. Спасибо ей за это.

После этого Распутина спела вторую мою песню «Вернись любовь», спела вторую мою песню «Вернись любовь», потомодну песню спели, поют дети на рождество. А потом как-то я писала, но не попадала… Я даже не передавала Пугачевой, просто мне кажется, сам процесс шоу-бизнеса пошел в таком направлении, что мне не дано написать такие тексты, которые бы сейчас устроили шоу-бизнес. Как Тухманов сказал: «Мария, что не напишешь, все лучше, чем надо».

- Следующий вопрос: Чего боится Игорь Крутой, почему плачет Лайма Вайкуле, с кем проводит ночи Владимир Леонтьев?

- Это вопросы, которые я задавала в книге. И я на них в книге ответила. Валерий Яковлевич Крутой, интервью с ним – оно будет в следующей книге, потому что в этой его нету, не вошло. Боится он, чтобы с близкими было все нормально. Он боится потерять любовь. Общечеловеческие вещи. Как проводит ночи Валерий Яковлевич Леонтьев? Да, в моей книге написано, он рассказывает о своем друге будильнике, который специальный, сенсорный. Он рассказывает о том, как вставать он должен по-разному, иногда лег в три часа ночи, а вставать надо в шесть, и он : «Иногда ненавижу этот будильник. Потому что мне хочется его зашвырнуть. И не один уже разбивал… А, с другой стороны, если я не встану, то людей подведу. Он у меня такой вот, сенсорный… Рукой махну, и он прекращает…» Вот об этом я рассказываю. Кто еще там?

- А почему плачет Лайма Вайкуле? Железная женщина такая вроде, да?

- Я зада ей этот вопрос. Она производит впечатление, если читать интервью и смотреть интервью, она производит впечатление снежной королевы. А то, что я видела – она очень теплая женщина. Она очень великодушная женщина. Я брала интервью, я готовилась… Потом встречалась с ней. Она очень отзывчивый человек. Иногда жесткость – реакция на ранимость. Это надо книжку читать. Она очень подробно рассказывает.

- Меня в книжке очень цапануло расследование по поводу Киркорова.

- О, это расследование! Мне уже за него досталось! Ситуация такая. Я писала, писала. Книжка была все серьезнее.

- Расследование то, что Киркоров потомок Ганнибала.

- Да. Потомок араба Ганнибала…

- Не того Ганнибала, который сицилийский, с Карфагена.

- Да. О всех писала серьезно, вы журналист, вы пишущий человек, вы меня поймете… А про Филиппа… Почему-то он у меня.. То так подойду к теме, то так… Ну не получается у меня серьезного расследования. И мне захотелось пошутить. В том смысле, что… Я стала думать, попробую я написать «утку» в которую бы все поверили. Грязную «утку» мне не хотелось, я верующий человек, это неправильно… Я стала думать, а какой может быть сюжет? Ведь количество «уток» журналистских достаточно ограничено. Я села и на листочке написала, и все они были какие-то там… Вот сейчас очень модно все варианты: детей, сыновей найденных… Я перебрала и как-то мне … И вдруг рассматриваю фотографии Филиппа Бедросовича… Я увидела его портрет, где он в чалме, с бриллиантом большим на лбу… Волосы кудрявые… Загар у него… И я поняла, что где-то я раньше это видела. Так стала искать и нашла портрет, который находится в Гатчинском дворце сына арапа Петра Великого, одного из сыновей. Это портрет сына арапа Петра Великого, а потом нашла и портрет неизвестного художника, который называют «Портретом арапа Петра Великого». Вы знаете, если поставить эти две фотографии, просто вылитый! А дальше я провела некое журналистское расследование, которое было опубликовано потом в газете «Известия», люди поймались. Два письма написали, что это шутка. Либо страшно меня ругали, люди, которые делали по десять ошибок в тексте, в посте, в комментарии, искренне заступались за Пушкина, за арапа Петра Великого… Я была тронута. Люди, делающие так много ошибок, все-таки понимали разницу даже между самой большой звездой и Александром Сергеевичем, я поняла, что у нас с культурой не так все плохо. Либо люди на полном серьезе обсуждали, что журналюга не права, какой кошмар! А у меня материал заканчивался, чтобы точно доказать, что Филипп потомок арапа Петра Великого – мне нужна его кровь! Буквально пару капель. Есть методики, я биофизик по образованию. Люди со мной спорили, даже ученые, на полном серьезе… Они говорили, что надо брать слизистую. Надо брать какие-то другие параметры… И меня крайне удивляло, я попросила своего однокурсника, в «Одноклассниках» нашла, попросила прочесть статью. Он биофизик, серьезный человек. Спросила: что ты думаешь по этому поводу? Он разразился пространным описанием, сказал, что в Кембридж ездить не надо. У нас тоже при должных деньгах сделают такой анализ. Но насчет крови не уверен, надо сдавать обязательно кусочек слизистой. Я ему пишу: «Василий, это шутка!» Он мне отвечает, что я давно наукой не занимаюсь, и ему вине, шутка это или нет. Но каково же было мое удивление! Я стала уже подзабывать об этой истории. Я думаю, что во время кризиса мы несколько людей развлекли… , когда вдруг поздно вечером я смотрела по RЕN-TV новости с Осокиным и вдруг я чуть со стула не упала! Осокин на полном серьезе говорит: «Ученые доказали. Что Филипп Киркоров является потомком арапа Петра Великого». Говорят. Что после этого радио Израиля, радио Украины, Казахстана, Болгарии передали это как новость ученых. Наверное, этот ученый я и есть. Никто же ссылку на меня не делал!

- Если честно, вы спрашивали у Филиппа Киркорова? Он сказал, что насчет арапа Петра Великого он не знает, где-то слышал, что он потомок одного из знаменитых наполеоновских маршалов Мюрана.

- Я там расследую ветви, от кого он может происходить. Возможности есть. Самое удивительное, что одна из секретарш в газете, которая перепечатывала все это, она принимала в этом участие, и я ей говорю: «Наташ, смотрите, как все пошутили, как здорово!». Она говорит: «Ну, а что? Может, это и не шутка!».

- Мария, мне очень нравится Татьяна Буланова. Вы с ней знакомы?

- Нет, я с ней не знакома. Она мне тоже очень нравится. Я знакома с Ильей Духовным, Композитором, который писал ранние песни для Татьяны Булановой. Она очень проникновенно поет. Дело даже не только в голосе, ее песни и слова проникают в сердце. Хотя, может, ранние песни ее мне нравятся больше.

- И еще вопрос. Общение с кем из звезд вас разочаровало? Ведь на сцене они все такие хорошие, а чуть что – в морду бьют.

- Нет, в морду не доставалось, слава богу. Все-таки я с интеллигентными людьми общалась. Иногда, не буду говорить имя, была такая история, когда одна пара еще не очень известных актеров телевизионных, они придумали такую вещь – любовь онлайн. Они демонстрировали во всю прессу развитие своих отношений. И на каком-то отрезке я вынуждена была принимать в этом участие. И я писала просто по заданию, все понимают, как журналист. И был такой эпизод, он описан в книге, но я не называю имен, потому что это неправильно. Мы снимали эту парочку. И вдруг влезает в наше трио – фотограф, эти двое актеров, журналист – входит бабулечка с улицы, которая просто увидела актеров, которых она вчера видела в сериале. Она влетает в нашу компанию, говорит, например: Миша, Глаша, какие вы… И вдруг этот в общем молодой актер преображается. Глаза у него выкатываются, он начинает дико истошно визжать и говорит: «Пошла вон! Пошла вон!» И бабушка так потерялась вся. Она хотела увидеть, прикоснуться к этому кумиру, она его видела вчера по телевизору. Я сама как-то онемела…

- Все это не было запланировано?

- Нет. Хамство не бывает, хамство мы не планируем. И я тоже еще не сориентировалась, что сказать. И бабушка оправдывается: да я не помешать хотела, я только… А он говорит: вот люди деньги платят, чтобы на меня посмотреть. После этой истории я сделала вывод, что звезда звезде рознь. И люди, которые стремятся часто очень мелькать в прессе, может быть, они теряют какие-то ориентиры и понимание, кто ты есть в этом мире. Да, это было разочарование. И потом другие журналисты тоже рассказывали именно об этих актерах. Я думаю, это, может быть, звездная болезнь такая.

- А Киркоров с розовой кофточкой?

- Я видела эту историю. Я после этого брала у Филиппа интервью. Я думаю, что есть такая вещь как очень напряженный график артиста, безусловно, который выматывает. Есть такая вещь, когда концерты каждый день. Если это хронический недосып. Я думаю, что он был не прав, что тут говорить, кричать на девушек, очень милая эта Ирина Ароян, ничего криминального она не спросила. Но меня в тот момент очень поразило то, с каким остервенением и ненавистью вся страна, забыв обо всех насущных делах, стала побивать его камнями. Он не прав, и что тут? Ну да, не прав. Но та ненависть, которая возникла у людей, она меня напугала еще больше, гораздо больше, чем содеянное. Я эти вещи не очень понимаю. Публичное бичевание, побивание камнями – это неправильно. Фигура очень большая. Это огромная ноша – быть знаменитым. Быть звездой. Вызваться звездой и быть – это огромная психологическая ноша. Не случайно они уезжают отдыхать в те места, где нет людей. Потому что это прессинг. Вы – журналист, у вас публичная профессия. Количество контактов, которые вы имеете за день, я имею в виду – со мной поговорили, с Алексеем поговорили. Вы посчитайте за рабочий день, сколько вы имеете контактов. Учтите, что по научным исследованиям, больше 100 контактов в день – это зашкаливающие вещи. В метро вы еще едете. Или у вас машина, все равно автосервис, магазины и так далее. Кто-то вас коснулся. Звезда, когда он среди людей, он имеет большее количество контактов. И это превышает естественную норму для человека. Лезут на стенку. Объективно. А с другой стороны, их работа предполагает быть в толще людей. Не все люди доброжелательны. Даже если доброжелательны, эта доброжелательность может утомлять, она может быть навязчивой и так далее. Мы знаем, что у нас многие звезды проходили через клиники, где лечатся не от психических, от неврологических вещей. Это не касается Филиппа ни в коем случае. Но это серьезная проблема публичной профессии. Я понимаю и журналиста, которому разбивает Микки Рурк или кто у нас там бьет камеры на Западе.

- Микки Рурк чего только не делал.

- Да, вот. Я понимаю журналиста, которому бьют камеру. Но и звезду можно понять, когда ты вышел, а тебя щелкают. И в этом есть что-то обезьянье в профессии журналиста, хотя я и сама журналист.

- Такая у нас непростая профессия. Не проще, чем у звезд, наверное. Вопрос такой. Мария, вы кем себя считаете – поэтом или пиарщиком звезд? И правда, что шоу-бизнес такой грязный, как о нем говорят?

- Нет, поэтом себя не считаю. Поэт – это судьба и это очень высокое звание. Сейчас все немножко опустилось, потому что великие ушли, и все разрешено. Поэтому не считаю. То, что несколько стихов написала, это еще не поэт. Пиарщиком звезд – тоже нет. Потому что я пишу не ради звезд.

- Есть люди, которые одну песню напишут и считают себя звездами...

- Это их личная проблема. А я – это страшное дело – я так боюсь считать. Пиарщиком звезд тоже нет.

- Причем выпускают сборники, где эта песня в трех вариантах.

- Ну, это сейчас такое время. Правильно, наверное, многие люди так делают. Пиарщиком звезд – нет, потому что все-таки я их открывала не как звезд, а как людей, у которых мы можем чему-то научиться. Это для меня главный посыл. Когда приходила к этим людям, мне интересно было понять, чему я могу у них научиться. У меня есть три часа времени для общения с человеком, который гений часто. Как Армен Борисович Джигарханян. Или Алла Борисовна Пугачева. Она гениальная певица, она актриса. Вот мне моя профессия позволила с ними, дала такое счастье с ними встречаться. Я долго добивалась этого еще. И я пытаюсь что-то узнать у них полезное. Почему она такая? Для себя и для читателей. А те люди, к которым я шла, они в пиаре не нуждались. Они избегают журналистов. Поэтому пиарщицей себя тоже не считаю. Может быть, я думаю, что я что-то делаю полезное для читателей. Что-то они ценное могут узнать. Вот такая у меня задача была.

- С кем из звезд у вас дружеские отношения?

- Дружеских нет ни с кем. Я больше, может быть, общаюсь с Давидом Федоровичем Тухмановым. Сейчас – реже. Почему? Это профессиональные вещи. Интервью бывают иногда очень откровенные. Люди рассказывают те вещи, которые, может быть, и близким не расскажут. Для этого у журналиста есть свои приемы и свои методики. Вы их прекрасно знаете, я думаю, что владеете не хуже меня. мы можем расколоть человека даже тогда, когда он закрыт и не хочет чего-то рассказывать. Есть на это приемы. Но есть, и опытные журналисты меня учили, есть такая вещь как на следующий день. Что происходит с известным человеком, когда он вспоминает, что вчера он был очень откровенен с журналистом, которого видел в лучшем случае третий раз в жизни, а иногда в первый раз, до этого по телефону. И он рассказывал то, что, может быть, не знают его близкие. Достаточно откровенный. Там есть методики, которые позволяют разговорить. И дальше очень тонкий момент дистанции. Потом часто, у мужчин-журналистов, кстати, легче получается, потому что они могут встретиться, выпить – и это снято. Я так не могу потом к звезде подъехать, посидеть, выпить. Это чисто гендерные вещи. Я понимаю, что многие из них, может быть, помнят меня и я им симпатична. Потом они мне давали не по одному разу интервью. Но дистанция, друзьями не стали ни с кем. Я не набивалась, я не стремилась. Я понимаю, что это неправильно.

- Какие ваши песни спела Распутина?

- Маша Распутина поет мою песню «Вернись, любовь» и «Душа моя летела туда, куда хотела». Эти песни есть на дисках, она их часто исполняет на концертах. Спасибо ей за это.

- Разве такое возможно – общаться со звездами без помощи пиарщиков?

- Да, возможно. Я считаю, и пиарщики меня, наверное, четвертуют за это, что пресс-секретари звезд журналистам мешают. И я знаю только одного человека – Римму Щеголькову, пресс-секретаря Аллы Борисовны Пугачевой, которая не мешает журналистам, а несет на себе весь этот груз внимания их к персоне Аллы Борисовны. Но и помогает. А обычно это вредные существа для журналистов.

- А как вы на них выходите? У вас просто связи?

- О, это много хитростей надо делать. Хитростей не в плохом смысле слова. Есть способы доставания телефона. Ну да, и связи. я первое интервью взяла у Яна Арлазорова, царствие небесное ему. И оно получилось. Всякими путями доставала телефон. Он не давал интервью, не хотел. Но как-то я его уговорила. И когда оно получилось, это было совсем недавно на самом деле, я поздно начала заниматься журналистикой, когда оно получилось, я позвонила ему и сказала: Ян Майорович, мне надо у Хазанова взять интервью. А можно я на вас сошлюсь? И он в благодарность за то, что журналист честно с ним поступил, ему понравилось интервью, хотя оно не было хвалебное, оно было просто человеческое, он позвонил Геннадию Викторовичу, и там открылись ворота. Есть такое. Помните, о чем мы говорили, что тебе открылась звезда, и, может быть, тебе человек рассказывал, как он с кем пил, или о своем предательстве, и это не надо тащить. Не все надо тащить в газету. И дальше, конечно, если он видит, наблюдает, что ты поступил порядочно с тем, что тебе доверили, тебе будут и дальше доверять. И это маленький круг. Потом скажет другому. А если ты поступил непорядочно, да что-то еще приврал от себя, может быть, ты больше заработаешь или, может быть, все это более звонко прозвучит. Но ведь люди поймут, как ты поступаешь. И какие-то двери могут закрыться. Поэтому тут даже есть прагматизм.

- Мария, почему вы решили написать книгу про звезд? До этого уже были книги…

- Они почти одновременно написаны. Просто для меня было очень важно, так как это книги религиозные, чтобы они вышли раньше. Потому что это более важные вещи. Это может быть полезно. Там идет разговор о жизни и о смерти, о вещах более глобальных. Хотя и в книге о звездах мы об этом тоже говорим. Эти книги с архиепископом, первая книга «Любовь долготерпит» уже вышла тиражом больше чем 30 тысяч экземпляров за год. Это своего рода бестселлер. Она есть в личной библиотеке Владимира Владимирович Путина. Не я, а владыка архиепископ Белгородский и Старооскольский Иоанн подарил ее. И видно, что это первое издание первой книжки.

- Как это все сочетается?

- Я вдруг увидела в глазах, что вы зададите этот вопрос. А так и сочетается.

- Многие к этому как к антидуховному относятся…

- Нет, знаете, откройте книжку. У меня начинается разговор с Аллой Борисовной Пугачевой с вопроса о молитве.

- Я имею в виду, многие к звездам как к антидуховному относятся, к дьявольскому.

- Нет, во-первых, мы не можем судить. Мы способны, если человек хоть чуть-чуть верующий, он понимает, как он может судить. Дело в том, что все эти люди – и Армен Борисович Джигарханян. И Вахтанг Кикабидзе, и Алла Борисовна Пугачева, и Хазанов, и Давид Федорович Тухманов, безусловно, это люди, которые что-то делали в культуре реально. Ну что тут дьявольского. Нет, я так не вижу. Другое дело, что это несколько иной мир. Это совершенно точно. Считать, что он дьявольский или более дьявольский, чем другой… Я понимаю, такая точка зрения есть. как это можно примирить?

- Как вы в себе примиряете?

- Я себя примирила. Я работала в журнале «Крестьянка», не знаю, можно это слово говорить. Я там работала. Я делала материалы со звездами, потому что они всегда идут с колес. Мне надо было прокормить двух детей. Это кусок хлеба, извините за выражение. Ты взял интервью с Пугачевой, оно сразу же идет в номер.

- Безусловно.

- Взял интервью с Тухмановым – сразу идет в номер. Это звезды. Ты зарабатываешь деньги, ты честен, ты не допускаешь никакой грязи. А параллельно больше чем шесть лет мы вели рубрику с архиепископом Белгородским и Старооскольским – «О вечном», где мы… Это очень интересно, это захватывающая вещь. вы понимаете, глянцевый журнал, в котором был разговор о моде для женщин, о семье, о том, как найти спутника жизни. И вдруг в журнале открыли, что можно, если разговаривать о христианстве, то это вызывает огромный интерес у людей. Просто мне очень повезло, потому что человек, у которого я брала интервью, архиепископ Белгородский и Старооскольский владыка Иоанн очень образованный человек, это умница, это человек с изумительным русским языком. И он не дидактичен. Поэтому нам приходила огромная почта. Вот это так примирялось. Для меня религиозные интервью были неким спасением от отчасти гламурной жизни, потому что, конечно, если заниматься только журналистикой известных людей, ты очень быстро превращаешься в кожуру от семечки, в шелуху. Потому что жизнь там пустоватая. Там фигур, которые что-то стоят в этой жизни, раз два и обчелся. А очень много вокруг того, что… И это выхолащивает. Конечно, если только этим заниматься, я видела судьбы таких журналистов. Это очень быстро приходит…

- Вы ведете очень интересную рубрику, насколько я знаю.

- Сейчас, да, в «Российской газете», когда эти религиозные книги стали очень хорошо идти, там были отзывы очень серьезных людей, «Российская газета» попросила меня написать, по-видимому, их тоже удивило, как журналист может написать книжку, а потом вторую книжку с архиепископом. И они меня попросили написать материал маленький под названием «Как я написала книгу с архиепископом». Немножко в этом был вызов. Знаете, сейчас все пишут книги: «Как выйти замуж за миллионера» «Как разбогатеть», «Как приобрести бизнес». Немножко меня это обидела, такой поворот. И я села и написала про то, как у меня погиб муж, как у меня погиб сын. И как эти книги выросли, из чего они выросли. Вдруг пошла огромная почта. Это мешки ростом выше меня. я не ожидала. Я бегала от этой почты, бегала от редакции. Володя Ларин был участником всего этого, царствие ему небесное, он недавно умер. Это его заслуга. Даже не для меня. это не только участие в моей судьбе, это участие в судьбах тех читателей, для которых эта статья стала просто каким-то откровением. А это тысячи людей, у которых какие-то очень сложные обстоятельства. Или кто-то погиб, или тяжелая болезнь. И вдруг я неожиданно для себя увидела, что они увидели во мне какую-то опору. Или, может быть, какой-то пример. Я, конечно, и не опора, и не пример. Я бегала. И от Володи Ларина первые месяцы, и от этих писем. Потому что читать их безумно тяжело. Один конверт открываешь, и там фотография, написано: «Мария, вы – сильная женщина, мужественная». Это не очень правда, это тяжело читать. Потому что я-то знаю, какая я. А второе открываешь, а там фотография гроба, мать пишет о том, как убили ее сына. И ты не знаешь, что с этим делать. Ты можешь только пойти и молиться за эту женщину. Вечером эти письма читать невозможно, ты ночь не спишь. Думаешь: я почитаю утром. А письма к тебе обращены, ты их не можешь выбросить. Утром читаешь, весь день работать не можешь. И я бегала первый месяц от них, потом редактора – они педантичные люди. Они сказали: напиши полосу откликов, подготовь. Володя Ларин сделал огромное дело для других людей. Села, написала первый раз отклики. Потом потихоньку стала понимать, что по силам, насколько мне по силам. Есть какие-то ситуации, которые надо доносить и до других читателей, потому что они учат их. И почта продолжает идти, уже больше года у нас эта рубрика, она называется «Переписка». Почта огромная все равно идет. пишут уже не только о смерти и не только матери, у которых погибли дети, или мужья, потерявшие жен. Или жены, потерявшие мужей.

- А какие советы вы даете?

- Я пишу, на самом деле я беру какую-то историю, которая поучительная, не касается даже смерти, потому что это тяжеловато. Кому-то я отвечаю лично. Если такое острое письмо, что я вижу, что кровоточит, сколько бы ни было у меня мало времени, я отвечаю лично. Был период, владыка отвечал – архиепископ Белгородский и Старооскольский, его священник, которого он благословил. Я беру историю, если я понимаю, что читателям будет важно извлечь из нее урок. Например, мне пишет человек, что он предал своего не просто друга, друга своего отца, который поставил его в бизнес, а в какой-то момент им завладела жадность, и он подставил. И тот погиб в тюрьме.

- Он исповедуется?

- Я тоже не один раз думала, почему люди пишут и рассказывают о себе нелицеприятные вещи. Потому что есть совесть, потому что хочется, она ночами мучает. Уже читатели знают, что я меняю все обстоятельства, я не оставлю имя и не оставлю те факты, по которым могут узнать соседи, родственники и так далее. Это безусловное условие. Почему? Не знаю, как в поездах иногда бывает. Ты едешь – и сядут, и расскажут всю свою жизнь.

- Вагонные споры…

- Видно, что иногда человек себя приукрашивает, хочет защитить. А видно, что иногда человек просто предельно беспощаден к себе. И если эта история может научить чему-то читателей, я ее, естественно, редактирую или переписываю. Потому что письма по 12 страниц приходят. А тебе надо уложить. Ты сортируешь детали. Сейчас у меня была история про женщину, которая в 17 лет вышла за мужчину старше себя на 30 лет. и какая жизнь у нее была, она описывает. Ты это редактируешь. В этом письме были очень грязные подробности, для меня было важно убрать грязь, но показать, что жизнь ее была полна этой грязи. Это чисто литературная задача. А дальше я отвечаю как христианский писатель. Я в стык даю либо историю из жизни христианства. И для меня принципиально важный момент – не учить людей и не говорить: вот идите, в храме должны исповедоваться. Это тоже глупо и неправильно. Потому что тот, кто ходит в храм, он это и так знает. А может быть, подтолкнуть человека увидеть себя со стороны, понять, что не он один. Может быть, объяснить какие-то вещи про покаяние или рассказать в стык историю, утешить. Я обычно работаю истории в стык, из христианства. Потому что для меня самое главное – заставить читателя сострадать. У нас сейчас этого очень мало. В силу того, что огромное количество трагедий, нам показывают эту кровищу везде, это норма. И происходит притупление. Когда кровь становится клюквенным соком. Мы становимся более жестокосердными. Сейчас я ехала сюда, сидит мальчик 14-летний, просит милостыню. Я посмотрела, остановилась на пять минут, и никто ему не подает. Мы проходим мимо. Мы стали жестокосердными. Моя задача как журналиста – заставить сопереживать этому человеку, который взял и вытащил себя на обозревание, хоть я и изменила детали. А с другой стороны, заставить подумать: а что, у меня такого нет? Судить не берут.

- По большому счету это материал для следующей книги.

- Я надеюсь. Я собираю. У меня дома мешки этих писем. Я ребенку сказала: вот это мое богатство. Он говорит: чего, другого не нажила? Подростки жесткие. Я говорю: знаешь, не смейся, правда богатство. Да, мне пишут такие письма, что плакать начинаешь. Это же откровение, это капитал доверия к тебе.

- Это дорогого стоит.

- И он же еще понимает, что это может быть написано. Но иногда предупреждают: я вас прошу не писать эту историю. Просто пишут. Очень часто письма начинаются: впервые пишу в газету, не знаю, почему я пишу, что меня заставило. Но прочитал ваш материал «Одиночество мужчины».

- Сейчас пишут письма, потому что Интернет, электронные средства…

- Часть писем идут по Интернету, а часть – бумажные. По-видимому, это разная аудитория. Потому что конверты из таких мест, где нет Интернета, или та аудитория, которая не читает Интернет. Писем очень много. Это явление своего рода.

- Я не помню, когда писал последний раз письмо.

- В «Российской газете» меня на машине просят приезжать иногда. Володя Ларин говорил: бери большие мешки. Приходи за письмами.

- Возвращаемся к нашим звездам. Могут Вайкуле, Долина, Варум петь вживую, без плюсовок, минусовок, караоке?

- Минусовка – это же вживую, просто… Я думаю, что те, кого перечислили, они поют вживую. То, что я видела концерты, если это не телевизионные постановки, люди пели вживую. Это все-таки профессионалы. Насколько я понимаю, в большей степени младшее поколение уже, будем называть вещи своими именами, развращено нынешней техникой. Сведение. Там ведь техника такая. Ребята молодые все знают, что сейчас я вам спою, а если здесь будет звукорежиссер, он из меня Марию Каллас сделает. За деньги.

- Хорошо сказала Пугачева на пресс-конференции, что она и Кобзон – два человека, которые в этой стране никогда не пели под фонограмму.

- Ну да, Иосиф Давыдович Кобзон поет вживую. Это школа другая. Эдита Станиславовна Пьеха вживую поет. Они не могут, они даже не представляют. Я знаю, что Эдита Станиславовна говорит: я не пойму, когда рот открывать. Для них сложно – не вживую петь. Кстати, Вахтанг Константинович Кикабидзе в этой же моей книге рассказывает, как он записывал диск песен, которые он сам написал. И пришел на звукозаписывающую студию к ребятам у себя в Грузии. Они, говорит, так обрадовались, что я буду диск целый записывать. Он с юмором, он хороший рассказчик. Он говорит: они думали, что денег много будет. Я в 11 утра приехал на студию и в 2 часа уже всю пластинку записал. Один раз только закашлялся, извинился и переписал. Они были так расстроены. Заплатил, купил хачапури, мы посидели. Они говорят: как вы так можете? Он просто взял и отпел весь диск, 12 песен, от начала до конца. Он говорит: а как по-другому надо, скажите. Я, может… Они говорят: знаете, мы сейчас одну певицу записываем, и месяц одну ее песню сводим, записываем, чистим. Он говорит: нет, я-то разочаровал. Это другая школа совсем.

- Здесь нет людей новой школы.

- Мне, может быть, не очень интересны молодые ребята. Я не очень знаю, о чем с ними разговаривать. Я могу разговаривать, но мне кажется, что для читателей представляет интерес тоже личность, за которой стоит судьба, и тогда мы можем научиться опыту человеческому.

- А чему вы научились у этих людей?

- Я, например, у Вайкуле научилась очень интересной вещи. Она мне сказала: знаете, был период, когда она делала не просто тысячные стадионы, а десятитысячные. Приходили люди. А сейчас другой период. И я не без ехидства спрашиваю: а сейчас клубы, более маленькие залы? Она говорит: а что, это все равно та же задача творческая. Был период, когда я делала огромные стадионы. У меня от этого времени осталась одна фотография. А я знаю певицу, не буду называть ее имени, оно уже не так известно, которой, когда звонишь, она берет трубку и на фоне разговора стоит ее пластинка, она сама слушает свою пластинку, и голос у нее выпившего человека. Она была когда-то сверхизвестна, а сейчас… И это отношение к успеху.

- Не может работать в клубах, нужны только стадионы?

- Наверное, да. Этого человека успех сломал. А Вайкуле – нет. Потому что у нее категории успеха нет, как категории, важной… Она говорит: это всего лишь… Давид Федорович Тухманов говорит. Я говорю: у вас были такие пластинки, которые миллионными тиражами, а сейчас – меньше. Он говорит: количество – это всего лишь количество. А есть объективный критерий того, как я пишу. Это такие вещи, которые идут вразрез с нашей модой нынешней, с нашим сегодняшним днем. Но именно они делают человека, может быть, настоящей звездой. Когда он не зациклен на успехе, не зациклен на количестве, не зациклен на деньгах. И плюс я понимаю, что все эти люди очень сосредоточены на деле, которым занимаются. Они целеустремленны. Если целеустремленности нет, ничего не добьешься.

- Третьяк попал в число.

- Владислав Александрович Третьяк, потому что это настоящая звезда, это настоящая фигура. И плюс, когда с каждым из этих людей я разговаривала и спрашивала о предательстве, о подлости, выяснялось, что это люди, которых предавали, но это люди, никогда не мстящие. Это люди, живущие по заповедям. И, может быть, это тоже не случайно. Потому что, если человек так живет, не важно, декларирует он, верующий он или не верующий, хотя многие из них верующие, просто они об этом не говорят вслух, ему и Бог дает. И самое главное – освобождает свои духовные силы не на склоку, не на выяснение отношений, не на грязь, а на реальные задачи, творческие цели.

- На этой замечательной ноте мы заканчиваем нашу онлайн-конференцию. Спасибо за то, что пришли.

- Вам спасибо. Такая газета.

- Ждем новую книжку с этими историями, которые тронули душу. Будет очень интересно, если она выйдет. И ждем к нам в Интернет.

- Спасибо. а для меня "Комсомольская правда" любимая газета.