Андрей Тарковский: Вы уйдете, а я приму страдания

Один из авторов сценария, Андрей Кончаловский, вспоминал, что делать о Рублеве кино им с Тарковским предложил Василий Ливанов. Вероятно, Ливанов надеялся, что его возьмут на роль Рублева, но вышло, что и сценарий написали без него, и главную роль отдали Анатолию Солоницыну. Тот работал в Свердловском драматическом театре и пришел в Москву чуть ли не пешком, когда узнал, что собираются снимать «Рублева». Рублева выбирали долго. Предлагал себя Станислав Любшин, рассматривали кандидатуры Евгения Жарикова, Иннокентия Смоктуновского... Но потом Тарковский решил: поскольку о Рублеве почти ничего не известно, то и играть его должен неизвестный актер. Во время экспедиции группа жила в гостинице «Владимир». Кормили там отвратно. Тарковский сетовал, что без риска для жизни в гостиничном ресторане можно есть только яичницу. Впрочем, еда - далеко не самый неприятный факт в истории создания «Рублева». Были куда более примечательные. Например, съемки эпизодов татарского нашествия, проходившие рядом с Успенским и Дмитриевским соборами. Последний во время съемок запылал. Разгореться пожару не дали - внизу стояла куча пожарных машин, несколькими струями пламя сбили. А вот скандал - все-таки памятник архитектуры XII века, его даже во время Великой Отечественной не забыли обложить мешками с песком - потушить удалось не сразу, и на некоторое время съемки приостановились. Другой случай, который стоил Тарковскому много крови, произошел с коровой. В фильме она самым натуральным образом горит. Слухи о загубленной животине и негуманном режиссере доползли до Москвы, и, когда пришло время подписывать акт о приемке картины, в Госкино из-за этой коровы долго кочевряжились. Администратор картины долго объяснял, что горящая корова была покрыта асбестом, а потому не пострадала. Исполнитель роли Бориски Николай Бурляев рассказывал как-то, как снимали в Суздале эпизод поисков глины для колокола. Обрадованный тем, что наконец-то нашел глину, Бориска летит с кручи вниз, к речке Каменке. По камням, кустам и кочкам. - Неплохо, - говорит Тарковский, - но надо еще раз попробовать. Тогда Борискину робу, испачканную в весенней грязи, полощут в Каменке, по которой еще плывет лед, чуть-чуть подсушивают на осветительных приборах и опять - на него. И он снова летит с кручи вниз. И так до десяти раз. Уже после съемок Тарковский сам растирал закоченевшего Бурляева спиртом. А Солоницын в это время считал кровоподтеки на его теле. Их оказалось, по словам Бурляева, 27. Колокол, глину для которого будто бы нашел Бориска, привезли из Москвы. Хоть он и был бутафорским, весил тем не менее 5 тонн, и его пришлось распиливать для транспортировки на три части. Тарковский неожиданно пожелал, чтобы рядом с колоколом было дерево. Дерево искали долго. Когда нашли, то тащили его до Суздаля 18 километров, и оно было такое большое, что крона закрывала дорогу. «Какое маленькое», - обиделся Тарковский. Оператор Вадим Юсов рассказывал в одном из интервью, как однажды им пришлось возвращаться из Суздаля во Владимир под дождем, было холодно, неуютно, в машине витали раздражение, усталость. И тут Тарковский сказал: «Фильм снимем, вы все уйдете, а я останусь с картиной, буду за нее отвечать, приму страдания. Вот почему я имею право требовать...» Откуда он знал, что страдания будут? Ведь их ничто не предвещало: у фильма был огромный по тем временам бюджет - 1 млн. 200 рублей, студента ВГИКа Бурляева на съемки отпрашивала с учебы сама Фурцева, во Владимире творческая встреча с группой проходила не где-нибудь, а в официозном Доме политпроса. Во Владимире подобный сеанс состоялся 17 июля 1969 года в зале облисполкома, после него из отдела пропаганды обкома КПСС в Москву ушла некая бумага, где говорилось, что народ этот фильм не поймет...