Ярослава Танькова: Как я была колхозницей. Часть 24

Продолжение. Предыдущие части читайте здесь...

В прошлых частях мы рассказали, как Ярослава отработала скотницей и дояркой в колхозе им. Ленина под Рязанью, а потом переквалифицировалась в работницы тока соседнего колхоза «Шелковской». Жилья там навалом, хозяйство огромное, а вот работать некому, так как село почти вымерло. Хозяйство держится за счет украинских и узбекских гастарбайтеров. Но они работают на фермах, где больше платят. На току же - пустота, хотя работы хватает. Платят-то копейки - 20 рублей в час. Мужики бегут в город, а большинство - пьют. А за положенные гроши работают только бабы да старухи. Еле держась на ногах, часами лопатят десятки тонн зерна, а заработанного не хватает даже на лекарства...

ПОГРУЗКА 80 ТОНН ВРУЧНУЮ

Сегодня мы вручную нагружаем два 40-тонных самосвала пшеницей. Поначалу даже весело. Проваливаясь в зерно, как в зыбучие пески, забираюсь на самый верх горы, чтобы оказаться рядом с грохочущим вертикальным транспортером. В распахнутые ворота бьют солнечные лучи, зерно мягкой волной скатывается с вершины гурта и брызжет фонтаном на фоне василькового неба. Первая порция сил кончается примерно минут через 15. Дышать тяжело - вокруг густые облака пыли, и мои сослуживицы натягивают косынки, как мультяшные воры - маски.

Кроме меня, рабочих трое. Все женщины. Причем одна старенькая. Но если все садятся на перекур, механизаторы тут же начинают орать, что не время и «родина в опасности». Так и сдохнуть недолго... Решаем отдыхать по очереди. Наступает моя. Лопата летит к дьяволу. Падаю на нежнейшую хлебную подушку и со стоном потягиваюсь. Все хрустит, но настроение отличное. Нет, определенно, пшеница не легче, но лучше, чем дерьмо! «Если бы я жила в деревне, работала бы только на току», - это я так думала после первых тридцати минут работы. Но «КамАЗы» мы нагружали в течение почти трех часов. К завершению погрузки я была похожа на пельмень - в образовавшейся на потной коже корке мучной пыли - и такая же индифферентная ко всему на свете. Вру, как пачка пельменей, потому что за восемьдесят тонн вручную мне заплатили «целых» 50 рублей!

Рядом со мной валяется второй «пельмень» - 40-летняя Катюшка с Украины. Тетка заводная, веселая и двужильная - в четыре смены работает: и на коровнике, и на току от рассвета до заката.

- Я работала в колхозе, заработала пятак, пятаком прикрыла ж..., спереди осталось так! - вопит она частушку с хохочущим под сводами хранилища эхом.

- Молодая, все смеешься... - качает головой тетя Зоя.

- Да нет, плачу!

Но особенно мне было жалко именно тетю Зою. Она пенсионерка. Детей нет - здоровье подвело. Старик болен. Пенсия три тысячи, потому что простым почтальоном отработала на той самой зараженной радиацией зоне. Приходит эта бабулька с больными ногами, еле стоит.

Естественно, я стараюсь все брать на себя и не позволяю ей работать в полную силу. Баба Зоя благодарно садится на шею и уже автоматом делает только самое легкое. Например, когда нужно подмести с тока просыпавшиеся кучки зерна, она только подставляет совочек и ждет, пока я смету в него зерно, а потом оттащу полные ведра куда скажут. Мне не жалко. Да и не могу я сказать старой бабке: «Теперь ты». Час не могу, три часа... А потом силы заканчиваются, и я с мольбой гляжу на тетю Зою. А она, тяжело вздохнув, перехватывает инициативу. Увы, на току и на деревенской работе вообще нет места рыцарству, иначе все будет делать один только «рыцарь».

«ХЛЕБУШКО, БАТЮШКО, НЕ УМИРАЙ...»

Правда, есть еще Девяткин. Тоже не молоденький, а все ж мужчина. Но он постоянно пропадает в хранилище гороха - там мужики прячут бутылки и выпивают, благо закуси - несколько тонн. Я жалуюсь, тетя Надя его костерит, но бесполезно. В результате на очередное задание мы снова идем с тетей Зоей. Нужно смести в совок и выбросить несколько куч просыпавшегося на землю и уже смешавшегося с камнями зерна. Старшая командует хотя бы часть перебрать от камушков и отнести в хранилище.

- Золушкина работа, - машет рукой тетя Зоя, когда начальство уходит. - Сметай все на выброс!

- Жалко!

- Себя пожалей! Зачем его сметать, подумай? Только ради их спокойствия, чтобы, если председатель заедет, не ругался на наше начальство, что вот, мол, богатство народное разбазариваете. А на деле зерно это стоит-то копейки! Еще мучиться...

Зерно у колхозов сейчас покупают по 2,5 рубля кило и предрекают, что цена может еще упасть. Если вспомнить, что батон хлеба стоит 40 и продолжает дорожать, то я вообще ничего не понимаю в российском ценообразовании.

А еще, говорят, в России большой урожай - всегда беда, потому что и продавать невыгодно, и хранить негде. Местный председатель зерно на стройматериалы обменивает, а из них новые хранилища строит, чтобы было куда урожай складывать.

- Но это ж хорошо, когда есть с кем так удачно поменяться, - вздыхает моя сослуживица. - А у меня вот сестра двоюродная в Мордовии, тоже в колхозе. Так из-за кризиса у них никто прошлогоднюю пшеницу не купил, а новый урожай складывать некуда. И не меняется никто. Правительство рапортует, что зерно все в какие-то другие хранилища переправляют, а на деле оно просто гниет в ненужности, под дождем. А гнилое-то даже на фураж (корм скоту) не годится. А бабки старые ходят мимо, президента проклинают и голод предрекают. Сестра говорит, мать - старая колхозница - передовичка, возьмет зерно в ладошку, а другой гладит его и плачет: «Хлебушко, батюшко, не умирай...» Она по мужу так не плакала...

В пятницу, 2 апреля, Ярослава расскажет, почему верующие деревенские люди часто говорят: «Ушел бог из деревни», историю местного убогого, и поговорим о том, есть ли шансы остановить духовную деградацию села.

КСТАТИ

У сельчан самые крепкие семьи

Американские ученые провели исследование и составили рейтинг профессий, наиболее надежных с точки зрения семьи.

В 40 процентах случаев браки распадаются у танцоров и хореографов.

38 процентов обреченных семей - у барменов и массажистов. Затем следуют врачи-психиатры, официанты, повара, горничные, носильщики, консьержи, кровельщики, специалисты в области телефонных продаж, медсестры, сиделки и работники спортивной и развлекательной индустрии - почти 29 процентов.

Шансы на развод есть всего лишь у семи процентов дантистов, ортопедов и священников.

А самыми крепкими семьи будут у инженеров сельскохозяйственного производства. Шансы развестись у них не превышают 2 процентов.

Все части смотрите ниже: