Музей Несчастной Любви

Я ничего не смыслю в когнитивной психологии, не знаю как по-эстонски: «девушки из высшего общества», но точно могу определить влюбленного человека на расстоянии четырех километров.

В любой компании с высоким коэффициентом жизнелюбия у такого человека коэффициент много выше (обыкновенно этот человек в любой компании – я). Мы с певцом милостью божией Валерой Меладзе, который спел про это сумасбродное состояние так, как никто другой в нашем колхозе и столько, сколько Стас Пьеха не съездит на гастроли за всю свою жизнь, сидим в кафе и смеемся над газетной новостью «В Хорватии открылся Музей Несчастной Любви».

Нет, неточно написал – сначала смеялись, а после, когда оказалось, что это не розыгрыш, и Музей придуман и открыт людьми, которые таким образом дали исход своему горю, своим слезам – мы с Валерой загрустили, повздыхали и стали рассуждать. Валера уверен, что наш мир – воплощение божественной воли. Цинизма на этот счет он не приемлет, это он наговорил на случай, если мне взбредет в голову ерничать. Ведь я сжег мосты и навсегда ушел от несчастной любви, продолжая нежно и весело пестовать детей.

Один из экспонатов этого музея – кофеварка, которую некая барышня при агрессивном расставании в сердцах швырнула в стену. Какой-то бедолага принес тетрадку стихов, озаглавленную: «Мифы растерзанного сердца моего». А что сердце творит во время, когда любовь трещит по швам – мы с вами знаем. Что творит и что с ним творится. Евтушенко не хорват и даже не грузин, а написал, и эти стихи можно отнести в музей: «Внутри меня осенняя пора…».

Говорят, в Музей несчастной любви очередь. Меладзе говорит: «А я б не пошел даже ради любопытства». Меладзе говорит: «не пошел бы», потому что несчастной любви не бывает. Говорит, слово «несчастная» режет слух. А я, может, и пошел бы за ради любопытства, но с любвеобильным братом В.М. согласен. Потому что каждый сам определяет, какой любовью одарен. Есть просто любовь, и я своей экс-благоверной в ноги готов пасть за каждую секунду, что провела со мной, несносным. За непослушных детей моих, за горение и терпение. И я признателен каждой отвергнувшей меня барышне, а таких было три миллиона, за температуру переживаний. И даже Нарцисс и иногда очень редко теперь большой поэт Е.Е. ту самую строчку закольцевал так: «Внутри меня осенняя пора, но полон я смиренья и добра». А Меладзе, пока Отарик пьет вискарик, подпевает: «Как ты красива сегодня, нет в моем сердце ни боли, ни зла». P.S. Я помню, как я не спал ночь после того, как одна из моих дочерей призналась, что впервые осознанно взяла за руку мальчика. Я орал на нее – дурак дураком, - а она мне, заплаканная: «Это лучшее, что со мной случалось». Я обнял ее и замолк ошеломленный: девочка моя, лишь бы парень стоил того. Вам же, читатель, скажу: а окажется подонком, я его мигом трансформирую в экспонат Кутаисского Музея Разнесчастной Любви.