Немилые кости и утраченные конечности

В конкурсной программе Турина было явлено новейшее свершение прогрессивного независимого американского кино - унылая и нарочитая, тянущаяся на одной ноте картина «Зимняя кость» (Winter’s Bone) режиссерши Дебры Граник, триумфально перебирающаяся с фестиваля на фестиваль.

Место действия - таежная американская глубинка, кишащая ведьмами и испитыми беззубыми упырями, рядом с которыми зомби из фильмов Джорджа Ромеро кажутся моделями итальянского Vogue. Героиня юной Дженнифер Лоуренс (она играла молодую Шарлиз Терон в картине Гильермо Арьяги «Пылающая равнина») должна разыскать труп своего отца, иначе ее утлое жилище отберут за долги.

Прежде чем отправиться на поиски родителя 17-летняя девушка в качестве разминки будет долго и обстоятельно сдирать шкуры с собственноручно убитых ею белок, а двое ее малолетних детей под чутким руководством мамаши станут радостно вытягивать из них жилы.

Кадр из фильма "Зимняя кость"

После просмотра зрителям тоже можно выдавать дипломы об окончании курса по освежевыванию пушного зверя. Разыскав труп папаши, девушка, не долго думая, отхватывает ему руки бензопилой, чтобы предъявить их властям в качестве свидетельства его бесславной погибели. Ради этой сцены, собственно, и городился весь огород. Ставка на самодовлеющий эффект приносит легкие дивиденды: подобные «неожиданные повороты» настолько западают в душу впечатлительным критикам, что они скорее спешат объявить столь оригинальные произведения немеркнущими шедеврами нездешней художественной силы. Столь же впечатлительным оказалось и жюри фестиваля в Сандэнсе, уже выписавшее «Зимней кости» главный приз.

2

Вопрос «милых костей» интересует Дебру Граник явно ничуть не меньше Питера Джексона, снявшего под соответствующим названием свой самый неудачный фильм. Но сентиментальной слащавости в этой суровой женщине нет ни на грош. Предыдущая ее работа именовалась «До самых костей» (Down to the Bone). Самоотреченное стремление режиссерши не уступать в крутизне таежным ее персонажам, рождает решительно пародийный эффект. Вообще очень свойственный в последнее время кинематографическим «авторам» - большим и малым.

Из последних - еще одна девушка, канадская француженка Софи Дерасп, представившая в Турине произведение под жизнеутверждающим названием «Знаки жизни» (Les signes vitaux). В нем она не только демонстрирует нездоровый интерес к умирающему, разлагающемуся телу, но нахально противопоставляет оный здоровому интересу к телу юному и дебелому. Героиня, симпатичная безногая девушка (забираясь на партнера в эротической сцене, она смело отстегивает протез), явно предпочитает забавам с молодым красивым любовником заботу об умирающих стариках. Вся ее нежность достается их синюшным телам, которые она обмывает с энтузиазмом, заставляющим предположить отнюдь не символическую волю к смерти. В таком же стремлении к самораспаду можно заподозрить и произведения, из последних сил имитирующие «знаки жизни», которые все реже и реже подает современное авторское кино.

Кадр из фильма "знаки жизни"

Во внеконкурсной панораме тема человеческих обрубков тоже нашла самое живое отражение. Например, в японской «Гусенице» (Caterpillar) Кодзи Вакамацу. В начале этого года актрисе Синобу Терадзима справедливо достался в Берлине «Серебряный медведь» за роль женщины, чей муж вернулся с войны безруким-безногим обрубком, без слуха, голоса и половины лица. Этот несчастный монстр с одной конечностью проявляет себя настоящим чудовищем, регулярно требующим от бедной женщины исполнения супружеских обязанностей.

А в новом свершении автора «Миллионера из трущоб» Дэнни Бойла «127 часов» (127 Hours) рассказывается реальная история парня, отправившегося прыгать по каньонам штата Юта и в результате допрыгавшегося: он провалился в расщелину, а руку его зажало неподъемной каменной глыбой. Пять томительных дней герой ожидал спасения, но поскольку прийти ему было решительно неоткуда, он начал пить собственную мочу и потихоньку перепиливать руку тупым китайским ножом. Потеря руки лишь усилила жажду жизни реального прототипа этой истории, появляющегося в финале этого бойкого, но одноклеточного произведения, призванного продемонстрировать способности режиссера при помощи бесконечного клипового мельтешения разворачивать в полнометражный фильм историю на три копейки и тридцать, в лучшем случае, минут. Но монотонность и одномерность Бойлу, конечно, простят за бьющую ключом энергию и жизнеутверждающий пафос. В сегодняшнем квелом, заунывном кино это, право же, такая редкость!