За что разлюбишь ты меня?

Привет, Варсегов! Я тут задумалась о том, как случайность, или какая-то мелочь может повлиять на самые нежные чувства. Вот сказал мне как-то в молодости один бубновый король: «Что ты там за хрень в заметке написала?» - и все, партия не сложилась. Причина-то, вроде, самая ерундовая бывает. Мой старший друг и соавтор по либретто одной оперетты, театральный режиссер Юрий Мочалов рассказал как-то историю про своего достаточно некогда известного в столичных кругах родственника. Тот перед войной влюбился в прелестную девицу с родней «из бывших». И возникла у молодых людей такая сильнейшая духовная близость, что когда полыхнула еще и любовь, то легла им дорога прямиком к портным, обшивающим брачующихся. Они уж и со священником потихоньку договорились (тогда венчанья не приветствовались), и расписаться учетной книге решили, и семьями по вечерам в преферанс резались. И вот прощаются они до завтра буквально накануне торжеств, о которых весь бомонд оповещен. Она уходит, а он смотрит ей вслед. Смотрит, смотрит... И все больше мрачнеет. Приходит домой, садится на стул в стиле «Модерн» и говорит матушке с произношением Малого театра и твердым «с» в конце слова: «Не женюС». Начинаются ахи, заламывания матушкиных ручек, всплески баритона разгневанного батюшки. Все зря: «Не женюС!» Спустя годы объяснил: «Смотрю я ей вслед, и вижу: каблуки стоптанные. Девушка вполне состоятельная, туфли дорогие, а каблуки омерзительно стоптанные. Не могу. Мы будем всю жизнь друг друга мучить».

Вот понимаешь? А у Окуджавы - «...и целовал обветренные руки и старенькие туфельки ее».

Варсегов.

Был такой случай (не у меня, честное слово!) – один наш коллега рассказывал, можешь потом у него спросить. Поехал он в командировку куда-то в глушь на пару с провинциальной журналисткой. Ну там дорога дальняя, журналистка молодая, красивая, и промеж ними, понятно, взыграло чувство. Вот вечером они поселились в сельском отеле «Коммунальщик» с поломанным телевизором, тусклой лампочкой, все как положено. Она говорит, ты, мол, пока открывай, бутылки, селедку режь, а я щас помоюсь быстренько, и отметим мы наше романтическое знакомство.

Ну, он весь в предвкушении на стол мечет. Она из душа еще краше выходит. Махровый халат на голое тело, щеки розовые, на голове полотенце вафельное… Он тоже пошел омыться, и видит в ванной на батарее сушатся ее постиранные трусы такого советского образца – вульгарные и отталкивающие. Вот тут-то у него и сразу упало все настроение.

В итоге сослался он на больную голову, и ничо промеж ними не было.

Но я так, Грачева, думаю, если бы тот коллега хоть малость влюбился в ту журналисточку, то будь она хоть в кальсонах драных и матросской тельняшке выцветшей, он даже не обратил бы на эти детали внимания.

Вот и тот «известный в кругах столичных» (модельер, наверно, какой-то?), по-видимому, никакой любви не имел к той барышне как к таковой. Она должна была соответствовать его изысканному гардеробу. Ну, чтоб ее туалет, прическа и цвет помады подходили бы под его костюм. И никакого родства там духовного не было по образцу Окуджавы.

Грачева.

Да нет, у «довоенной» пары была любовь, и родство тоже. И не в костюмных изысках дело. Просто жених по одной детали многое о невесте понял и увидел грядущие проблемы. Если она, даже будучи свободной, не обремененной семьей, обеспеченной и юной не озаботилась обратиться в мастерскую и хотя бы собственный костюм содержать в порядке, то что будет потом? То, что ты говоришь о невнимании к деталям при наличии настоящей любви, так это твое большое заблуждение. В таком состоянии человек кругом ничего не замечает, а что касается «объекта», так и пятнышко на ногте разглядит.

А про эстетику — другая история. Одна моя сокурсница нашла себе этакого княженка из-под голубой кремлевской елки — чистого до блеска, в импортной куртке. И значок с кленовым листиком из Канады на груди у него. Умный, молчаливый (очевидно, потому, что много иностранных языков проглотил и не всегда знал, каким в данный момент пользоваться). Татьяна, тоже молчаливая, только им и дышала. И вот поехали мы на генеральскую дачу его родителей. Лимонад «Буратино», Пепси, коктейль с вишенкой. Спустя три часа понадобилось выйти. А Таня — большая эстетка, и заподозрить ее в том, что она когда-либо ходит в уборную, было невозможно. Туалет имелся в доме, но на том же этаже, где мы сидели, поэтому она решила «подышать воздухом». Десять минут нет ее. Двадцать. Княжич волнуется, выскакивает в сад — исчезла. Ищем, зовем — только эхо отдается в именьицах соседских полководцев. Машина на месте, ворота железные заперты. Разбегаемся в разные стороны прочесывать участок. В темном углу, в зарослях крапивы нахожу дощатую хибарку. Слышу — стон. Заглядываю — пусто, но опять громкий стон, вроде, из-под земли. Потом: «Не зови сюда Володю... Я погибла... Иди ко мне...».

Конечно, заорала я так, что сороки из гнезда выпали (следующим утром Володя двух полувзрослых птенцов лазил обратно сажать). Прибежал он, и нашел Таню вполне еще живую в выгребной яме старого туалета. Вытащил ее с неимоверным трудом и унес на руках под душ. Нашлась новая одежда, а Володя ей еще и молчаливое предложение за чаем сделал: сложил пряники сердечком и в середину положил колечко, сделанное из конфетного «золотца». Только Таня от пряников отказалась, просто сидела и молчала, а Володя, пытаясь ее реанимировать, ужасно смешно пересказывал, как он, дурак, ее неправильно вытаскивал. Потом она так же молча сидела всю ночь на кровати. Утром я восхитилась, какой герой Володя и как ей с ним повезло. Она сказала: «Какая гадость! Как я его ненавижу!» На следующий день постриглась почти налысо и исчезла из Москвы на год. Володя искал ее, звонил всем, но больше они не встречались.

Варсегов.

Сидели мы как-то на кухне с известным академиком (почти с такой же фамилией, как твой соавтор по оперетте) Юрием Мочановым. И вдруг он принялся рассуждать. Нет, говорит, никакой высокой любви, и не может быть по определению! Представь, говорит, идут двое, и грезится им, что чувство у них там самое возвышенное. Он ей наизусть читает «…передо мной явилась ты, как мимолетное виденье! Как гений чистой красоты!» - и вдруг в этот момент один из них, или оба сразу захотели…, в туалет, в общем. Вот и вся, говорит, тебе большая любовь!

Не скажу, что я с ним согласен, но иные тонкие люди и впрямь душевно страдают из-за проклятой физиологии. Понятно, та девушка Таня испытала глубокий стыд, отчего и возненавидела своего любимого как свидетеля её позора.

Чем объяснить такой стыд? И ведь что удивительно – даже кошка (моя, например) на улице роет ямку и потом засыпает отходы свои землей. Интересно, ей кошке, тоже стыдно?

В том вижу две причины. Если бы не было на то стыда, так нужду бы справляли прямо в пещере, а ныне – у токарного станка и в офисном кабинете. А это опасно инфекциями.

Вторая причина мне более близкая, хотя и не согласуется с кошкой. Есть какое-то в нас туманное представление о чистой душе и высоком её порыве. Но душа та заключена зачем-то, словно в тюрьму - в тело с его кишечником и мочесистемой. Видно, противится шибко оная тому заключению, потому и с таким презрением глядит на работу заточившего её организма. А которая душа смирилась и не противится, та бесстыдно нужду справляет у всех на виду, где попало и ничуть оттого не мучится.

Вот такие, Грачева, имею соображения.

Грачева.

Мудрено закрутил. Но не одна ж физиология амуров гонит. Думала, про какие-нибудь другие «мелочи досемейной жизни» расскажешь. Когда не от большой беды или предательства любовь ушла, а так, по ерунде. Придется к читателям обратиться. Рассказывайте, господа, рассказывайте. Может, кому-нибудь это потом в жизни пригодится.