Лариса Мондрус: «Распушила хвост и пою»

Лариса Мондрус с мужем и Раймондом Паулсом.

Через несколько дней супруги собирались уезжать в Италию, на концерты классической музыки, билеты на которые были куплены еще весной. А потом - во Флориду. «Убегаем от зимы», - сказала Лариса.

«У меня три жизни», - призналась она в одном из интервью. И все счастливые - добавим от себя. Лариса, еще совсем юной, стала известной певицей в Латвии, потом, переехав в 1964 году в Москву, стремительно прославилась на всю шестую часть света - СССР. Уехав в Германию, уже через год выпустила свою первую пластинку на немецком языке.

И вот недавно она снова к нам вернулась - сначала в Латвию, потом в Россию. И оказалось, что везде ее помнят, ждут и рады рукоплескать.

Связь с космосом

- Что вы делали в Москве?

- Снималась сразу в нескольких телепередачах. Я рассказывала об известном композиторе Станиславе Пожлакове, песни которого я пела. Выступала и в Екатерининском дворце на Международном конгрессе космонавтов, посвященном 50-летию полета Юрия Гагарина, в котором принимали участие космонавты из разных стран.

Получилась такая интересная перекличка времен. Ведь в 1965 году я выступала на «Голубом огоньке», сидела рядом с самим Гагариным!

Лариса Мондрус и Юрий Гагарин на передаче «Голубой огонек». 1965 год.

- Вас после этого в газетах ругали за мини-юбку...

- Да, мне говорили: как можно в таком виде выступать перед космонавтами! Что особенно обидно: меня учили люди, далекие от творчества, но зато близкие к идеологии. Хотя если сейчас посмотреть на все эти «виагры», то я была вершиной скромности.

Потом было мое выступление в Кремлевском дворце съездов, я оделась в макси. Опять нехорошо! С бахромой? Ее назвали лохмотьями.

Было досадно и больно, но обижайся или нет, нужно было прислушиваться, потому что те, кто меня критиковал, были мои работодатели.

- Ваши наряды на тех, давних, пленках и сейчас выглядят современно. Откуда они у вас во времена всеобщего дефицита?

- Туалеты для сцены я шила в знаменитом ателье «Ригас модес», и первое время после того, как я уехала из Риги, я продолжала там одеваться. Рига же была моим домом, там остались мои папа и мама, и я туда все время возвращалась.

- А почему на вас так ополчились в свое время?

- Я была очень молода, мои конкурентки были старше, они пели советские песни композиторов более пожилого поколения, а я искала что-то новое, выглядела по-западному. Наверно, отчасти дело было в зависти.

Хотя, если откровенно, и к Эгилу, и ко мне не раз подходили люди из органов и делали предложения: мол, среди ваших знакомых так много известных людей, и нам было бы интересно знать, о чем они говорят. Но для меня доносить - это было преступление, и мы сразу сказали, что на это согласиться не можем.

Время было такое, что в тюрьму никто никого не сажал, а дорогу на сцену закрывали потихонечку, чтобы никто не понял, почему. У меня всегда были аншлаги. Куда бы я ни поехала, билеты за пару часов продавались, и вдруг в «Москонцерте» мне заявляют: ты будешь петь только одно отделение, а второе будет петь какой-нибудь Тютькин. Кто такой? Откуда? Никто не знает, билеты на него никто не покупает. Но он поет вместе со мной.

А потом меня и вовсе перестали куда-либо приглашать. Наверно, мне было бы легче жить, если бы я прибегала к помощи могущественных друзей, генералов. Это было в порядке вещей, что женщина переходила от одного мужчины к другому, который мог дать ей больше. А мне, кроме Эгила, никого не нужно. Я как вышла за него замуж 47 лет назад, так и по сей день с ним.

- Вы не пытались разобраться, в чем дело?

- Пытались, конечно. Нам отвечали: кто-то наверху вам вредит, а кто - разбирайтесь сами. Но мы были гордыми людьми, и нам разбираться ни с чем не хотелось. Да и разобраться было невозможно. Я готовила большую пластинку, но несколько песен запретили - мол, советскому человеку чужды эти ваши ностальгические настроения.

- Это стало последней каплей?

- Пожалуй, да. Мы решили, что хватит воевать с ветряными мельницами - надо уезжать. К тому времени мы уже объездили всю страну вдоль и поперек и подумали, что даже если на Западе я не буду такой популярной, то это не страшно. Буду чем-то другим заниматься. Мне ведь было всего 29 лет.

«Синий лен» и ветряные мельницы

Лариса Мондрус в 1963 году.

- Правда ли, что песня Раймонда Паулса «Синий лен» получила такую известность именно в вашем исполнении?

- Переехав в Москву, мы искали свой репертуар, нам хотелось всем показать, на что мы способны. И мы обратились к Раймонду Паулсу (они с моим мужем однокурсники, вместе учились в Латвийской консерватории): мы готовим новую программу, нам нужны твои песни, потому что у тебя совершенно другой вкус.

Мне все его песни нравятся. Как бы просто они ни звучали, они никогда не бывают примитивными. Паулс был единственным советским композитором, песни которого я пела за рубежом.

А тогда он дал нам свой «Синий лен» (тогда она называлась по-латышски - «Зилие лини»), и наш московский друг Александр Дмоховский перевел ее на русский. И очень скоро ее запели все вокруг.

Ту песню, которая потом стала называться «Миллион алых роз», я спела по-латышски, и, записанная на пластинку, она вернулась в Латвию.

- Хорошо вас принимали на просторах Союза?

- Грандиозно! Я еще и года не отработала в оркестре Эдди Рознера, а мои песни уже звучали по радио.

Мне предложили выступать с сольными концертами. А я тогда и не знала, что это! В то время только Кобзон и Магомаев давали сольники.

Я хотела начать с одного отделения, но меня все-таки уговорили, и мы поехали в Волгоград, стали репетировать. И вдруг новость: заболела Эльмира Уразбаева, известная певица. И мне предложили спеть вместо нее. У меня душа ушла в пятки. Меня никто не знает, люди же вернут билеты. Но все прошло прекрасно.

Песни на любом языке

- Через полгода после переезда в Германию вы запели по-немецки. А ведь многим известным артистам так и не удалось преодолеть языковой барьер...

Москва, сентябрь 2011 года.

- Да, обо мне тут писали, что я единственная из тех, кто переехал в Германию, пою без акцента. Мне всегда языки хорошо давались. Я от природы обезьянка, могу повторить песню на любом языке.

Это еще из детства идет. Я росла в Риге в русской семье, училась в русской школе. А вот в садик ходила латышский, потому что в русском не было мест, и, как все дети, быстро освоила язык.

Так получилось, что в русской среде прославилась «Синим льном» на русском языке, а среди латышских эмигрантов песнями «Сажаю розы на чужбине».

- А на каких языках говорит ваш сын?

- Мама Эгила жила с нами в Мюнхене, и она очень хотела, чтобы Лорен в совершенстве знал латышский, поэтому она говорила с ним по-латышски, и Эгил тоже. А я и учительница музыки говорили по-русски, и теперь он свободно знает эти языки, а также немецкий и английский.

Лорен окончил вуз, он специалист по компьютерам, учился в Америке, был стипендиатом Фулбрайта. А сейчас оканчивает докторантуру в Техническом университете Мюнхена. Он занимается очень сложной темой - применением компьютерной техники в медицине.

- Лариса, какие планы на будущее?

- Мы недавно продали свой бизнес - обувной магазин. А вот петь я продолжаю. Думала, что брошу, но пою. Нравится... Во время поездки в Москву получила несколько интересных предложений.

Если бы меня ругали, то уже бы ушла со сцены, но так как хвалят, то распушила хвост, забыла про возраст и остаюсь.