Петля времени

Вечное возвращение

Вступительный титр позиционирует «Танец Дели» Ивана Вырыпаева (его показывают в параллельном конкурсе Cinema XXI) как 7 отдельных короткометражек, демонстрируемых на одном сеансе, по каковой причине «дирекция кинотеатра убедительно просит оставаться на своих местах» неспокойных зрителей.

7 фильмов - 7 диалогов у кафельной больничной стены, 7 их вариаций. Беседуют танцовщица и критик — сначала на тему бесчувствия: смерть матери артистка «не чувствует», а чувствует любовь и боль от любви, которая, вероятно, мучительнее смерти.

В каждом новом «фильме» действие будто бы продолжается, а на самом деле откатывается к началу, чтобы, прежде чем повториться, диалог мог обогатиться новыми мыслями - преимущественно о танце, способах его просмотра (желательно не глазами, а всем существом) и методах его рождения, тождественных рождению любви.

Танец Дели

В третьей новелле появляется еще не умершая мама в виде Ксении Кутеповой. Выясняется, что мама не только завидует дочери (она тоже хотела бы плясать танец Дели и иметь любовника), но и расходится с ней в эстетических предпочтениях. Мама не одобряет того факта, что прекрасный танец дочери (он прекрасен настолько, что зрителям увидеть его не дано) вдохновлен болью, ужасом и страданиями обитателей беднейшего из районов индийской столицы. «Жизнь - это страдание, дочка, желаю тебе как можно скорее в этом убедиться», - сообщает мать.

Вопросов этики и эстетики коснется в 4-й новелле и любовник танцовщицы. Он призывает «оставить на своем месте» все, даже Освенцим, справедливо намекая на то, что в штампованном сознании культурной публики вместо подлинного добра живут только затверженные до бесчувствия политкорректные концепты и схемы. Впрочем, концептом можно назвать и новый, лучший на сегодняшний день фильм Вырыпаева - медитацию о жизни и смерти, боли и любви, страдании и его культе, вегетарианстве и молчании (которое есть бог, а никак не слово, как ранее сообщалось в Библии, и, по-моему, это прекрасная мысль), танце и критике (лишенные сострадания критики, говорится в фильме, живут не своей жизнью, что во многих случаях похоже на правду).

Не лишенный своеобразного юмора экзерсис Вырыпаева не раздражает, но не может не меркнуть в сравнении с новой работой гениальной Киры Муратовой «Вечное возвращение» - сверхрадикальным и обезоруживающе простым, легким и невымученным фильмом-выдохом или фильмом-вдохом. Рисковый Марко Мюллер не побоялся включить вечный неформат Муратовой в главный конкурс, за что ему глубочайший респект.

Три четверти экранного времени отдано демонстрации кинопроб к фильму скончавшегося режиссера, которые отсматривает комический персонаж — инвестор-сахарозаводчик, желающий приобщиться к волшебному миру кино. Несколько десятков раз на все лады постоянные муратовские актеры (от непрофессиональных любимых монстров до опростившихся суперзвезд типа Табакова, Демидовой, Маковецкого и Литвиновой) безучастно, с разной степенью фальшивости произносят один и тот же текст, разыгрывают одну и ту же кретинскую ситуацию. Он «возвращается» к Ней спустя 10 лет, чтобы посоветоваться о делах амурных: кого ему предпочесть - жену Люду или любовницу Люсю? Она не может понять кто перед ней: она знала сразу двух таких, поскольку был брат-близнец. А мы познакомимся сразу с двумя десятками. Ситуация раздумий по поводу обмена шила на мыло воспроизводится много раз. Люся или Люда? Один близнец или другой? Вторая актриса с четвертым актером или наоборот?

Бытовой регистр незаметно переводится в метафизический. Идея вечного возвращения реализуется и дословно (невнятный герой -любовник в разных обличьях все возвращается и возвращается не к своей женщине, не желающей этого возвращения), и технически, и философски, и элегантно-кинематографически - склеенные вместе ролики кинопроб образуют вечную монтажную петлю времени.

Муратовский фильм строг (по структуре) и нарочито манерен (по исполнению; «Пошло? Сейчас будет пошлее!» - честно предупреждает Муратова в одной из многократно повторенных реплик-реприз, а среди актрис есть такие, по сравнению с которыми и Литвинова покажется гением четкого рисунка уровня Мэрил Стрип). Целостен и фрагментарен. Последнее - не по прихоти «ищущего» режиссера, а потому что другим он не может быть. Муратова вообще никогда ничего не «искала», только — находила. Никогда не била около или мимо, всегда исключительно в цель — художественную и человеческую. Она по-прежнему парадоксальна, остра и жалостливо-безжалостна, обладает редчайшими способностями совмещать наив с мудростью, вызывать смех и слезы и превращать чистый сор (а что еще такое кинопробы, самое место которым в корзине?) в столь же чистую поэзию. Это возвращение действительно будет вечным: новый шедевр Муратовой обладает гипнотическим качеством - от картины, где «ничего не происходит», оторваться нельзя — она заматывает, затягивает в воронку, оставляя со щемящим чувством боли, без которого не бывает подлинного искусства.

ол