Последнее и единственное интервью Галины Олейниченко

Она не давала интервью, стеснялась

Она не давала интервью, стеснялась. О ней было много публикаций, статей, рецензий в прессе и ей посвящали целые главы в книгах о музыке и монографиях крупнейших оперных театров. Однако, единственное интервью она дала лишь музыковеду Татьяне Черкавской несколько месяцев назад для журнала «Музыка и время». Ее фото поставили на обложку номера. Как рассказывает Татьяна, встреча постоянно переносилась, Галина Васильевна постоянно повторяла: «Ну о чем мне рассказывать, ничего интересного». Может, поэтому от беседы невозможно оторваться.

Напомню, вчера, 13 октября, Галина Васильевна на 86-м году ушла из жизни.

Галина Олейниченко: голос - это Божий дар!

19 марта 2013 года в Шуваловском зале Российской академии музыки им. Гнесиных прошел творческий вечер, посвященный 85-летию Галины Васильевны Олейниченко - живой легенды оперной сцены, народной артистки РСФСР, ведущей солистки Большого театра, ныне профессора кафедры сольного пения РАМ.

Прозвучали записи арий и романсов в ее исполнении. Складывалось ощущение, будто с каждым новым произведением вокруг меняется пространство и возникает новая героиня. Такое «смысловое» пение и такое проникновение в характеры целой галереи персонажей создали зримое присутствие сцены, и каждый звучащий образ превращался в видимую реальность.

Среди гостей вечера была Алла Ивановна Друзьева, она слушала Галину Васильевну на протяжении всей ее карьеры в Большом театре и рассказала о своих впечатлениях: «Я большая ее поклонница. Голос Галины Васильевны всегда мне напоминал колышущуюся на ветру, на фоне голубого неба, ветку белой акации - душистой, прозрачной, с весенней нежностью и чувственностью, и с легкой горчинкой... Великий голос, с которым и сравнить никого нельзя: мягкий, как дыхание ветра, дыхание души самой, и высокие ноты - воплощение идеальной чистоты, будто душа открывается... Просто эталонное звучание! Ну, где еще такое можно услышать? Только у Галины Васильевны, у этого гиганта сцены. Да, гиганта, а как ее еще можно назвать? Я счастлива, что всю жизнь, с молодых лет хожу в Большой театр и вот таких людей имела честь слышать».

С веткой белой акации... А ведь не было известно счастливой свидетельнице живого звучания голоса, что главные события детства и юности, которые определили всю дальнейшую жизнь Галины Олейниченко, произошли в Одессе, городе белой акации. И гроздья душистые в кружеве нежной зелени по сей день остаются самыми милыми ее сердцу цветами. Она рассказывает об Одессе, словно признается городу в любви, - взволнованно и вдохновенно, так, будто прожила там не пятнадцать лет, а всю свою жизнь. И солнечная Одесса, ее малая родина сохраняет свой свет в душе певицы до сих пор.

Юбилей «нашей Галочки» - как сразу и навсегда нарекли одесситы Олейниченко после ее дебюта в 1952 году в Одесском театре оперы и балета - Одесса отметила спектаклем «Травиата» 23 февраля 2013 года, в день рождения уникального лирико-колоратурного сопрано.

Галина Олейниченко попала в этот город в 10 лет, вслед за старшей сестрой. В те годы комиссия из педагогов школы Столярского ездила по проселочным дорогам на телегах в далекие села в поисках музыкальных талантов. И в селе Граденицы они выбрали старшую сестру Галины Надю Олейниченко для обучения. Надя стала учиться игре на арфе, и Гале так понравился этот царственный инструмент, что она последовала примеру сестры...

- Как началось ваше обучение игре на арфе?

- У меня, конечно, не было такого инструмента, и между ученицами распределили время занятий. Заниматься я каждый день ходила пешком на довольно дальнее расстояние по улице, у которой в разное время было три названия - Воровского, Малиновского или Малой Арнаутской, - до Сабанеева моста на Екатерининской площади, которая имеет форму треугольника. Именно там находился мой музыкальный лицей, совсем рядом с ныне существующим морским вокзалом.

- Вы рассказываете об Одессе так, что возникает впечатление совместной прогулки...

- Одесса мой любимейший город. Хоть я и жила в нем меньше, чем в других местах, но у меня такое впечатление, что я провела там всю жизнь. В Москве я уже 60 лет, но совершенно не чувствую себя так, как в Одессе, там потрясающее чувство свободы, кажется, что крылья вырастают, там живая атмосфера жизни и общения. Меня всегда просто до слез трогают воспоминания об Одессе. Я обожаю этот город и до сих пор мысленно с удовольствием гуляю по его улицам. Каждый дом, каждый вид все знакомо и настолько мне близко, настолько все мое родное... А эти потрясающие прямые улицы Одессы! По ним хотелось не ходить, а летать. Я ходила в теплое летнее время босиком, представляете? (смеется). Не потому, что мне так хотелось, а потому, что не в чем было идти.

- Время вашего обучения совпало с войной. Она каким-то образом коснулась вас?

- Одесса - особенный и радостный город. Но во время военной оккупации в воздухе висели напряжение и опасность, люди находились в пасмурном и тяжелом настроении. Было голодно, и из дома продали все, что было возможно, чтобы прокормить четверых детей. Как-то раз наша семья собралась вокруг банки с тушенкой, деньги на нее собирали долго. А когда открыли, то под слоем жира увидели песок. Тогда же на рынках можно было обменять или купить немецкие длинные , как сапоги, плотные шерстяные носки - очень хорошие. И мама каким-то образом сумела их приобрести, я носила их с ботинками зимой. Однажды меня остановил немецкий патруль - они ходили по несколько человек, проверяли порядок, который был установлен. Увидели на мне эти носки, завели в подворотню и заставили их снять, видимо, решили забрать свое имущество. Конечно, это был сильный стресс, и холодно было. И я очень хорошо помню, что, несмотря на все это потрясение, меня беспокоило опоздание на урок. Об этом, как мне казалось, я переживала даже больше, чем за эти носки, представляете? Пришла в лицей и рыдала.

Немцы тогда подарили Одессу Румынии, и, соответственно, там стояли румынские войска. Обычно в оккупированных городах театры уничтожали сразу. А в Одессе театр с восхитительной акустикой и чудесной архитектурой сохранили, и он работал для завоевателей, - правда, до тех пор, пока не началось их отступление. При отступлении театр заминировали, и великое счастье, что его спасли наши войска! Мы учились, насколько это было возможно, и во время оккупации я часто ходила в Одесский оперный театр, потому что в лицее нам давали бесплатные пропуска на галерку. И я этот театр полюбила с первого дня и слушала весь репертуар. Приезжали гастролеры из Румынии, Германии и пели, в основном, на румынском языке. Именно тогда я впервые услышала «Травиату» в исполнении румынской певицы Анны Хубик, она была великолепной актрисой. Впечатления, которые оставила сама опера и партия Виолетты, были настолько сильными, что я плакала, сидя в зале. Это откровение сцены, которое я испытала в ранней юности, стало для меня тем импульсом, благодаря которому я страстно захотела быть певицей, даже еще не зная - а есть ли у меня голос?

Много лет спустя я пела «Травиату» в Румынии и, кроме Бухареста, спектакль шел еще в Клуже, втором по величине городе страны. Оперный театр Клужа - абсолютная копия одесского, только в миниатюре. И вдруг ко мне пришла певица, со словами благодарности за исполнение. Это была Анна Хубик, уже на пенсии. Я рассказала ей, какую роль она сыграла в моей жизни. И для меня и для нее эта встреча стала мощной встряской, откровением, как будто прошлое возвратилось, мы обе были в полном потрясении. Мы тогда подарили друг другу свои фотографии. Она прекрасно выглядела, на фотографиях это видно.

А в 40-е годы, во время оккупации Одессы, Анна пела с замечательным тенором Николаем Дидученко, который повторял все ведущие теноровые арии по три раза - на русском, румынском и итальянском языках.

Так вот, когда я пришла в театр, то пела «Риголетто» с Николаем Николаевичем и никак не могла поверить, что такое вообще могло случиться! Он стал прекрасным моим партнером и во время первого исполнения «Травиаты» в Одессе.

- Известно, что вы триумфально закончили обучение в Одесской консерватории и ваше имя занесено на мраморную Доску почета рядом с именами Ойстраха, Гилельса, Зака...

- Всю жизнь я благодарна своему любимому педагогу - Наталье Аркадьевне Урбан, у которой я училась в Музыкальном училище и в Консерватории и с которой совместно сделала много партий. Благодарна, что она вела меня в соответствии с моей природой... Насчет триумфальности... (улыбается) мне вспоминается эпизод с выпускного экзамена. Собрались все, кто уже слышал меня в оперном театре в партии Джильды. И зал был настолько переполнен, что с первого этажа прибежали предупредить, что на потолке появляются трещины. Люди не хотели расходиться, и комиссия сообщила, что экзамен переносится, и все должны покинуть зал. Тогда мне предстояло срочно уехать на фестиваль-конкурс в Бухарест, и я спела экзамен поздно вечером. А люди все равно не разошлись, просили открыть окна и слушали на улице.

- Всесоюзные и Международные конкурсы тогда были редкостью, и каждый из них превращался в огромное событие. Победители сразу становились известны и популярны.. На Московский конкурс тогда приехало 170 человек, а в Тулузе соревновались 220 участников. И вы стали первой из Советского Союза, кто победил на вокальном Международном конкурсе.

- Из Киевского театра я уехала на конкурс в Москву, будучи не совсем здоровой. И у меня пропал голос. Совсем. И, вместо того чтобы готовиться, я вынуждена была молчать. Но, слава Богу, буквально накануне конкурса голос восстановился, и я победила.

А в Тулузе была такая практика, что все участники пели за ширмой, и комиссия не знала, какой голос кому принадлежит.

После получения Гран-при в Тулузе, я думаю, что самой значительной наградой этой победы было приглашение записать пластинки за рубежом и провести гастроли по Франции.

Что мне сразу же и запретили сотрудники советского посольства. Сказали, что все-все транспортники Франции собираются бастовать, и поэтому я должна срочно улететь обратно. Это было нелепо. Тогда мне позволили только выступить по телевидению с оркестром. Был выходной день, бухгалтерия была закрыта. В это же время на другом канале выступал Ив Монтан, и он сказал: «Я Галине отдам свой гонорар, а после вы мне выплатите ее деньги». Так все и случилось. И мне нужно было срочно потратить все эти деньги, потому что по закону я не могла привезти валюту в Россию. Это была самая настоящая эпопея! 500 тысяч франков потратить за два дня было очень трудно. Так что я делала? Покупала большой чемодан, заходила в большой магазин и набрасывала в чемодан все, что мне хотелось, брала такси и отвозила в гостиницу. Потом снова покупала чемодан и шла в другой магазин - пока не потратила все деньги. Помню, привезла полчемодана французских духов, которых мне хватило на много лет дарить и пользоваться самой. Поэтому французские духи со мной по жизни с 57 года.

- После этого конкурса началась ваша работа в Большом театре. Какие самые яркие впечатления остались от того времени? Они связаны с премьерами, или рядовые спектакли тоже оставили свой след?

- Для меня каждый спектакль был событием, независимо от того, была ли это премьера или очередной спектакль. Я воспринимала это как послание свыше и относилась к предстоящему спектаклю как к божественному подарку. Приезжала очень рано в театр: за три - три с половиной часа, потому что не могла усидеть дома, и наслаждалась этой тишиной в театре. Сидела за гримерным столиком и всегда гримировалась сама. Любила слушать, как возникали театральные звуки: сначала - тишина, никого, потом вдруг где-то кто-то начинал разыгрываться, дальше слышался стук молотков - ставили декорации. Каждый спектакль был для меня как сказка - приходишь в театр и окунаешься в сказку, в которой все оживает, понимаете? И ты выходишь в совершенно другом настроении на сцену к публике, хочется все, что в тебе есть, максимально передать, все донести. Хоть и не всегда получалось, наверное. Помню, когда я подходила к кулисам, чтобы выйти на сцену к публике, у меня сердце стучало так, что я слышала его стук просто физически, не то что внутренне, а физически, как будто сердце бьет в барабан. Особенно сильно это чувствовалось в «Травиате», да и во всех других спектаклях тоже. Но при первых шагах на сцене все проходило, и дальше я была в образе, в пространстве сцены. Я обожала спектакли и все, что было с ними связано. Когда приезжала на репетиции или когда нас подвозили на машине к театру на спектакли, я как будто бы на новую планету вступала. Это немыслимо, но для меня театр промелькнул как метеор в космосе, и в этом космосе я старалась запомнить каждое мгновение. А после спектакля первое, что я делала, вернувшись домой, разбирала цветы, ставила их в вазы и расставляла по своим местам. Потихоньку приходила в себя, ужинать не хотелось, и часто до утра не могла уснуть. А после долго спала, если не было репетиций на следующий день. Каждый приход в театр был для меня счастьем и радостью, это я унесу с собой навсегда, потому что немыслимо забыть такие ощущения. Невозможно назвать хоть одно выступление, на которое я шла просто потому, что так надо. Всегда как на праздник.

- Можно сказать, что это была страсть к опере?

- Может быть. К опере и вообще к пению. Но самая большая страсть, конечно, была к «Травиате». Это самая любимая партия, самое выдающееся для меня произведение. Если бы Верди не написал «Травиату», я вряд ли бы стала певицей. Еще ведь в самом начале подумала: «Один раз спеть Виолетту - и можно умирать...». Эти чувства меня никогда не покинут. Чувство пения, чувство выхода на сцену, подготовка произведений с концертмейстером. Все вместе взятое - это жизнь, которую трудно, не будучи вокалистом, себе представить.

- Эти чувства вы испытывали только в оперном театре?

- Я обожала петь, где бы то ни было: на заводах, на фабриках, в колхозах. Вспоминаю, как в глухой деревне мы приехали с группой артистов из Одессы давать концерт, а в селе никого нет - все на полях, в коровниках работают. Мы подождали, и люди подтянулись. Привезли тогда программу классических произведений, которые должны были исполнять не под оркестр, конечно, а под баян или аккордеон. Я пела и видела, как темные усталые лица стали преображаться, появлялся свет в глазах. Наши дорогие слушатели-труженики будто сбрасывали с себя всю тяжесть жизни. Хлопали, и когда концерт закончился, хотели, чтобы мы исполнили что-нибудь еще. А у нас с собой не было других нот и переложений для баяна. Тогда они попросили повторить весь концерт еще раз! И мы это сделали. Для меня вся публика была избранной, и я выходила на сцену ей служить. Это было самым главным для меня. Причем, не просто выйти спеть, а непременно понравиться, спеть так, чтобы затронуло всех.

- Наверное, вы в каждой фразе стремились передать состояние героини, раскрыть ее эмоцию?

- Конечно, и мне очень помог в этой работе Владимир Михайлович Гориккер, который был тогда моим мужем. Он приехал в Одессу из Москвы и стал режиссером Одесского, Киевского оперных театров, а затем кинорежиссером и поставил много фильмов-опер. Причем снимал не сценические постановки, а создавал полноценные художественные оперные фильмы . Пели солисты Большого театра, а играли драматические артисты, которые оптимально подходили по образу для каждой роли. В его фильмах «Царская невеста», «Иоланта», «Севиль» я озвучивала главные партии. Героиню Дильбер я записала на русском и азербайджанском языках. Огромное количество людей приобщились к оперному жанру и полюбили его. Именно Владимир Михайлович и подвигнул меня к такому пониманию исполнения, сказав , что без смысла - нет смысла выходить на сцену (смеется). То есть без наполненного содержанием звучания не стоит выходить на сцену вообще, это никому не надо.

- Интересно, а Владимир Михайлович с вами постоянно работал или в большей степени вы работали сама с концертмейстерами?

- Он бывал на каждом спектакле, выступлении, и мы обязательно обсуждали и анализировали мое исполнение. Когда я делала программы, и приходил концертмейстер - а мне посчастливилось работать с замечательными концертмейстерами, - то естественно, он тоже присутствовал. Особенно когда мы готовились к конкурсам в Бухаресте, Москве и Тулузе. В вокал он не вмешивался, но помогал работать над смысловым наполнением каждой фразы и над сценическим образом. Это было бесценно. И сейчас вспоминается, как в Одессе мы начинали работать над партиями Джильды и Волховы в его спектаклях, и над другими спектаклями, в которых я была занята - Анто-нида из «Ивана Сусанина », Виолетта из «Травиаты». После общих репетиций, он еще дополнительно разбирал со мной абсолютно каждую фразу, каждую сцену. Там были певицы с большим стажем, и они неохотно шли на репетиции с молодым режиссером. А я с удовольствием слушала его замечания обо всех нюансах, и мне открывалось понимание глубины и качества исполнения. Людмилу из «Руслана и Людмилы» Глинки мы делали с ним в его постановке уже в Киевском оперном театре.

- Как вы думаете, это повлияло на ваши блестящие победы на всех конкурсах и на такую стремительную, можно сказать, феерическую карьеру?

- Конечно! Ведь я родилась в деревне, жила в Одессе, это специфический город, как вам известно, поэтому надо было развиваться, чтобы выйти на высокий уровень. В консерватории сценическому мастерству не уделяли внимания, занимались только вокалом. Поэтому я очень рада, что еще до окончания консерватории попала в театр, в постановку «Риголетто» к Владимиру Михайловичу. И актерское мастерство осваивала под его руководством много лет, что отразилось на моем творчестве.

- В Одессе впервые возник прецедент, когда премьеру «Риголетто» Гориккера с вашим участием пел второй состав молодых артистов, а не маститые певцы первого состава. И успех был такой, что его помнит вся Одесса! А вот премьеру «Травиаты» вам не дали спеть, но почему?

- Тогда для меня это казалось трагедией - я так долго шла к моей любимой Виолетте, и нашу встречу отодвинули несправедливо. Премьеру «Травиаты» тогда пела многоопытная Зинаида Ивановна Садовская, до моего прихода в Одесский театр она была ведущей колоратурой, ей было 56 лет. И тут появилась я, студентка, конечно, ей было больно и тяжело. Сейчас я понимаю, что самая большая трагедия для певца - это возраст, в связи с которым предстоит покинуть театр. Уходить из театра - это все равно, что хоронить очень близкого человека. Это колоссальная потеря! Хотя переходишь в другую ипостась, преподаешь и выступаешь больше в концертах, но театр - это что-то божественное! Сама я приняла решение уйти из театра довольно рано. Мои героини, в соответствии с голосом, совсем юные. И хотя я еще много лет вела концертную деятельность, с театром решила проститься, чтобы мне вдогонку не говорили: «Когда же она уйдет?»

- А что бы вы сказали и пожелали современным певцам?

- Современным певцам, как и своим студентам, я желаю вдохновенного труда, без него ничего не получится. И чтобы не боялись трудиться, потому что это счастливый труд. Я считаю, что и я мало трудилась. Было много предложений записываться, выступать на радио, но казалось, зачем это? - мне вполне достаточно театра. Никогда не стремилась как-то выделиться, где-то пиарить себя, да? - так это теперь называется? Эта сторона у меня совершенно отсутствовала. А сейчас понимаю, что должна была ездить по всему миру, и приглашения были, но много раз приходилось отказываться по нелепым причинам. Поэтому я считаю, что надо больше трудиться, пока ты в силе. Надо публике доставлять удовольствие и радость и самой также получать счастье от этого, вот так.

А еще главное - беречь здоровье. Конечно, голос всегда в тренаже, он разгорячен, поэтому надо быть очень осторожным после выступления, остыть в тепле, не спешить на ветер, на мороз. Я, например, когда ездила в Ленинград, - а я очень любила там петь, - всегда после концерта быстро переодевалась, а иногда даже в концертном платье садилась в поезд, надо было спешить в Москву. Поклонники, друзья, все на вокзал приезжали, провожали и приходилось болтать на перроне. И, как правило, я приезжала из Ленинграда простуженная. Каждый раз я зарекалась, что уже не буду так делать, но не могла устоять, потому что знаете, такое возбуждение после концерта, после спектакля, ну как будешь молчать? Поэтому после Ленинграда на следующий день ларинголог выдавал бюллетень - режим: молчание абсолютное, все!

А еще пожелаю молодым певцам - не экономить, а отдавать всю свою энергию в зал, и тогда она стократно к тебе возвращается аплодисментами. Публика всегда чувствует, когда к ней выходишь максимально наполненной желанием все ей передать. Помню, как знаменитый пианист Яков Флиер выходил на сцену с такой энергией, что зал взрывался аплодисментами еще до того, как он начинал играть. Понимаете, у него была какая-то взрывная энергия! И я это внутреннее состояние понимала и таким же образом выходила на сцену петь. Любовь публики - это великий дар! Кстати, вспомнился какой-то поклонник он всегда бывал на концертах в Большом зале Консерватории и приносил не букет, а каждый раз ставил передо мной вазу с цветами на сцену. Все это я и сейчас вижу перед собой. В общем, есть что вспомнить.

- Я знаю, что вы были любимицей высшего руководства страны и Москвы много лет.

- Не столько я, скорее, мой голос. Да, была знакома и с Хрущевым, и с Брежневым. Помню, был такой Гришин, и с Косыгиным я была в избирательной комиссии Моссовета, вручала ему мандат депутата - уже не помню чего. Все это было. Когда меня приглашали на все правительственные концерты, то непременно просили спеть «Соловья» Алябьева. Я уже не могла слышать этого «Соловья». Хотелось петь и другие произведения, но всегда и непременно - подавай им «Соловья»!

- Хочу сказать, что петь так, как пели вы, возможно, если только человек обладает чистой, глубокой, незамутненной, неиспорченной открытой душой. У историка одесского театра Валентина Максименко, который всю жизнь был поклонником вашего таланта и слушал вас с молодости, я прочла: «Ее кристально чистый голос, искренняя вера в «предлагаемые обстоятельства», обаяние молодости пленили публику. Ее Виолетта была менее всего куртизанкой: внешний мир не коснулся сердца героини, полного любви и благородства». Об этом же говорил и Александр Петрович Петров - редкого мастерства певец и педагог вокала. Он со своей мамой слышал вас в 56-м году в Большом театре в «Травиате», и мама его плакала, и весь зал плакал во время вашего исполнения. И он сказал мне, что у вас был просто ангельский голос.

- Спасибо, это очень приятно слышать. Но знаете, я мало сделала в жизни. Многие считают, что нельзя так говорить. Но я могу так сказать, внутренне, душой я это понимаю. И, тем не менее, я считаю себя счастливым человеком, потому что у меня был голос. Это Божий дар.

Ее назовут «звездой» в Англии, отметив, что «удивительно послушный голос чист, прозрачен, гибок. Разные по стилю вещи доставляли равное удовольствие».

В Китае напишут: «Ее голос напоминает непрерывно звенящий ручеек или звуки скрипки, на которой играет большой мастер... Он звучит очень легко, естественно, без всяких усилий».

В Гоеции: «Олейниченко обладает феноменальным голосом. Она поет в строгом стиле, с большим чувством, обладает безграничной музыкальностью, мягкостью. Ее голос чист, восхитителен».

В Польше: «Выдающееся мастерство и вокальные качества, осмысленная до мельчайших деталей актерская игра и прекрасная сценическая внешность».

3 апреля 2013 года в Большом театре в честь 85-летия Галины Васильевны Олейниченко пройдет спектакль «Травиата», и она будет смотреть и слушать его уже из Директорской ложи.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Победы Галины Олейниченко:

Международный фестиваль молодежи и студентов в Бухаресте (Золотая медаль, 1953 год).

Всесоюзный конкурс вокалистов в Москве (Золотая медаль, 1956 год). Председатель жюри конкурса Валерия Барсова отметила, что голос Олейниченко - «бриллиант чистой воды».

Международный конкурс вокалистов в Тулузе (Золотая медаль и Гран-при, 1957 год). После успеха в Тулузе одна из парижских газет писала: «По силе и обаянию ее голос не уступает голосу выдающейся итальянской певицы Амелиты Галли-Курчи».

Среди 30 ролей, спетых на сценах многих театров - Волхова, Снегурочка, Царевна-Лебедь, Марфа, Шемаханская царица, Сирин («Садко», «Снегурочка», «Сказка о царе Салтане», «Царская невеста», «Золотой петушок», «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова);

Антонида, Людмила («Иван Сусанин», «Руслан и Людмила» Глинки);

Иоланта, Прилепа («Иоланта», «Пиковая дама» Петра Чайковского);

Ксения, Эмма («Борис Годунов», «Хованщина» Мусоргского);

Ольга, Актриса («Повесть о настоящем человеке», «Война и мир» Прокофьева);

Зинка «Судьба человека» Дзержинского);

Лена («Октябрь» Мурадели);

Настя («Семья Тараса» Кабалевского);

Весна («Зима и Весна» Лысенко);

Дильбер («Севиль» Амирова);

Виолетта, Джильда, Оскар («Травиатта», «Риголетто», «Бал-маскарад» Верди);

Розина («Севильский цирюльник» Россини);

Сюзанна, Барбарина («Свадьба Фигаро» Моцарта);

Лакме («Лакме» Делиба);

Каролка, Янек («Ее падчерица» Яначека);

Титания («Сон в летнюю ночь» Бриттена).

В репертуаре Галины Олейниченко около 20 концертных программ, в которые входят арии из «Лючии ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти, «Манон Леско» Жюля Массне, колоратурные арии Джоаккино Россини, Лео Делиба, более 300 романсов и песен.

Ее слышали в Австрии, Албании, Англии, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Германии, Голландии, Греции, Италии, Китае, Монголии, Нидерландах, Польше, Румынии , Франции , Чехословакии, Югославии, Швейцарии... Ей посчастливилось получить международное признание.

Партнеры Галины Олейниченко по сцене - С. Лемешев, В. Норейка, П. Лисициан, А. Эйзен, Т. Куузик, Г. Отс, Б. Гмыря, Д. Гнатюк, З. Калтон, Савченко, И. Петров, А. Иванов, Атлантов, Е. Нестеренко, Е. Кибкало, Н. Гяуров, З. Анджапаридзе, Н . Херля и др.

С 1980 года в течение 15 лет Галина Олейниченко преподавала в Государственном институте театрального искусства им. А. В. Луначарского на кафедре сольного пения (РАТИ). С 1994 года по настоящее время она преподает на кафедре сольного пения Российской академии музыки им. Гнесиных. Многие ее ученицы - победители международных конкурсов - работают в ведущих труппах оперных театров нашей страны и зарубежья.

Беседовала Татьяна Черкавская