Камиль Ларин: «День выборов-2» получился слишком документально-художественным

Камиль Ларин в гостях у Давида Шнейдерова на Радио «Комсомольская правда»

Фото: Давид ШНЕЙДЕРОВ

Шнейдеров:

- Программа называется «Синемания-2. Высшая лига». Потому что у нас с Анной Пешковой в гостях представитель высшей лиги отечественного кинематографа. Нашего сегодняшнего гостя мы приветствовали стоя. Вы не видели, может, и к счастью. Дело в том, что у нас в гостях генерал-лейтенант ФСБ Камиль Ренатович, губернатор одной из областей. Камиль, здравствуйте, я очень рад вас видеть.

Ларин:

- Здравствуйте, дорогие друзья. Точнее, все-таки генерал-майор. Расскажу сразу историю, с этим связанную. Раз уж вы сказали о звании. После выхода «День выборов-1» мы поехали в Калининград. Подходит ко мне человек в штатском и говорит: «Здравствуйте, Камиль». Я говорю: «Здравствуйте». «Я сотрудник ФСБ». Я говорю: «Звание?» Он говорит: «Капитан». Я говорю: «А я полковник». И похлопываю его так по плечу. Он сначала напрягся, потом я говорю, что это шутка. Эту историю я рассказывал несколько раз в СМИ. И вдруг мне пишет недавно этот самый человек. Он говорит: «Камиль, мне очень приятно, что вы рассказываете о нашей встрече, о нашем диалоге. У меня все нормально. Я вас скоро уже догоню. Я подполковник». Я говорю: «Поторопитесь. Я уже генерал».

Шнейдеров:

- У нас в гостях участник «Квартета И» Камиль Ларин. Фильм «День выборов-2» идет на российских экранах. Так что я надеюсь, что после нашей замечательной беседы вы в эти выходные сможете пойти, нет, захотите пойти и обязательно посмотрите кино «День выборов-2». У Камиля в ноябре был день рождения.

Ларин:

- В День милиции, кстати.

Шнейдеров:

- Предсказуемый вопрос. Камиль окончил Волгоградский энергетический техникум. Как занесло в ГИТИС и в Москву? В связи с вашим новым званием, в детстве хотели стать милиционером?

Ларин:

- Хотел. Где-то до 10 лет, может быть до 12 лет очень хотел. Потому что у меня брат двоюродный был милиционер. Он приходил в этой форме. Она ему так шла, я брал у него фуражку, подходил к зеркалу. Мне очень нравилось. Мне до сих пор идет форма.

Шнейдеров:

- А стихотворение про дядю Степу заставляли учить в детстве?

Ларин:

- Не заставляли. Я сам.

Шнейдеров:

- Что-нибудь помните? «Уважали дядю Степу за такую высоту…»

Ларин:

- Там что-то про «Спартак»: «Ах, как жалко, наш «Спартак» не догонит их никак!»

Шнейдеров:

- Так как занесло в ГИТИС и в Москву?

Ларин:

- Я закончил техникум. И дальнейшие предложения родителей заниматься вот этой технической стезей меня не привлекали. Я давно канючил, хотел поехать именно в Москву. У меня был забавный случай. Параллельно с Москвой я еще съездил в Ярославль. Приехав туда, я зашел, сидит комиссия, которая, в принципе, уже закончила работать. Или у них перерыв какой-то. Я зашел и говорю: я хочу… Они говорят: что? Я хочу поступать. Что, с такой дикцией вы хотите поступать? Я говорю: вы же меня еще не слышали. Приходите через полчаса. И я пришел через полчаса, говорю: «Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий…» И вот очень четко им все произнес. Они говорят: ну все, вы приняты. Я показал еще пантомимы, песни спел. Когда надо, мы умеем говорить.

Шнейдеров:

- Это был актерский факультет в Ярославле?

Ларин:

- Конечно.

Шнейдеров:

- А почему в Москве – эстрадный?

Ларин:

- Потому что сложно было в Москве поступить, пробиться. Тем более самим, огромный конкурс на одного человека, слишком много желающих на одно место. Как и все абитуриенты, пришлось пройти через школу-студию МХАТ. Везде дошел до конкурса. И все, дальше потолок. А вот эстрада – как-то у нас получилось. Спасибо Владимиру Сергеевичу Коровину, покойному нашему мастеру курса, у которого мы были единственный. Он мхатовский актер, который с эстрадой вообще никак не был связан. Он не знал, что вообще нам преподавать. Он нам всегда говорил: ребята, побезответственней. Вот что мы и делаем. Когда вот этот напряг существует у артиста, он выходит. Нет, он говорит: перед выходом просто сбросьте и дальше уже играйте. Вот эта легкость эстрадная у нас и передалась. Хотя мне часто говорят: Камиль, вы серьезный драматический актер. Что я время от времени иногда и показываю.

Шнейдеров:

- А в дипломе написано «артист разговорного жанра»?

Ларин:

- Нет, артист эстрады. Мы поступали в ГИТИС, а закончили РАТИ. И у нас был там «артист разговорного жанра». А здесь – «артист эстрады».

Шнейдеров:

- Звучит. Итак, ГИТИС, знакомство с коллегами по «Квартету И». Дальше пошло и поехало. «День выборов». Пришло сообщение: «Сегодня посмотрели «День выборов-2», очень понравился. Спасибо «Квартету И» и всем участникам и создателям.

Ларин:

- Спасибо. Приятно, что у вас такой хороший вкус.

Шнейдеров:

- Я в свое время общался с Мэттом Деймоном. Он сказал, что в природе существуют три удачных сиквела: Новый завет лучше Ветхого завета, второй «Крестный отец» лучше первого «Крестного отца», «Приключения Гекльберри Финна» лучше «Приключений Тома Сойера». Ваше отношение к сиквелам?

Ларин:

- Да прекрасное отношение. Бытует такое мнение, что сиквелы не очень выходят. При популярности приквела сиквел может казаться слабее. Потому что история уже известная, и вот мы идем по накату. Куй железо, пока горячо. Мое отношение, что их нужно делать, если есть какая-то недосказанность. Но не факт, что они могут быть такими же популярными.

Шнейдеров:

- Игорь пишет Камилю: «А вы не боитесь снимать фильмы про коррупцию на выборах? Первый фильм был очень похож на правду».

Ларин:

- И второй тоже очень похож.

Шнейдеров:

- Так очень похож или правда?

Ларин:

- Я его вообще назвал документально-художественным. «День выборов-2». Тут тоже есть грань какая-то. Не нужно лезть совсем высоко.

Шнейдеров:

- А почему?

Ларин:

- Собственно говоря, зачем мы будем кого-то там подначивать или дразнить? У нас же все равно комический театр. И мы делаем комедии. Мы же не политические рупоры какие-то. Мы делаем намеки. Умный поймет, дурак не догадается.

Шнейдеров:

- Вы считаете «День выборов» политической сатирой?

Ларин:

- Политический памфлет? Нет. Знаете, дело в том, что именно политическая комедия – у нас практически ее нет. И мы в этой нише немножечко время от времени напоминаем. Да это и нормально. Обличать по-серьезному – у нас нет такой цели. Мы просто видим, что происходит. И об этом, главное, знают. Это как, когда мы выпустили «О чем говорят мужчины», нам сказали: слушайте, мы думали, что это у нас только так, в нашей семье. А оказывается, это у всех. Мы просто произнесли вслух, и все сказали: о, здорово! Один человек подошел после спектакля и сказал: спасибо вам большое за ваш спектакль, я передумал жениться.

Шнейдеров:

- У нас звонок.

- Меня зовут Владимир. Камиль, живу в поселке Руднево в Волгограде. Как с вами можно связаться, чтобы поговорить? У меня к вам есть предложение.

Ларин:

- В Фейсбуке можете написать.

Шнейдеров:

- А вы хотите, чтобы Камиль на всю страну сказал свой мобильный телефон?

Ларин:

- С удовольствием пообщаюсь.

Шнейдеров:

- Вы только что говорили о вашем хорошем отношении к сиквелам. Соглашаясь на участие в «Дне выборов-2», вообще соглашаясь на этот проект, вы о той воде, в которую нельзя войти дважды, не думали?

Ларин:

- Мы стараемся и не входить дважды. Мы стараемся воду менять.

Шнейдеров:

- И при этом ребенка не выплескивать?

Ларин:

- Нет, не выплескивать. Его крепко держать на руках, если он совсем ребенок, если он совсем маленький. А если он уже умеет плавать, то поменял воду – и пустил туда. И вместе с ним можешь поплескаться.

Шнейдеров:

- Вы говорили про театр.

Пешкова:

- Все ваши фильмы дебютировали в форме театральных постановок, притом – достаточно успешных. Будет ли спектакль «День выборов-2»?

Ларин:

- Нет, не планировали. Как и вторая часть «О чем еще говорят мужчины». Это к вопросу о сиквеле, что первая часть у нас прошла очень удачно в прокате, и мы сразу по накату написали сценарий. Здесь была наша инициатива. С «Днем выборов-2» нам просто предложили продолжать эту тему. Ребята написали сценарий, мы его снимаем. А вот обратного – нет, не происходит. Да, наверное, и незачем. Есть другие темы. Мы сейчас делаем спектакль. Надеемся, в этом сезоне у нас будет новый спектакль. Нам есть о чем поговорить.

Шнейдеров:

- В первом «Дне выборов», когда составляют зарплатную ведомость, у артиста Ефремова просят назвать имя-отчество, он говорит: Михаил Олегович. Называет свои настоящие имя и отчество. Вы не Ренатович.

Ларин:

- Шамильевич.

Шнейдеров:

- А почему вы не стали до конца все?

Ларин:

- Во-первых, я понимал, что это все-таки не я, это какой-то другой персонаж. И наделять его еще… Хотя, нет, конечно, я хотел, чтобы имя моего папы было увековечено в этом фильме. Но там были такие политические события не совсем приятные, связанные с Басаевым.

Шнейдеров:

- Чтобы не было ассоциаций.

Ларин:

- Хотя я уверял: ребята, он не будет на слуху через год уже после событий. Фильм останется, а он как-то… Был великий Шамиль на Кавказе, можно было и сюда тоже. Но именно в тот момент это произошло. С другой стороны, правильно, что сделали.

Шнейдеров:

- Хорошо, не Камиль Рамзанович.

Ларин:

- Да, да, да. Сейчас меня называют: о, Камиль Ренатович! Я говорю: вы меня называете как персонажа, а миру-то я Шамильевич. Как вам проще.

Шнейдеров:

- Почему и в «Дне радио», и в «Дне выборов» первом и втором вы обязательно вставляете куски на татарском языке? Это изначально закладывалось в сценарии? Или это ваше внесение?

Ларин:

- Это пошло еще от персонажа «Дня радио» и «Дня выборов». У нас первый спектакль был «День радио», и вот ребята придумали монолог с мамой. Я, естественно, перевел на татарский то, что я знаю. И вот этот диалог произошел. А потом дальше это была не визитная карточка, ну а как? Если он татарин, время от времени его прорывает. Либо его используют, как в первой части, выступающим представителем Сирии. Так же и здесь. Еще и охватить мою татарскую диаспору. Это тоже правильно. Потому что в прошлом году мне дали звание заслуженного артиста Республики Татарстан. Крайне приятно, когда люди звонят и говорят: слушай, ну ты молодец, продвигаешь наш язык.

Шнейдеров:

- Эх, как жаль, что мама Миши Козырева не заговорила с вами на идиш. Это был бы прекрасный диалог.

Ларин:

- Мы бы говорили и понимали друг друга.

Пешкова:

- Юмор «Квартета И» очень наблюдательный и тактичный. Как вам удается так точно подмечать забавные моменты поведении мужчин и женщин и преподносить это так, что люди, узнавая себя, находят это смешным, а не обидным или пошлым?

Ларин:

- Потому что мы стараемся находить именно моменты не пошлые, не, что называется, ниже пояса. Чуть выше. Там гораздо привлекательнее. Там есть голова, я это имел в виду. А в женской голове, да и в мужской на самом деле по большому счету, творится, конечно… Это две планеты, которые связать иногда очень сложно. И существует масса курьезных моментов и из нашей жизни, и из жизни наших друзей. Это все происходит в разговоре. А потом это может войти в сценарий. Наверное, от какой-то внутренней интеллигентности. При том, что мы цензоры лично себя, также у нас существует ценз внутри коллектива. Мы общаемся. И те самые шуточки не проходят, такие пошлые.

Шнейдеров:

- Пришло сообщение. «Крепкого здоровья вам. Моего любимого котика имя тоже Камиль».

Ларин:

- Как почетно. Вы там за ним хорошо ухаживайте. Кормите как следует, лелейте, хольте, причесывайте. С кошечками тоже не забывайте.

Шнейдеров:

- На ком вы проверяете юмор? Кто ваш последний судья?

Ларин:

- Наверное, судьи лично мы. Перед собой.

Шнейдеров:

- Вы исходите из того, что, если вам смешно, то и всем будет смешно?

Ларин:

- Мы проверяем. На женах, на любимых женщинах, на друзьях, которые так или иначе… мы понимаем, что он человек с юмором, и с ним можно на эту тему не просто поговорить, а проверить еще и шутки. Да, это происходит. Звонишь кому-то и просто рассказываешь.

Шнейдеров:

- Фактически, некий внутренний отбор у вас происходит всегда?

Ларин:

- Да.

Шнейдеров:

- Я всегда радую за то, чтобы вы смотрели кино в кинотеатрах. Не в компьютере, уж тем более не пиратили. Я принципиальный противник пиратства во всех его формах. Я считаю: кино нужно смотреть в кинотеатрах. Потому что именно там есть особая аура оттого, что вы не один, оттого, что сидят в зале люди, оттого, что это большой экран. Совершенно другое восприятие. А вообще, комедии, на мой взгляд, в принципе нужно смотреть в кинотеатре, когда есть люди.

Ларин:

- Я бы еще добавил, что деньги забудутся, а эмоции останутся. Говорят: а сколько у тебя поездка эта? Ой, дорогая. Я говорю: ты съезди. Человек приезжает: я видел столько всего! Дорого? Ну да, дорого. Через год забывается. А эмоции эти остаются. И большой экран, согласен абсолютно, я всегда хожу на какие-то нашумевшие фильмы, если мне рекомендуют или я понимаю, что стоящий фильм, конечно, лучше. Только большой экран. Все на «Выборы»! Идите и смотрите.

Шнейдеров:

- Я понял, на ком вы проверяете ваш юмор. Когда вы обсуждаете друг с другом элементы сценария, какие-то сцены и шутки, чье слово последнее? Кто выбирает последним?

Ларин:

- Нет такого. Просто, если два-три человека уже за, то… Это и понятно.

Шнейдеров:

- А права вето ни у кого нет?

Ларин:

- Если сказать, что нет, и все, - нет, ты обоснуй. Мы, когда отсматривали материал, я обоснованно говорил: вот здесь этот большой кусок. Объясню, почему. А вот здесь этого персонажа…

Шнейдеров:

- А если они не согласны? Если Леша, Слава и Саша не согласны? Простым большинством голосов?

Ларин:

- Да. Либо ты находишь еще аргументы. Это в какое время суток ты объясняешься, в каких обстоятельствах. Это тоже важно – переговорочные моменты. Человеку лучше звонить в первой половине дня, если какие-то деловые. Если к вечеру, он уже подустал, тут надо быть дипломатом.

Шнейдеров:

- А утром он еще не проснулся.

Ларин:

- Не шесть утра, не семь утра. Двенадцать, час.

Шнейдеров:

- После первой чашки кофе.

Ларин:

- Да, как минимум. И круассана.

Шнейдеров:

- Вы в своих фильмах шутите над огромным количеством тем. И политических, и не политических. Вы проходите по внутриполовым соотношениям.

Пешков:

- Существуют ли для вас табуированные темы?

Ларин:

- Существуют. Например, тема инвалидов – здесь нужно очень аккуратно. Человеческие физические недостатки… мы не в Англии. По-моему, там черный юмор безбашенный.

Шнейдеров:

- Вы над смертью могли бы посмеяться?

Ларин:

- «Быстрее, чем кролики» спектакль, по сути дела, это единственная пьеса комедийная, в которой у нас человек умирает. Не далее как сегодня спектакль «Быстрее, чем кролики», мы будем смеяться над смертью. А тут что смеяться над ней? Мы говорим о неизбежности. То, что жизнь проходит так быстро, даже быстрее, чем кролики делают свое дело. А они это делают очень быстро. Так вот, жизнь – миг. Но мы не заигрываем с жизнью и с смертью. Мы просто говорим, что это неизбежно.

Шнейдеров:

- У меня есть дома четырехсерийный сериал «День выборов». Какова его судьба? Олег Фомин говорил, что были определенные проблемы вокруг первого «Дня выборов».

Ларин:

- Серьезных проблем не было. Мы знаем, что этот фильм одобрили. Он бы не вышел, если бы…

Шнейдеров:

- Хочу обратить внимание всех зрителей Российской Федерации, только что в прямом эфире Камиль Ларин фактически подтвердил, что в нашем кино есть цензура. Потому что он сказал, что фильм одобрили, иначе бы он не выше на экраны.

Ларин:

- Я могу так сказать: его одобрили, может быть, не на самом высоком уровне. Но то, что посмотреть – посмотрели ради любопытства, да, наверное, это произошло. Но, наверное, это не дошло до президента.

Шнейдеров:

- Вот ему делать нечего. Он смотрит фильмы на уровне «Сталинграда». И «Легенда № 17». А всякие «Квартеты И»… Он и так знает, что происходит на выборах, лучше нас.

Ларин:

- Это все-таки, наверное, не цензура. Во-первых, мы понимали, что здесь…

Шнейдеров:

- Это ваши слова: «Если бы его не одобрили, его бы не выпустили».

Ларин:

- Мои слова. Может быть, я не имел в виду одобрения такого, как раньше существовали…

Шнейдеров:

- Из той организации, где вы фактически в этих картинах работаете.

Ларин:

- Просто одобрили в плане: хороший фильм. Это не значит: даем добро! Нет. У нас такой цензуры нет. Мы бы даже и не снимали его.

Шнейдеров:

- Фильм и сериал достаточно отличаются, как минимум, по хронометражу.

Пешкова:

- Что удалось более – фильм или сериал?

Шнейдеров:

- И будет ли сериал из второго «Дня выборов»?

Ларин:

- Что с первой частью, что со второй частью было очень много материала. Фильм первый нестандартный, он не час тридцать, как у нас принято, а часа два идет. Но резать его просто невозможно было. Про «День выборов-2» тоже можем сказать, что есть такое желание. Столько материала хорошего не вошло в фильм. Я очень надеюсь, что он все-таки будет. А по поводу того, что тиражировать – не тиражировать, первая часть, меня недавно друг спросил: а могу я эту версию получить? Я ответил: найду. У нас она не выпускалась на дисках, но она есть. Наверное, нужно ее выпустить.

Шнейдеров:

- Во время перерыва Камиль затронул тему одного из своих хобби, которое не приносит ему денег, но приносит для души. Камиль пишет стихи. И сегодня на эфире еще студенты Института телевидения и радио. Вероника хотела обратиться к Камилю.

Вероника:

- Рада, что у меня есть возможность с вами пообщаться вживую. В декабре 2011 года в одном из своих интервью вы прочли стихотворение слегка политического характера. Это единственное ваше творение подобного содержания? Или есть еще что-то?

Ларин:

- А какое именно? - спросил я, тем самым отвечая на вопрос. «Пролетела и зависла?».

Вероника:

- Про «Единую Россию».

Ларин:

- Кстати, оно не очень обидное было. Оно на политическую тему, я его не помню на память.

Шнейдеров:

- Скоро из печати выйдет 8-й том сочинений Камиля. Поэтический сборник, примерно на 350 страницах.

Ларин:

- 357 страниц.

Шнейдеров:

- Камиль вспоминал стихотворение из своего последнего, очередного тома. Он будет соревноваться в скорости с Львом Николаевичем Толстым.

Ларин:

- Буквально недавно гулял за городом с сыном. Пока сынок мой второй маленький спал, я придумал следующее стихотворение:

Падают снежинки прямо на траву.

Чувствую, что раньше встретим мы зиму.

Листья не опали, утки еще здесь.

Только вот снежинки набирают спесь.

Покрывают тихо сеяные поля,

Не чураясь вовсе летнего зноя.

Смело, по-хозяйски, словно коммунизм,

Землю уровняет снежный катаклизм.

В середине лета, в самую жару,

Падают снежинки – это не к добру.

Что за наважденье, что же за чума?

Почему в июле к нам пришла зима?

Не ищи ответа, в голове снуя,

Это просто, братцы, родина моя.

И ее мы любим, и живем мы в ней,

И на переправе не эксчендж коней.

Радостно ликуем, разбивая лбы,

Не страшат нас вовсе санкции судьбы.

И каприз природы стойко переждем.

Ведь в России, друг мой,

Мы с тобой живем.

Что нам снег в июле, грипп или чума?

Главное, чтоб в души не пришла зима.

Шнейдеров:

- Браво! Камиль, раз уж мы заговорили о Родине, согласны ли вы с тем, что юмор имеет национальный характер?

Ларин:

- Да. А я скажу – да, есть такое. Национальности есть разные, и юмор есть. Скорее, менталитет. Есть разные менталитеты и разная степень мышления. И, соответственно, юмор тоже существует.

Шнейдеров:

- Я как-то попытался перевести на английский друзьям-американцам анекдоты. Не работает. Они все воспринимают всерьез. У них слезы от ужаса начали капать. В чем особенности современного российского юмора?

Ларин:

- А вот эта фраза: над чем смеемся? Над собой смеемся. Нам всегда есть над чем пошутить.

Шнейдеров:

- Гоголь вечен.

Ларин:

- Вечен.

Шнейдеров:

- Салтыков-Щедрин?

Ларин:

- Абсолютно.

Пешкова:

- Считаете ли вы, что в России существует абсолютная свобода слова?

Ларин:

- Нет, наверное. Даже посмотреть на наших людей. Я читал статью про иностранца. Он российских мужчин воспринимает как очень суровых, серьезных, а местами даже злых. Им нельзя улыбнуться. Когда им улыбнешься, можешь схлопотать и по лицу. А на самом деле, пообщавшись в компании или в бане, совершенно по-другому они раскрываются. Мне кажется, что степень открытости… Да нет, у нас так уже давно сформировалось, до Сталина еще, при Иване Грозном. В общем, как-то здесь еще так…

Шнейдеров:

- Вы еще Рюрика вспомните.

Ларин:

- Рюрики мы… Ну да, почему нет? Почему наш шансон популярен.

Шнейдеров:

- У меня такое ощущение, что Россия – единственная страна, где блатняк обозвали шансоном.

Ларин:

- Согласен.

Шнейдеров:

- Если бы в кино была все-таки введена цензура, ушли бы из профессии, или, как советские режиссеры, приучились бы быстро говорить эзоповым языком?

Ларин:

- Наверное, второе. Хотя у нас нет цели заигрывать с властью в плане критики или заигрываний. Мы стараемся, как многие художники говорят, делать хорошо, отображать то, что у нас происходит. Я не думаю, сейчас уже не то время, чтобы уходить в подполье. Мандельштам был очень открытым, он писал в открытую про власть, про недовольство Сталиным. Зачем он это делал – другое дело.

Шнейдеров:

- Это особенно сейчас смешно звучало. Вы говорили, а на экране телевизора, который висит за вами, была надпись «Бесогон-ТВ». Совпадение. Вы с ребятами из «Квартета И», дружите много лет. А вы им всегда в лицо говорите правду?

Ларин:

- Я стараюсь, если эта правда не слишком ранит или не слишком обидит, либо завуалированно как-то это преподносить, либо я скажу… Во-первых, есть такая вещь: друзьям нужно говорить все. Друзья не должны обижаться. Потому что кто, как не близкий человек, тебе скажет правду? Мы с Лешей в большей степени обижаемся. Я и Леша, мы можем обидеться. Я быстро отхожу, Леша в своем состоянии существует. Он может уйти, подуться немножечко, лопнуть, потом опять собрать себя по кусочкам, прийти и дальше пообщаться. Можем и говорим. Тем более, чем дальше, тем степень откровенности гораздо обширнее.

Пешкова:

- А вам всегда друзья говорят правду в лицо? Если спектакль играли плохо или фильм не понравился?

Ларин:

- Я стараюсь как-то это чувствовать сам. Я понимаю.

Шнейдеров:

- Не задавать вопросы друзьям: ну как?

Ларин:

- Задаю. Иногда мне, допустим, что-то не понравилось, я задаю этот вопрос: насколько вам понравилось или нет. Мне говорят: да нет, ты что, здорово, хорошо. И тут я начинаю размышлять: то ли я чего-то не догоняю, то ли что-то не так. Всегда чувствуешь. Если вдруг какое-то недовольство, допустим, после каждого монтажа и чернового показа наших фильмов я расстраиваюсь так, что просто я понимаю: это провал. Мы смотрим эту черновую запись, и я понимаю, что все, господи, мы не то сняли, нельзя это показывать. Нет, потом добавляется музыка, что-то сводится. И как-то вот преображается. И хорошо, что у меня такое чувство возникает.

Шнейдеров:

- Вы сняли кино про губернаторские выборы. Про президентские не хотите?

Ларин:

- Да, собственно, нет. Вот это будет точно какая-то такая политическая штука. По-моему, это будет невесело.

Шнейдеров:

- Рональд Рейган, начиная свою карьеру как актер, сделал блистательную политическую карьеру. А Камиль Шамильевич Ларин? Тем более уже заслуженный артист Татарстана. Может быть, Минтимеру Шаймиеву и Минниханову идет новая смена?

Ларин:

- Я уже боюсь, потому что мысль действительно материальна. Два года до момента, когда мне дали звание заслуженного артиста Республики Татарстан, ребята баловались на наших корпоративных вечерах. Они все время говорили: «А теперь заслуженный артист Татарстана Камиль Ларин прочитает вам оду для именинника». И вот они так говорили, говорили и договорились. Прошло два года – мне дали это звание. Бог его знает…

Шнейдеров:

- Представим себе, что ситуация стала реальностью, и «День выборов-2» стал реальным. И Камиль Шамильевич Ларин стал мэром Москвы. Каков был бы ваш первый указ? У вас тридцать секунд.

Ларин:

- Не думаю, что я бы с головой окунулся в политику. Но первый указ так с кондачка я бы не сказал. Потому что этим нужно серьезно заниматься. Поэтому вот сейчас истекают тридцать секунд, а он ничего не сказал. Но он знает, что в следующий раз обязательно скажет.

Шнейдеров:

- Я знаю, что надо сказать: идите, смотрите «День выборов-2».

Ларин:

- Да, верно, друзья! Все на «Выборы-2».