Ельцин сделал то, на что Горбачев не решился

Заслуга Ельцина в том, что он решился на радикальные экономические реформы, чего не сделал Горбачев

Фото: фотохроника ТАСС.

Первый министр экономики России в начале 90-х Андрей Нечаев и первый пресс-секретарь первого президента РФ Павел Вощанов на Радио «КП» спорили о темных и светлых сторонах времен «Царя Бориса»

ЕЛЬЦИН И РЫНОК

- Ельцин обеспечил переход экономики России на рыночные рельсы и наполнил прилавки магазинов?

Нечаев:

- Заслуга Ельцина в том, что он решился на радикальные экономические реформы, чего не сделал Горбачев. Спрашивают: почему не пошли по китайскому пути? Экономика СССР и России находилась в состоянии коллапса. 35 % валового продукта – дефицит бюджета. Сальдо экономических отношений и денежных протоков с другими республиками, за исключением Азербайджана, у которого тоже была нефть, особенно при переходе на мировые цены, было глубоко не в пользу России. Только переход на рыночные рельсы мог спасти страну и создать условия, чтобы не наступили голод и хаос. Были прогнозы, что страна может не пережить без потрясений зиму 1992 года. Правительство Гайдара разработало проект указа о либерализации цен. Проект был написан моими пальцами. Но принципиальное решение принимал Ельцин.

Вощанов:

- По-человечески я Ельцину очень благодарен. Если б не он, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Но как к политику, как к человеку, который преобразовал ту страну, в которой я живу, я считаю, что большинство из нынешних проблем, которые страна с болью решает и ценой огромных потерь – и финансовых, и людских, и прочих – мы «благодарны» должны быть Ельцину.

Экономика после 1991 года – посмотрите, за счет чего были решены проблемы. Страна превратилась в государство, переваривающее импортное продовольствие. Мы практически потеряли целые отрасли экономики. Коррупция – когда это возникло? Именно тогда возникло - и стало нормой.

В эфире Радио «КП» Андрей Нечаев (слева) и Павел Вощанов поговорили о своем бывшем шефе - президенте Ельцине. Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ/«КП» - Москва, Viktor Chernov/globallookpress.com

ЕЛЬЦИН И КОНСТИТУЦИЯ

- Принятие демократической конституции - заслуга Ельцина?

Нечаев:

- После распада СССР Россия оказалась без базовых госинститутов. РСФСР выполняла странную роль в составе Союза. Была донором всей остальной страны. При том у России не было Центробанка, госграницы, таможни. Вся экономика, за исключением небольшого круга секторов – местная промышленность, часть сельского хозяйства, часть строительства – управлялась союзными ведомствами. Все эти институты пришлось создавать заново. Параллельно проводить рыночные реформы, преодолевая угрозу дальнейшего распада России вслед за распадом СССР.

Принятие новой конституции – это была уже вершина государственного строительства. Создание с нуля российской государственной машины. Да, она была принята в конкретной исторической ситуации - при жестком противостоянии президента и Верховного Совета, которое закончилось трагическим октябрем 93-го. Та конституция, которая была принята - в целом, сильный документ. Это демократическая конституция. Но в ней была мина замедленного действия. Смещение в рамках распределения полномочий властей в сторону президентской власти. Уже та конституция дала президенту очень широкие полномочия, возможно, неправомерно уменьшив функции парламента.

- Благодаря Ельцину Россия стала жестко президентской республикой?

Нечаев:

- Не жестко. Но власть президента была слегка гипертрофирована. Другое дело, что в последние 10-20 лет было принято более сотни законов, которые продолжали расширять президентские полномочия уже президента Путина. У нас парламент в значительной степени поражен в правах и играет декоративную роль. Основы этого были заложены той конституцией.

Вощанов:

- Президентская или парламентская республика – это не отражается на самой демократии. И в том, и в другом случае система может быть демократической. Просто постепенно Россия перешла к идее президентской формы правления. Произошло ли это в таком рафинированном виде после Ельцина или при Путине уже? Я участвовал в нескольких совещаниях, где присутствовал президент и его помощники, которые занимались вопросами политическими. Там уже тогда обсуждался вопрос, что необходимо переходить к президентской форме правления. И мне не кажется, что конституция, которая в 1993 году была принята, что ее потом еще более «опрезидентили». В ней тогда уже было заложено все то, что мы имеем сегодня.

И Конституция - это не итог его правления. С чем мы шли в 1991 году, с чем Ельцин шел к власти? Была идея многопартийности. Это не состоялось. Союзное государство – оно развалилось. Было создано на базе этого развала СНГ. Сегодня это отживающий рудимент развала Советского Союза.

Борис Николаевич на фоне застреленного им на охоте кабана. С той же лихостью Ельцин завалил сначала Советский Союз, а потом и Россию...

Фото: EAST NEWS

ЕЛЬЦИН И СВОБОДА

- Свод законов, принятых Ельциным — и он сам как гарант их соблюдения - обеспечили России реальную свободу слова, собраний и митингов?

Нечаев:

- Мне очень нравятся статьи конституции, где провозглашается, что основным носителем власти является многонациональный российский народ. Там на современном уровне отражены и защищены основные гражданские права человека. В этом смысле наша конституция - в ряду наиболее демократических конституций мира. Вопрос – насколько это исполняется в последние годы .

- Ельцин терпел критику в свой адрес, но когда ему не нравилось, например, освещение войны в Чечне, он требовал снять главу телеканала.

Нечаев:

- Все познается в сравнении. Для меня очевидно, что в 90-е свобода СМИ была шире, чем сейчас. Ельцина раздражали какие-то передачи. Но он считал невозможным для себя вмешиваться и пытаться их закрыть. Была программа «Куклы», где он был представлен часто в карикатурном виде. Ельцин был человеком с юмором, но понятно, что в глубине души ему не нравилось. Но эта программа продолжала существовать. Были альтернативные телеканалы, печатные СМИ. Александр Проханов – жесткий оппонент Ельцина. Один раз во время драматических событий его газету закрывали. Но все 90-е годы его газета «Завтра» издавалась.

Вощанов:

- Если уж говорить о прессе - это было время, когда коммунистический собственник уже практически перестал чем-либо владеть, а новые хозяева у СМИ не появились. Какой для нас был замечательный период! А потом уже, при позднем Ельцине, после 1993 года, когда у всех СМИ появились новые хозяева, журналисты сразу почувствовали, что жизнь не такая уж простая. И вольница старая закончилась. На тебя уже давил двойной пресс. С одной стороны, у тебя был хозяин, а с другой стороны, политическая среда, которая давила на хозяина. Я сталкивался со многими случаями, когда, если что-то не нравилось Кремлю в ту пору, Кремль звонил хозяину и объяснял ему, что будет с его нефтяными вышками или с его мануфактурой, если он не разберется со своей газетой. И корни этого были заложены в 1991 году. Система была так сразу сформирована.

Конечно, Борис Николаевич не опускался до того, чтобы звонить главному редактору или автору не понравившейся ему заметки и высказывать угрозы. Но в ту пору, что я был пресс-секретарем, мне доставалось за чужие писания.

ЕЛЬЦИН И ВЫБОРЫ

- Первые свободные выборы главы государства в 90-х - это заслуга Ельцина, как и мирная передача власти 31 декабря 1999-го преемнику?

Вощанов:

- Про президентские выборы 1996 год особый разговор. У меня нет цифр, которые говорили бы о том, что Ельцин не выиграл эти выборы. Хотя многие люди, имевшие отношение к подсчетам голосов, уже позже, после его ухода из власти, стали вспоминать об этом. Мы избирали недееспособного человека. После 1996 года мы оказались в ситуации заполненной президентской вакансии. И перешли к правлению не президента Ельцина, а некоего коллективного президента из числа его близкого окружения. Вот кто стал править страной после 1996 года. А что касается преемничества, то я считаю, что президент имел право указать на кого-то. Но дальше вся политическая система сразу же подстраивалась под мнение Ельцина. А должны быть более естественные для демократии механизмы передачи власти.

Представьте, если бы выбор Ельцина или его окружения пал на другого человека? Сегодня у нас была бы другая страна и другой глава государства. Вот в чем порок системы был в тот момент. На кого указал хозяин, то и произошло. Роль избирателя и роль демократической системы была практически девальвирована в тот момент. Мы сидели и гадали: а на кого он укажет? Перебирали и Степашина, и Примакова…

Нечаев:

- Первые выборы были в 1991 году. Идеально свободные. Не могу согласиться, что в 1996 году были не свободные выборы. Да, сильное информационное давление на избирателя было. Но при этом Геннадий Зюганов тоже не сходил с телеэкрана. И Явлинский. Ни один реальный кандидат не был обделен ни эфирным временем, ни вниманием печатных СМИ. Хотя за Ельцина шла мощная и креативная агитация. Про массовую фальсификацию выборов мне ничего не известно. Да, положительную роль сыграл альянс с генералом Лебедем, который во втором туре призвал голосовать за Ельцина. Это была вполне честная и чистая победа. Что подтвердил Зюганов, который никогда ее публично не оспаривал.

Что касается 1999 года, я вообще против института преемничества. Другое дело, что президент может сказать: да, мои симпатии лежат на стороне этого политика. Ельцин не нарушил конституцию, назначив Путина премьер-министром и потом исполняющим обязанности президента.

ЕЛЬЦИН И ТЕРРИТОРИИ

- При Ельцина наша армия покинула Восточную Европу, хотя начался вывод войск при Горбачеве.

Нечаев:

- Я курировал комиссию по выводу войск из Европы. Да, решение о выводе принималось не Ельциным. Ему достался в наследство финал этого процесса. Мы как проклятые, правдами и неправдами, с самыми разнообразными документами проводили переговоры с канцлером Колем и его помощниками. Я с Вайгелем, министром финансов и лидером ХСС, даже по-швабски поговорил один раз. Мы старались по максимуму из Германии выжать деньги на вывод войск, понимая, что они рискуют быть выведенными в чистое поле. Горбачев с Шеварднадзе совершили гигантскую ошибку, когда договаривались и о признании объединения ГДР и ФРГ, и о выводе войск. Я лично слышал из уст Гельмута Коля, что он был готов заплатить 130 млрд. тогдашних марок. Но когда начались переговоры, - по праву хозяина их начала советская сторона, - и Шеварднадзе сказал, что у нас серьезные экономические проблемы, и мы бы попросили для финансирования, в том числе вывода войск, 18 млрд. марок в кредит. Коль сказал: я согласен. Цинично звучит – но продать ГДР можно было несравненно дороже. А мы уже занимались «хвостами». Но и по времени, и с точки зрения денег ситуацию удалось немножко поправить. В декабре 1992-го на 5,5 млрд. дополнительно мы тогда договорились.

Вощанов:

- Это не входит в функции пресс-секретаря – обсуждать такого рода проблемы, хотя я присутствовал при их обсуждении. Но я участвовал в переговорах с украинским лидером Кравчуком, когда решался вопрос по Крыму. 1991 год – тогда этот вопрос мог быть решен без всяких проблем. Достаточно было Ельцину сказать Леониду Макаровичу: да, мы забираем. И не было бы сегодняшних катаклизмов. Но Борис Николаевич поддался на идею шоковой терапии. Он понимал, что его рейтинг, его общественная поддержка начнут резко падать. Искал интуитивно другую точку опоры для своей политической конструкции. И государственной, и личной. И он видел ее только в поддержке Запада. Во многих вопросах он шел на поводу.

Мы были в Кэмп-Дэвиде, когда обсуждался вопрос о ядерном разоружении. И Ельцин тогда вдруг сказал, что он вчера отдал распоряжение о том, чтобы ни одна российская ракета с сегодняшнего дня не нацелена ни на один город США. Потом наши военные год пытались решить эту проблему. Американцы на нас смотрели, как на умалишенных. У человека, как у государственного деятеля, личный мотив зачастую превалировал над стратегическими интересами государства. Он почему-то решил, что дружеские отношения – это когда у нас все бесконфликтно, когда мы друг другу во всем уступаем. Но в межгосударственных отношениях так не бывает. А он интересы России часто подменял вопросом своей политической устойчивости.

Нечаев:

- Я искренне считаю, что мирные добрососедские отношения с мировым окружением – это на пользу России. И это гораздо лучше, чем та конфронтация, в которой мы находимся сейчас, с санкциями, с замораживанием выхода на западные рынки капитала. Причем здесь личная его политическая выгода? Неправда, что мы во всем шли на уступки. Я упомянул весьма жесткие переговоры по окончанию вывода войск. Помните знаменитый вход российских десантников в Приштину в рамках конфликта в бывшей Югославии? И массу примеров можно привести, когда Ельцин показывал зубы.

ЕЛЬЦИН И РАЗВАЛ СТРАНЫ

- Распад СССР - историческая вина Ельцина?

Нечаев:

- СССР распался по факту тогда, когда советское руководство, раздираемое внутренними противоречиями, явно затянуло время с подписанием нового союзного договора и созданием новой конструкции на базе старого СССР, где был диктат союзного центра и подчиненное положение республик, что тогдашнюю политическую элиту этих республик не устраивало. Последний гвоздь в гроб Советского Союза вбил августовский путч. Путчисты показали всем остальным республикам СССР, что их может ждать, если в Москве к власти придут ортодоксы и консерваторы а-ля господин Крючков сотоварищи. После путча начался парад суверенитетов, когда все республики объявили о своей независимости. Последний удар по гвоздю – это референдум на Украине, который однозначно высказался в ноябре 1991 года за независимость Украины. В Беловежской пуще консилиум врачей зафиксировал факт кончины пациента, который в тяжелой агонии находился на протяжении всего 1991 года.

Можно ли было Союз сохранить? Думаю, что да, в рамках очень мягкой конфедеративной конструкции. Если бы не запоздали с союзным договором, если бы не этот путч.

Вощанов:

- Я не стал бы о союзной бюрократии говорить, что она изжила себя. Прошло три-четыре года после кончины Советского Союза - и большинство ведущих бюрократов союзной администрации оказались прекрасно вписаны в рыночную экономику. Психологически и по своим деловым качествам, и по своему образованию, и по своему взгляду на экономику они были готовы для того, чтобы работать в условиях рыночной экономики, рыночных реформ.

Нечаев:

- Но не они принимали решения.

Вощанов:

- Может быть. Но и при Ельцине тоже ведь не вы принимали решения. Давайте будем откровенны. Ельцин имел три, четыре, пять самых доверенных людей, с которыми он время от времени уединялся и принимал стратегические, судьбоносные для страны решения. Потом уже аппарат правительства и даже премьер-министра ставили в известность, о чем договорился Борис Николаевич в узком кругу.

Нечаев:

- Это не совсем так.

Вощанов:

- Я присутствовал при многих встречах бывших руководителей союзных республик, Горбачева, когда обсуждался вопрос союзного договора, судьбы СССР. Когда Ельцин с глазу на глаз встречался со своими коллегами из союзных республик и обсуждал все, что они перед этим обговаривали с Горбачевым, у меня было устойчивое ощущение, почему ничего не получается. А потому, что страна уже была беременна рыночными реформами. И вся бюрократия на местах прекрасно понимала, что если сохранится союзный центр, то он задаст правила дележа, его люди станут собственниками в новой политической, политэкономической системе. А если распадается СССР, то каждый субъект бывшего Советского Союза сам создаст эти правила дележа. И его люди будут новыми собственниками. А новый собственник определит и будущее политической среды.

ЕЛЬЦИН И ЛИЧНОЕ

- Ваше личное самое сильное воспоминание о Ельцине?

Нечаев:

- Он меня и Петра Авена покритиковал в своем выступлении в Верховном Совете. Я расстроился, спросил: мне что, заявление вам написать? А потом он меня включил в делегацию переговоров глав СНГ в Бишкеке. Мы прилетели чуть раньше, он – чуть позже. Он выходит из машины, идет ко мне, обнимает: ты что, обиделся? Ты же не дурак, лучше, чтобы я тебя покритиковал, чем они потребовали твоей отставки. И стал имитировать мою специфическую утиную походку. В тот момент ближайшее окружение решило: вот - любимец. Вот преемник. После этого месяца два я просто наслаждался почти абсолютной властью в пределах министерских возможностей.

Если мы говорим о более глубинных оценках, то, идя на серьезные рыночные реформы, Ельцин понимал, что он кладет на их алтарь свой безусловный, фантастический в тот момент авторитет и популярность. И то, что он на это пошел, вызывает у меня чувство глубочайшего уважения. И второе – по поводу того, кто принимал решения. Программа реформ и потом конкретные шаги и меры – это все придумала наша команда, команда Гайдара. Ельцин даже некоторые вещи не сразу понимал. Он долго не мог научиться выговаривать «налог на добавленную стоимость». Но меня потрясало, с какой быстротой он схватывал эти идеи, понимал, зачем нужно кардинально менять налоговую систему. Доверяя экспертам, на это соглашался. Это признак большого политика. Когда ты можешь прислушаться к чужому мнению и принять чужое решение.

Вощанов:

- Однажды на севере, в присутствии многих нефтяников Борис Николаевич похвалил меня: вот, а пресс-секретарь у меня сам Вощанов. Вы не представляете, как сразу же изменилось отношение ко мне всей политической среды!

Что касается воспоминаний о Ельцине, есть вещи, которые я вспоминаю с благодарностью и с радостью. А есть вещи, которые я вспоминаю с возмущением и испытываю даже чувство неловкости, что я был причастен к этому. Наше знакомство довольно долгое и за все эти годы я ни разу не слышал, чтобы он кому-то тыкнул и при ком-то выразился не нормативно. Для той политической среды, для этих бывших коммунистических вождей это было очень нехарактерно. Для них это как точка с запятой. Для них это показатель народности был. В нем этого не было. Он никому не тыкал, за исключением его близких друзей, которые приезжали к нему на день рождения из Екатеринбурга, с кем он учился в институте.

"Комсомолка" рекомендует серию "Правители России" на shop.kp.ru и в фирменном магазине "КП" по адресу: г. Москва, Старый Петровско-Разумовский проезд, д. 1/23 стр. 1

Серия "Правители России". Том 31. Борис Николаевич Ельцин

12+ АО «ИД «Комсомольская правда», Москва ОГРН 1027739295781