Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+2°
Boom metrics
Наука16 марта 2019 9:00

Примазаться к Попову

В день рождения изобретателя радио рассуждаем, стыдно ли гордиться предками
Попов первым показал, что электромагнитная волна, которая мыслилась нарисованной мелом на доске абстракцией, очень даже материальна

Попов первым показал, что электромагнитная волна, которая мыслилась нарисованной мелом на доске абстракцией, очень даже материальна

Мы, советские дети, росли с уверенностью, что наша страна – в мире номер один. Мы все изобрели и придумали. Ну, Циолковский – Гагарин – Королев – это с детского сада знали. А в средней школе добавлялась еще триада: Попов сделал радио, Можайский – самолет, Лодыгин – лампочку. Уютный мир советского превосходства получал законченность. Теперь уже не абстрактный космос наш, а все важное, что окружает нас каждую минуту – тоже наше.

Но в каждом классе был свой диссидент. И на перемене он, стоя в углу, и собрав вокруг себя сторонников, тихо цедил: «Не Попов, а Маркони». У меня эта картина как сейчас в глазах. Его звали Виктором. Даже школьная форма сидела на нем как-то не так, как на нас, не мешковато – изящно. Стриглись вроде все в одном месте, в полуподвале у палатки «Соки, воды». Но мы – как чурбаны обкоцанные, а у Виктора – челка изящная. И разговор – тихий, без слюней, без эмоций. «Не Попов, а Маркони». Он любил опереться на стену, а ноги в белых югославских ботинках отставить от стены подальше. Обычно мальчики подсекали таких, и жертва падала попой на пол. С Виктором такого проделывать не смели. Почему-то. И он стоял, уверенный и безнаказанный. И проделывал каждый час, каждый день брешь в нашем сферическом мировоззрении.

Брешь была узкой, и что там, за куполом стандартных знаний, было непонятно. Но там определенно что-то находилось. Поздний СССР – это страна сомнений. Запад нам добра не желает. Но товары там лучше, зарплаты выше, а Голос Америки, хоть и врет, но нет-нет, да правду и скажет. Интеллигенция, собираясь по домам, сначала выпивала, потом шумела, но вдруг стихала, и начинался НАСТОЯЩИЙ разговор. Мы, дети, вертелись тут же. Якобы мы ничего не понимали. Все мы понимали. Помню, как шли мы с приятелем, нам лет по 11, мимо пивной бочки. И там стояли алкаши, ну а кто еще. И вдруг приятель сплюнул, и процедил – «Брежнев, гад, спаивает народ». Мы, дети, лезли в эту брешь, и усваивали не то что новые, неофициальные знания, а даже тень этих знаний, слух, даже то неуловимое чувство тревоги, которое пронизывало воздух позднего СССР.

Что стало с Виктором? А я вам расскажу. Когда доросли мы до комсомола – стал комсомольским вожаком. Потом первым кооператором. Затем основал ТОО. В конце 90-х ушел на госслужбу, дорос до чинов. В конце десятых – в госбизнес. Фигура на своих горизонтах заметная. Бывает, выступает, и я смотрю его речи на ю-тьюбе. Конечно, импортозамещение, слава России, верность курсу. Конечно, в частных разговорах закатывает глаза – «не знаю, что будет дальше, все рушится». Так и рушится у него все с пятого класса по наши дни, да не рухнет никак. Иногда читаю либеральных политологов, и там непременно – «алярмистские настроения российской элиты». И стазу вспоминаю Виктора. Да, это о нем. Он очень алярмистский. Когда не на трибуне.

Наверное, это вообще глупо, спорить о приоритетах. Вот взять радио, как там на самом деле было? Не все так просто.

Попов первым показал, что электромагнитная волна, которая мыслилась нарисованной мелом на доске абстракцией, очень даже материальна. У Попова она буквально двигала вещи. При этом Попов по сути изобрел не радио (тут Виктор прав), а грозоотметчик. Трубка с железными опилками. Идет волна. Опилки перестраиваются. Появляется сигнал. В чем была сила этого эксперимента? Именно в его ослепительной наглядности. Это все равно, что визуализировать призрака. Люди впадали в ступор, они теряли дар речи, наблюдая, как новая физика предстает перед ними в облике простых вещей. После такой демонстрации – уже и радио. А без нее – кто бы взялся за радио? Связь через расстояние без проводов рассматривалась чушью вроде телепатии. Попов вывел эту мистику на поле чувственного опыта.

Не он первый передал голос на другой континент. Это имеет какое-то значение? На мой взгляд, нет. Эксперименты, как у Попова, создают среду соревнования, быстрого и лихорадочного движения всех и вся. Как первый спутник. Взлетел. Не сгорел. От вакуума не сплавился. Сигнал передал. И началось! А не взлетел бы, еще лет 20 сидели бы, теоретизировали, что да как там, за пределами атмосферы.

И я бы, конечно, хотел, чтобы история науки писалась не так, как пишут ее сейчас. Чтобы это была история гениев, а не стран. Что мы знаем об изобретении Попова? Как он решился? Во сне приснилось? Осмелился рискнуть? На авось? Или все продумал? Как шел его поиск? Мало мы про это знаем, почти ничего. А надо бы знать именно это. Именно это важно и имеет значение.

Но все равно, конечно, никуда не деть гордость, что «мы это сделали». И пусть говорят, что это глупая гордость. Наверное, глупая. Пьяница лежит в канаве и орет «снится нам не рокот космодрома». Где он, и где космодром? Какое он имеет право гордиться? А с другой стороны, отними у него гордость, это последнее прибежище человека в его душе, и что останется горемыке? Давайте не будем стесняться примазываться к предкам. К чему нам еще примазываться. Да ведь, Виктор?