Поэтесса и переводчица Мария Мартысевич: «Белоруски до сих пор живут по принципу Анастасии Слуцкой - тянут на себе, потому что больше некому»

Марии Мартысевич нравится тезис о том, что литература Беларуси всегда была многоязычной. В нее вписывается и белорусско- и русскоязычное творчество Максима Богдановича - второго героя этого снимка. Фото: Юлия МАЦУК

А еще узнала, почему устаревшая школьная программа - это нормально и из-за чего в Польше не издали белорусскую книгу, где все заканчивалось природным катаклизмом.

«Сарматыя» Марии Мартысевич - это поэма в письмах от имени иностранки. Она приехала в наши края за красивым сарматским мифом, вплоть до начала ХIХ века считавшимся идеологией шляхты Речи Посполитой. Но героиня, возвышенная натура, столкнулась с дикими для нее нравами. В своих письмах она, с одной стороны, оценивает сарматов свысока, с другой - восхищена их стойкостью к ударам жизни и даже влюблена в одного из них. Порой кажется, что поэма просто дышит параллелями с белорусской современностью…

- Но не все сарматы - белорусы, не все белорусы - сарматы, - сразу замечает Мария. - Во многом сармат - синоним шляхтича. До сих пор этот корень проявляется в белорусах, ведь шляхта была немаленькой частью общества. В нашей литературе долго воспевалась блестящая сторона сарматского мифа - все эти кафтаны с персидскими поясами. Их считали нашими рыцарями, героями. Но мало кто задумывался, что в XVII - XVIII веках такая мода в Европе слыла нелепой, а элиты того времени не хотели договариваться и не сумели реформировать страну, что и привело к трем разделам Речи Посполитой. О древних сарматах, якобы предках нашей шляхты, тоже не хотелось забывать. Потому я старалась нарисовать сарматов отчасти фантасмагорическими существами.

Поэма "Сарматыя" стала не только заметным событием в литературе, но и впечатляет издательской задумкой - в каждой книге есть стильные открытки. Фото: Личный архив

«МОРЕ, КОТОРОГО НЕТ, - ВАЖНОЕ ДЛЯ БЕЛОРУСОВ»

- Какие стереотипы о сарматах-белорусах вы для себя подтвердили?

- Бытописание в поэме часто совпадает с моими наблюдениями за современниками - по крайней мере за общественно-активными кругами, в которых я вращаюсь. Например, позиция «мудрэц - гэта той, хто хваліць ва ўcім сармата» - очень характерная для белорусов. Мы слушаем только то, что приятно, и игнорируем людей, которые указывают на проблемы.

«Мора сармата разліваецца ў яго галаве» - тоже очень по-белорусски. На море целый год откладывают деньги, с зимы начинаются обсуждения, кто какое море может себе позволить. Море, которого нет, - важный концепт для белорусов. Потому мы то ищем Геродотово море, то эксплуатируем миф об утраченной державе от моря до моря. Море - это то, к чему надо выйти.

- Еще один яркий момент - о сарматках, которые «калі вайна, ідуць ваяваць».

- Я постоянно убеждаюсь: коды из древности определяют и нашу современницу. Например, шляхтянки на наших землях не были воинственными, но женщина шла на войну, когда не было мужчины. Так было с Анастасией Слуцкой - ее подвиги совершены в отрезке времени от смерти мужа до возмужания сына. И сегодня белоруски много тянут на себе. Но не потому, что у них равные права с мужчинами, а потому что больше некому. Может, это отголосок того, что много мужчин погибло во Второй мировой войне, может, виной алкоголизм, когда муж, по сути, недееспособный…

Сейчас интересный период: нас, женщин, словно всех одномоментно выпустили из клеток. Только одним в это время 20 лет, другим - 35, а кому-то - 70: у одной жизнь впереди, а другая ее прожила. По-моему, здорово, что мы стремимся к обществу, когда каждая и каждый могут что-то изменить. Главное - давать больше свободы активным людям.

Море, замечает Мария, - важная часть жизни белорусов. Тут поэтесса в Черногории, на Адриатике. Фото: Алена КОЗЛОВА

- Кстати, об активности. Вашему младшему сыну всего шесть месяцев, а вы уже на литературном фронте - выступления, презентации, чтения…

- У наших сыновей замечательные бабушки и дедушки: без их поддержки ничего не получилось бы. Да, детям порой днем приходится спать в библиотеке, ездить с родителями на выступления. Но я думаю, что так мы с мужем (писателем и переводчиком Павлом Костюкевичем. - Ред.) приносим в семью взаимопонимание. Это лучше, чем если мальчики вырастут и удивятся тому, чем мы занимаемся. А то, что муж - писатель, позволяет ему понять мою потребность творить. Для меня нормальная ситуация сказать: «Я пошла писать» - и уйти на несколько часов. Я знаю примеры, когда женщина не может сказать своим родным нечто подобное. И она занимается литературой в свободное время, иногда тайно.

Мария с мужем-литератором Павлом Костюкевичем в образах межвоенных белорусских контрабандистов на тематической вечеринке. Фото: Личный архив

«НА ЗАПАДЕ БЕЛОРУСОВ ПЕРЕВОДЯТ ПОД СВОИ СТЕРЕОТИПЫ»

- Ваша поэма собрала 140% средств на издание. Да и ее тираж в 1000 экземпляров удивляет при типичных для современных белорусских книг 200 - 300…

- У «Сарматыі» в соцсетях появились поклонники - они додумывали, что случится с героями, спрашивали о книге. Это совпало с возможностями краудфандинга. Я получила от платформы ulej.by сумму в 1700 рублей - примерно половину необходимого для издания. Часть недостающего вложил магазин сувениров Panbrat, еще часть - моя.

- Поэзия давно не в фаворе у читателя, автору и издателю не выжить за ее счет - тем удивительнее поддержка…

- Да, на свои разумно издать сотню экземпляров. Но краудфандинг, народное финансирование, многое изменил в книгоиздании. Прежде у литераторов были моменты отчаяния, словно ты сидишь в колодце и вокруг - никого. И вдруг оказалось, что есть читатели, да еще и с банковскими карточками. Стало ясно: потребность в прекрасном никуда не делась. В моей любимой народной песне для игры «Цяцерка» (текст считается архаичным) есть строчки: «Было ў бацькі тры сыны, усе яны - Васілі»: один пасет коней, второй плетет лапти, а третий «сядзіць на камені, дзяржыць дуду на рамені». Мне кажется, три Василя - это об одном человеке, и творчество освобождает в нас третьего Василя.

- Но и третьему Василю надо на что-то жить.

- Если ты пишешь то, что хочешь сказать, а не то, что хотят услышать, надо быть готовым: твоя книга может не окупиться. В студенчестве мне нравился афоризм: «Если искусство продается - это не искусство». Теперь я принимаю компромиссы. Литераторы зарабатывают, когда пишут сценарии для российских сериалов, популярные романы сомнительного качества, речи не совсем добросовестным политикам, поэзию, которая читается со сцены и собирает залы - последнее еще удача. На этом фоне нет ничего постыдного в институте премий, стипендий, поддержки от государства или меценатов. Так было всегда. Соплеменники, уверена, приносили миску супа авторам первых наскальных рисунков, не требуя от них участия в экономике. Большинство моих друзей-писателей в разных странах живет скромно. Не потому, что не удалось «уйти в айти» - мы понимаем творчество как миссию. И бонусы тут часто из разряда «за деньги не купишь».

До "Сарматыі" Мария издала книги "Цмокі ляцяць на нераст" і "Амбасада".

- Как думаете, почему никому из наших литераторов не удалось, что называется, проснуться знаменитым?

- В литературе проходит 20 - 30 лет, пока имя автора прогремит. В конце 1990-х об Умберто Эко знали все, но ему уже было за шестьдесят, а культовый роман «Имя Розы» вышел в 1980-м. «Проснуться знаменитым» - неточное описание механизма: это, скорее, как снежный ком. За несколько лет до Нобеля Светлана Алексиевич получила практически все престижные литпремии Европы - то есть, профессионалам давно все было понятно.

- Но ведь белорусские книги выходят за рубежом...

- Как правило, это небольшие издательства со скромными тиражами. Причем книга не должна идти вразрез со сложившимися у западного читателя стереотипами о Беларуси, иначе ее не воспримут. Был случай: польское издательство не взяло в печать один из современных белорусских романов, потому что он слишком радужно показывает Беларусь. А там все заканчивается природным катаклизмом, стирающим страну с лица земли! Мы загоняем себя в слабую позицию, пока белорусские книги для перевода выбирает западный рынок. Позиция силы - предлагать тексты, интересные нам, меняя через них восприятие нашей страны и народа, давать гранты на перевод и издание. Так продвигают свою культуру в Швеции, Норвегии, Чехии, Польше, Германии, Швейцарии.

Один из самых заметных проектов Марии - серия переводов на белорусский язык американских писателей "Амерыканка". Фото: ulej.by

- То есть те переводы на белорусский язык, которые приходят на наш книжный рынок…

- …Это компромисс между выбором переводчика или издателя и тем, что поддерживают в странах, откуда родом эти книги. Там есть литпрограммы, по ним работают наши переводчики. Именно поэтому в 2017-м я собирала в интернете средства на издание четырех американских романов - мне здесь, в Беларуси, а не кому-то в правительстве США важно читать по-белорусски Кена Кизи или Чарльза Буковски. Но в целом я за такие программы и считаю это примером для Беларуси.

- Такие книги - не для школ?

- Знаю, что украинский поэт Сергей Жадан опротестовал попытку местного Министерства образования ввести его тексты в учебники. Я тоже против изучения современников в школе. «Житие Евфросинии Полоцкой» важнее для понимания истории, литературы и культуры, чем все написанное в ХХІ веке. Другое дело, что стоит научить смотреть современными глазами на классику. Беда наших учебников и хрестоматий не в литераторах, а в литературоведах. Изучение гуманитарных предметов по единой школьной программе в нормальной ситуации закладывает канон, общие ценности, - так и создается общество. А что у нас? Регулярное вписывание-вычеркивание имен из методичек, которое отвлекает от важного. На филфаке БГУ меня когда-то вдохновил тезис о том, что литература в Беларуси всегда была многоязычной - тут начиная с XII века писали на церковнославянском, старобелорусском, на латыни, иврите, идиш, по-польски и позднее по-русски. Это для меня сняло многие комплексы - в том числе о том, что «беларусы ж нічога не маюць». И существование белорусской русскоязычной литературы в наши дни тоже укладывается в этот тезис.

Вообще, мне близко преподавание литературы как одного предмета, когда национальная включена в контекст всемирной, как делается в Коласовском лицее. Еще нравится польская школьная программа, где язык и литература идут одним предметом, а грамматику проходят на отрывках из изучаемых произведений. Дети учатся творческому письму, анализу - это активирует в них способности к эссеистике.

- Язык «Сарматыі» в этом смысле, выходит, тоже не школьный - иногда он напоминает гангста-рэп, порой - пост в соцсетях.

- На филфаке учили, что плохих слов нет (и я даже не о мате или грубости) - любое сказанное слово почему-то произнесено. Когда я с этим знанием стала читать белорусскоязычную поэзию прежних лет, мне показалось, что ее лексика словно прошла некий лингвистический концлагерь - выжили только слова, показавшиеся кому-то правильными, красивыми. Я сознательно хочу вернуть поэзии полноязычие.

- Послевоенные поколения белорусских поэтесс, кстати, и писали лирику - красивыми словами.

- Меня когда-то впечатлил рассказ поэтессы Раисы Боровиковой. Она пыталась напечатать в журнале «Маладосць» любовную лирику, но стихи отбраковывали: Боровикова была уже признанным автором, и просили у нее подборки о Ленине и комсомоле. Тогда она отправила стихи в журнал, подписавшись Зоськой Гоман. И редактор Микола Аврамчик пришел по адресу на конверте, чтобы посмотреть на юный талант, а встретил Боровикову. Так Раиса Андреевна отвоевала право писать о любви. Социальные ожидания от женской поэзии существуют и теперь - и это как раз любовная лирика. Почему бы поэтессам самим не решать, о чем будут их стихи? Для меня поэзия - это выписывание себя. Поэты пишут о себе и от себя, о своих травмах, делают при помощи стихов слепок души. Если, конечно, не создают мистификацию, как отчасти я в «Сарматыі». Хотя, может, в этом случае тоже.

СПРАВКА «КП»

Мария МАРТЫСЕВИЧ родилась в Минске в 1982 году. Окончила филфак БГУ и Белорусский коллегиум. Автор трех книг. Переводит поэзию и прозу с английского, польского, русского, украинского, чешского языков. Один из последних переводов Марии - роман «Сонька» Игната Карповича, где события происходят на белорусско-польском пограничье (автор принадлежит к белорусскому меньшинству Польши). Менеджер и редактор серии переводов американских писателей «Амерыканка». Замужем, двое сыновей.