Обзывалки подхватывали во дворах и школах. А страшные истории рассказывались трагическим шепотом в пионерлагере.
Фото: ТАСС
Обзывалки
С этим проблем никогда не было.
«Воображала - хвост поджала», «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», «Жадина-говядина». Хоть антологию составляй.
Большинству этих обзывалок мы учились во дворах среди таких же подростков, как и мы сами. Более того, если посмотреть историю, то большинство всех этих выражений в том или ином качестве использовались и нашими родителями, а и то их родителями.
Считалки
Любая игра, которая особенно предусматривала деление на команды или группы начиналась со считалки. У каждого была своя любимая, а у некоторых (набивших на этих считалках руку) получалось даже посчитать всех так, что лучшие игроки доставались именно считающему.
«Шла машина темным лесом...», «Вышел месяц из тумана...», «Эни, бени, рики-таки...», «На златом крыльце сидели...»…
Ну и, конечно, куда без классического про зайчика и охотника.
Еще один вариант считалки, когда просто нужно было определить, кто первым начинает игру, решался банальным «камень-ножницы-бумага».
Правда, иногда в отдельных случаях в конце говорилось «Цу-е-фа». Что это такое, никто из слушателей объяснить так и не мог. Да и то правда, мы в детстве вопросов таких не задавали - раз говорят «Цу-е-фа», значит, так оно и должно быть.
Другой вариант определения по методу «камень-ножницы-бумага» имел продолжение «карандаш-огонь-вода». Там была своя структура взаимодействия предметов, в которую если вдаваться, можно всю газетную площадь использовать.
Хулиганские стишки
Они читались просто так и тем не менее были одним из основных элементов детского фольклора.
Там были и про обезьяну Чи-Чи-Чи, которая продавала кирпичи, а после с ней случился приступ... м-м-м-м, метеоризма. Были стишки с элементами домашнего насилия: «Жили были дед и баба, ели кашу с молоком. Дед на бабу рассердился, бац по пузу кулаком».
Или - «На столе стоит статУя - у статУи нету…», дальше делалась многозначительная пауза, пока кто-нибудь в рифму не отвечал, чего у этой статУи нет.
Далее следовало продолжение: «Ты не порти мой рассказ - у статУи нету глаз».
Ну а если кого-то удавалось обмануть или запутать, то читался следующий стишок: «Обманули дурака на четыре кулака!»
Садистские стишки
Отдельный стихотворный пласт занимали так называемые садистские стишки. Была целая серия стишков - двустишия и четверостишия про маленького мальчика.
«Маленький мальчик нашел пулемет, больше в деревне никто не живет»;
«Мальчик нейтронную бомбу нашел, с бомбой в родимую школу пришел.
Долго смеялось потом районо - школа стоит, а в ней никого».
В других стихотворениях был «зверски замучен сантехник Потапов» или рассказывалось про дедушку, который нашел лимонку и бросил ее в окно, потому что «дедушка старый - ему все равно».
Что еще?
Страшные истории
Идеальное место для рассказа - ночь у костра или в корпусе пионерского лагеря после отбоя. В том же пионерлагере всегда в отряде находился человек, который знал такие истории, и многие с замиранием сердца слушали рассказы про черную руку, желтые обои, синее пятно, мертвую тетеньку, девочку-призрака, черную простыню, красное печенье и, куда ж без него, гроб на колесиках.
Если и сам по себе гроб представлялся чем-то пугающе неприятным, то на колесиках он внушал прям-таки панический страх. Все эти истории рассказывались специально заунывно-завывающим голосом.
В итоге - при отсутствии интернета - все эти страшилки распространялись от человека к человеку, обрастая подробностями и сюжетными ответвлениями, которых в оригинале никогда не было.