«Журавли» Расула Гамзатова родились в Японии
Поэт Расул Гамзатов читает свои стихи. Фото Рудольфа Дика /Фотохроника ТАСС/
Расул Гамзатов словно жил с опережением: уже в 16 лет стал школьным учителем, в 20 выпустил свою первую книгу, в 29 получил Сталинскую премию. Премий и орденов с тех пор было великое множество. Он писал на аварском языке, но его переводили (по подстрочникам и в сотрудничестве с автором) самые знаменитые советские поэты: Илья Сельвинский, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Юнна Мориц, Наум Гребнев (который был его другом и вместе с ним учился в Литературном институте). Именно Гребнев перевел на русский самый знаменитый текст Гамзатова, который миллионы людей знают наизусть - «Журавли».
Расул Гамзатов во время праздника народных певцов в Дагестане, 1973 г. Фото: Дик Рудольф/Фотохроника ТАСС
«МОИМИ ЛЮБИМЫМИ ПТИЦАМИ БЫЛИ ОРЛЫ И ГОЛУБИ»
Родилось стихотворение в Японии, в городе Хиросиме. Гамзатов находился там с визитом, стоял у памятника девочке Садако Сасаки. После атомной бомбардировки у нее началась лучевая болезнь, и она верила, что выживет, если сделает тысячу бумажных журавликов. Так и не успела, - умерла.
Вокруг памятника были сотни женщин в белых одеяниях (в Японии цвет траура - белый, а не черный, как у нас). В этот момент Расул Гамзатович заметил в небе небольшую стаю журавлей; «говорили, что они прилетели из Сибири. Их стая была небольшая, и в этой стае я заметил маленький промежуток». И как раз в этот момент поэту передали телеграмму: сообщалось, что умерла его мать. Он немедленно вылетел домой, причем лететь пришлось долго, с пересадкой в Пакистане. «На всей воздушной трассе я думал о журавлях, о женщинах в белых одеяниях, о маме, о погибших двух братьях, о девяноста тысячах погибших дагестанцев, о двадцати миллионах (а теперь выясняется, что их значительно больше), не вернувшихся с войны, о погибшей девочке из Освенцима и ее маленькой кукле, о своих журавлях. О многом думал… но мысли возвращались к белым журавлям. Раньше мне не приходилось писать о журавлях. Хотя еще в детстве с плоской крыши своей сакли я следил за их полетом, и их крики будоражили мне душу. Но моими любимыми птицами были орлы и голуби. О них писал я много и без устали. Но в этот раз меня позвали журавли».
А потом стихотворение прочитал Марк Бернес. И захотел превратить его в песню. Но при этом изменить. «Бернес попросил меня сократить несколько строк для песенного варианта. Мне было жаль некоторые из них. Но Бернес доказал их «архитектурные излишества». Он сказал: «Слабые строки каждый может сократить, но настоящий поэт ради цельности произведения пойдёт на сокращение и хороших строф». Я пошёл на это. И сделал песенный вариант стихотворения, хотя в некоторых изданиях его печатают полностью».
Поэт Расул Гамзатов в 1968 г. Фото: Рудольф Дик/ТАСС
БЕРНЕС ВПЕРВЫЕ ИСПОЛНИЛ ПЕСНЮ В «КОМСОМОЛКЕ»
Так текст изменился: теперь он был посвящен не родным и близким Гамзатова, не абстрактным джигитам, а всем солдатам, погибшим во время Великой Отечественной. И «Журавли» отныне навсегда ассоциируются с конкретной войной и с праздником 9 мая.
Дополнительная трагическая нота состояла, конечно, в том, что Бернес был неизлечимо болен. «У него была идея-фикс, - вспоминал Никита Богословский, - от рака умерли его отец и мать, сестра и первая жена Паола. Так он все время твердил, что и он умрет от рака. Так и вышло». В 1969 году певца обследовали врачи, и нашли у него неоперабельный рак легких. Он торопился записать «Журавлей», и записал их с одного дубля в момент, когда уже с трудом ходил.
А еще до того исполнил песню на фронтовой «Землянке» в «Комсомольской правде». Была раньше в газете такая традиция - 9 мая в Голубом зале на 6-м этаже в доме на улице Правды, 24, где раньше располагалась редакция, собирались все журналисты «КП», прежде всего - воевавшие. Пили фронтовые 100 граммов водки из железных эмалированных фронтовых кружек. Рассказывали о войне, делились воспоминаниями. Приглашали военных; в частности, на ту «Землянку» пришел маршал Конев. Пришли и Ян Френкель с Бернесом.
Как вспоминал знаменитый журналист «Комсомолки» Леонид Репин, «по-моему, за рояль сел Френкель, а Марк Наумович исполнил эту песню. И так проникновенно, душевно, что в зале воцарилась тишина. Я не помню, не хотелось бы лгать, что со слезами на глазах Конев подошел и стал благодарить Бернеса, но я помню всеобщее такое ощущение, очень душевное такое состояние, проникновенное состояние души, когда вот всех эта песня, всех это исполнение глубоко затронуло…»
ДОСЛОВНО
«С кличем журавлиным от века речь аварская сходна»
Вот оригинальный текст «Журавлей» в переводе Н. Гребнева, опубликованная в журнале «Новый мир».
Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сейчас я вижу: над землёй чужою
В тумане предвечернем журавли
Летят своим определённым строем,
Как по земле людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый –
Мои друзья былые и родня.
И в их строю есть промежуток малый –
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я улечу за тридевять земель,
На языке аварском окликая
Друзей, что были дороги досель.
Вариант, ставший знаменитым в исполнении Марка Бернеса
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый,
Быть может, это место для меня.
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей..