Ежегодно 24 мая, в день рождения «Комсомольской правды» её сотрудники коллективно фотографируются у подъезда редакции. Больше семидесяти лет, с 1934 года по 2005 год (до пожара в феврале 2006 года), это происходило у левого подъезда номер 1 издательского комплекса «Правды» на улице Правды, 24, над дверью которого был укреплен монументальный логотип газеты с пятью советскими орденами «Комсомолки». Традиция получила продолжение и на новом месте, у редакционного подъезда на Петровско-Разумовском проезде, 23\1. Такой коллективный снимок вполне можно считать визиткой «Комсомольской правды» всех поколений.

Парижские знакомые называли Николая Долгополова «человеком в галстуке»: даже им, знающим толк в аристократичности, собкор «Комсомольской правды» во Франции казался подчёркнуто элегантным. Но в том-то и дело, что Николай ничего не подчёркивал; его внешняя респектабельность была природной, она присуща его облику изначально. А любезное обращение - без сахарности, зато всегда мягкое и дружелюбное - покоряло воспитанностью и выдержкой.

Сам Николай относил это и к заслугам своего отца – Михаила Долгополова, которым восхищается безмерно и которому стремится не то, чтобы подражать, а соответствовать. Чтобы понять эту взаимосвязь, имеющую непосредственное отношение к истории нашей газеты, приведу здесь фрагменты воспоминаний Николая об отце.

Среди великих

«Невероятный вихрь революционной смуты поднял отца к армейским вершинам. К концу 1923-го он был уже начотделом в управлении бронесил РККА, носил сколько-то шпал и занимал должность, соответствующую генеральской. У нас дома мыкались по сундукам буденовка со звездой и солдатский ремень. После отцу предложили учиться в военной академии. Папа выбрал журналистику.

Он работал в «Комсомолке» с 1927-го по 1938-й. Когда в 1935-м газета выпустила полосу, посвященную первому своему десятилетию, Михаил Долгополов официально значился среди ветеранов-основателей. Он стал сотрудником отдела литературы. «Комсомолка» была и тогда притягательным центром: Маяковский, Уткин, Алтаузен, Светлов, Безыменский, Жаров работали здесь в штате и вне его. И все вкалывали будто проклятые, чтобы сказать Слово, которое всегда доходило. Была в этих ребятах дикая вера. Они еще не ведали, что ошибались, и потому гордо вели за собою. И теперь - им никто не судья. Может, современная журналистика и не дала еще дуба потому, что держится на тех традициях, которые закладывались ее пламенными основателями. Это с того времени нахальное: «Мы, из «Комсомольской правды», - первые, мы - лучшие, мы - самые-самые»...
Как удалось отцу избежать репрессий 1937-38 годов, когда сотрудников «Комсомолки» забирали одного за другим? Возможно, помогло знакомство с Александром Косаревым, первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Тот несколько раз просил отца организовать концерты для комсомольцев - делегатов съездов, конференций. Отец никогда не отказывал. Был случай, вел с ним концерт и сам Косарев. До своего ареста вожак комсомола бесстрашно стоял за своих, поэтому чистки и аресты коснулись «Комсомолки» попозже остальных. Возможно, отца спасла его профессиональная увлеченность. Не старался пробиваться в начальники: я не встречал другого журналиста, который бы так гордился должностью специального корреспондента.
Писал об искусстве. И тут он знал всех: Булгаков, Станиславский, Немирович-Данченко, Качалов, Москвин, Мейерхольд...

«Комсомолка» по части культуры «вставляла фитиль», как тогда говорили, остальным. А уж балет, оперетта, цирк были совсем родными и близкими. Отца, в свою очередь, безоговорочно признавала вся театральная Москва.
Седовласый, высокий - 192, всегда отлично и аккуратно одетый. Он был хорош собой. В свое время, оборвав военную карьеру, отец пошел в кино. Снимался в массовках, сыграл несколько ролей и даже одну главную. Он лихо гарцевал на лошадях, которых любил до конца жизни.
Не было перед войной такой фильмы, о которой бы он не написал в родной газете и почти всегда – раньше конкурентов. Был в чудесных отношениях с Эйзенштейном, Довженко, Птушко... Николай Черкасов, приезжая из Ленинграда, частенько останавливался у нас, на Горького. Григорий Александров и Любовь Орлова - друзья дома. Отец поддерживал «Гришу» Александрова с его фильмой о джаз-бэнде. Только вот название никак не могли придумать, и, посмотрев в -надцатый раз отснятый материал, Мих. вдруг выпалил: «Так это же веселые ребята». Александров обещал поить его шампанским до конца дней своих.
Когда одолевала грусть, отец звонил Михаилу Туганову - знаменитому руководителю циркового конного аттракциона. Они вместе в мае 1945-го входили в Берлин, и это сближало - для людей их поколения взятие рейхстага было, по-моему, высшей и непревзойденной точкой.

Папа гордился тем, что присутствовал на двух пиках войны: на подписании Акта о капитуляции Германии в Карлсхорсте и на Нюрнбергском процессе. Отец заплатил за Победу гибелью двух братьев.

А я - единственный продолжатель рода, поздний ребенок 1949 года рождения, - первую статью в отцовской газете опубликовал в ноябре 1973-го, а с мая 1975 года взят был в нее как раз под 5О-летний юбилей. И за незаметно промелькнувшие чуть не четверть века дослужился до первого заместителя главного. Долг перед памятью отца заставляет забросить в угол никчемную скромность, иначе кусочек маленькой, но дорогой, по крайней мере, для меня, истории уйдет в никуда».

Среди «ликвидаторов»

Больше десяти лет воспитанный и получивший образование не только в Москве, но и в Шотландии, продолжатель династии Долгополовых в «Комсомолке» Николай трудолюбиво и с отличными результатами осваивал профессию.

Он писал репортажи с чемпионатов мира и 13 Олимпийских игр, брал интервью у великих спортсменов, дружил с ними, писал сценарий документальных фильмов о спорте. И - ступенька за ступенькой - поднимался по карьерной лестнице. С 1982 года уже член редколлегии газеты, возглавил спортивный и военно-патриотический отделы.
Стал признанным спортивным обозревателем, авторитетом во многих видах спорта. Был даже избран и неизменно остаётся членом исполкома Федерации фигурного катания на коньках России.
Но вот парадокс: несмотря на гигантское количество опубликованных в газете строк, яркая журналистская слава его все-таки обходила. Он был незаменим, но не знаменит. Возможно, как раз потому, что был излишне светским, придерживался законов благопристойности, не выпячивался, не тянул на себя одеяло сенсацией или скандалов.
А 2 мая 1986 года судьба кинула Николая Долгополова в такое пекло, которое сожгло его нежную оболочку благополучного существования. В Чернобыле он прошел такие испытания, какие нечасто случвются в обычной жизни. Сразу после взрыва атомного реактора его направили в составе первого журналистского десанта в Чернобыль.

О первом своем репортаже оттуда, написанном в полном соответствии с задачей прославления подвига ликвидаторов аварии, поставленной в ЦК КПСС, сам Николай потом напишет: «Когда чувствую, что начинаю уж очень сильно собой гордиться, вспоминаю свой первый репортаж с границы чернобыльской зоны, опубликованный в майские страшные дни, за него теперь безмерно стыдно».
Чернобыльская катастрофа перевернула всё мировоззрение, обнажив невообразимо страшные реалии. Приходило понимание трагического настоящего: «О катастрофе в Чернобыле долго молчали. Затем начали врать. Потом писали как о мелком эпизоде, бестолково надеясь, что всё как-то само собой рассосется. Крупнейшей атомной катастрофе XX века умело придавали областной масштаб», - вспоминает Долгополов те дни в своей автобиографической книге «Из блокнота Долгополова»: От Франсуазы Саган – до Абеля». Вспоминает те жуткие картины в зоне, которые и сегодня не дают ему спокойно спать. «Перед эвакуацией из Припяти народ потихоньку спускался из квартир. Почерневшие матери, выносящие на руках детей цвета белой церкви - облученных. Они молят нас, тоже безвластных, беспомощных: «Сыночки облучились в Припяти. Помогите хоть с путевками. В “Артек”. Хотя бы перед смертью».
Вот тогда и появилось на страницах «Комсомолки» новое легендарное имя. Николай Долгополов увидел подвиг ликвидаторов как абсолютную жертвенность людей, прекрасно осознающих смертельную опасность их труда возле разрушенного реактора, но ставящих свой долг перед попавшими в беду выше собственной безопасности. Там не было звонких фраз и напыщенных рассуждений. В этих статьях появилась такая суровая правда, которой до него еще не было в нашей газете.
7 мая 1986 года он рассказал об Ангелии Перковской, «комсомольской богине» Припяти. Начинался очерк так: «Этого пожилого человека я заметил сразу. Плакал навзрыд. Старался подавить плач — напрасно. Уронил голову на стол, закрыл лицо, бессильно ворошил седеющие волосы натруженными, от работы состарившимися пальцами. Горе у него, большое горе …
Кто-то тронул за плечо, негромко проговорил что-то мягкое, плавно-успокаивающее. Поднял голову. Перед ним девушка в очках, совсем девчонка крошечного роста. Он невпопад спрашивал. Девушка с красным значком терпеливо и успокаивающе отвечала: все пройдет, и разве слезы горю помощник, пора возвращаться к жизни. Вот там, через дорогу, надо получить немного денег — и безвозмездно, а после — зарплату. Обедать можно почти бесплатно, столовая напротив. Вклад получит в здешней сберкассе — есть такое распоряжение. А когда освободится, пусть зайдет в соседнюю комнату — распределят на работу.
Ушел ободренный. И было видно: нервный шок позади, теперь он справится. Девушка устало присела. Запавшие глаза, побелевшие губы, измотана донельзя за эти несколько длинных дней. Секретарь Припятского горкома комсомола Ангелия Перковская помогла десяткам напуганных, растерявшихся.
Ведь здесь, в какой-то начальственной приемной крошечного городка, куда свозили из Припяти и Чернобыля, — сгусток человеческого горя, и даже воздух кажется пропитан людским страданием. Но и сгусток добра».
Автор очерка и сам подвергался той же опасности, что ликвидаторы. Вернувшись в Москву в итальянских мокасинах, которыми топтал чернобыльскую землю, но пожалел оставить в зоне, отвез теперь на дачу и закопал у забора. Дозиметр продолжал трещать у этой ямы, пришлось разрыть и ботиночки сжечь. Однако, спустя год, уже будучи собкором во Франции, узнал от тамошнего окулиста неожиданный диагноз: необратимый ожог сетчатки глаз. Доктор спросил, где и когда Николаю приходилось участвовать в ядерных испытаниях. Тот рассказал о Чернобыле. «Ну-ка, позвольте ваш нос, — сочувственно вздохнул доктор. — Ну, конечно, и здесь нет никакой защиты. Такое не лечится .
Возможно, такое не лечится, но крепкая генетика позволяет справляться.

Среди гениальных

Во Францию собственным корреспондентом «Комсомолки» Долгополов поехал в 1987 году. Уже началась перестройка: смена вех, ломка понятий. Пришло понимание, что теперь и советскому человеку можно свободно общаться с людьми из мира, который до этого называли бранным «эмигрантским зарубежьем». И Долгополов в таком общении увидел свою журналистскую задачу. Он подружился с писателем-диссидентом Владимиром Максимовым, в 1975 году выдворенный из СССР и основавшим в Париже русскоязычный, независимый литературный журнал «Континент». В начале перестройки он казался пророком свободомыслия и безоговорочным авторитетом на политической арене того времени.
Мог ли журналист, оказавшийся в Париже, не мечтать о встрече с ним? Николай пригласил Максимова с женой на семейный обед, и они сошлись. Максимов, оказывается, читал «Комсомолку» и статьи Долгополова в ней. Ему теперь было безумно интересно все то, что происходило в Советском Союзе. Он жадно прочитывал прессу, которую отдавал ему из своего корпункта Николай. Максимовы стали постоянными гостями в квартире Долгополовых. Но вот сделать с писателем интервью не получалось, мешала идеологическая неопределенность в отношении Максимова.
Долгополов вышел на редакцию с идеей: что, если попробовать пригласить Максимова на Родину? Это целая детективная история. Долгополов взял на себя хлопоты о поездке Максимова в Москву: пробился к советскому послу в Париже Евгению Рябову за визой; договорился с редакцией о субсидировании поездки американскими долларами, которые тайным образом привез ему из Москвы журналист «КП» Михаил Дегтярь. Играя в настольный теннис с сотрудником «Аэрофлота» во Франции, Николай попросил его помочь купить дешёвый билет для Максимова. И тот помог. Опальный писатель вновь ступил на московские улицы. Впервые Долгополов рассказал об этом в книге, вышедшей спустя 32 года. Он гордится дружбой с Максимовым, сочувствует изломанной судьбе неординарного мыслителя, вышвырнутого на чужбину, уважает силу духа этого человека, сумевшего и там верно служить русской литературе, а затем и объединить заново два её крыла, отторгнутых друг от друга идеологическим разномыслием.

С Эдуардом Лимоновым, другим заблудившимся в чужих краях талантом , Долгополов тоже близко сдружился, они часто встречались, о многом переговорили. И Николай до сих пор благодарен Эдичке, что тот помог «проникнуть» к великой Франсуазе Саган, беседа с которой считается одной из вершин пятилетнего собкорства Долгополова во Франции.
Писательница жила уединенно и не жаловала журналистов. Когда Долгополов звонил ей, автоответчик сообщал, что ему отвечает «прачечная». И только когда Лимонов умолил Франсуазу принять своего русского друга-журналиста, Саган сама перезвонила Николаю. И выделила полчаса на интервью. Он с юмором вспоминает, как оно проходило.
«Заранее успел составить список вопросов. Волновался. Я вообще за десятилетия занятий журналистикой не разучился страшно переживать перед интервью. И если бы Саган только знала, какого своего верного почитателя она пускала в дом. Ее «Здравствуй, грусть!» была моей настольной книгой, а «Немного солнца в холодной воде» заставляла здоровенного мужика чуть не плакать. И я прихватил две эти книги с собой. Для меня автограф от Франсуазы Саган — что инструмент от Страдивари для скрипача». Вскоре в «Комсомолке» появилась беседа нашего корреспондента с французской писательницей. Понятно: газета есть газета, поэтому и вопросы были не только о литературе, но, что называется, и на тему дня. Пожалуй, самое интересное в ней - фрагмент о противоборстве Саган, как приятельницы Франсуа Меттерана, на тот момент президента Франции, с его противниками из правого лагеря.
 - Они даже меня хотят разорить.

• Это как?
• Я приношу огромные прибыли. Сколько я написала романов?
• По-моему, пятнадцать.

- Скоро будет двадцать (точнее: 22 — проверил. — Н. Д.). И все издаются. Я никогда не писала просто так, для себя или для кучки критиков. Но даже этим эстетам я не даю томиться безработицей. И что?

• И что?
• Меня обложили данью, которую у нас не платит никто. Это сверхналоги, семьдесят процентов у меня отнимают. Я в долгах.

В начале 90-х это признание выглядело не очень понятным еще советскому тогда читателю, ведь мы были большими бессеребрениками, но тема политической травли большого мастера прочитывалась однозначно всеми.
Короткое, как планировалось в начале, интервью, завершилось продолжительным и чрезвычайно откровенным разговором длинною в целый вечер - после того, как журналист помог писательнице продегустировать три бутылки вина с виноградников Луары. В библиотеке у Николая теперь стоят две книги Саган с ее пожеланиями «месье Николя».

Среди шпионов
Настоящая большая слава пришла к журналисту Долгополову неожиданно, вот уж откуда не ждали. Он и сам этому удивляется: «Как журналисту мне порой неправдоподобно везло. Иногда я, счастливчик, попадал туда, куда коллегам вход был категорически запрещен.

Везло-то везло. Но почему-то именно ему. Встречал знакомых, которые проводили меня сквозь кордоны запретов и доводили прямехонько до первый раз в жизни дававшего интервью собеседника. Прославленные разведчики, Герои Советского Союза и России Вартанян, Феклисов, Барковский, Козлов, нелегалы Икс и Игрек… Или натыкался при входе в зал на человека, который представлял меня знаменитейшему российскому или иностранному персонажу. Или вдруг после, наверное, сотни документальных фильмов, где выступал экспертом, сценаристом или консультантом, без всяких проб получил главную роль величайшего нашего разведчика ХХ века Кима Филби в двухсерийной документальной драме на Первом канале. Как вышло? «Сам не знаю. Добавлю только, что в Пресс-службе внешней разведки тоже оказался человек из журналистов «Комсомолки» - Сергей Иванов.

Первой книгой о разведчиках стала история Рудольфа Абеля. Она вышла в 1995 году под названием «Правда полковника Абеля: кто такие «русские атомные шпионы» и как они работали в США». Только в молодогвардейской серии «Жизнь замечательных людей» вышло девять книг Долгополова о знаменитых советских разведчиках: «Абель-Фишер», «Ким Филби», «Вартанян», «Надежда Троян», «Вильям Фишер (Абель)» и четырехтомник «Легендарные разведчики». Понятно, что телевидение ухватилось за такого знающего секретный эксклюзив автора, и Николай Долгополов буквально не сходит теперь с голубых экранов всех каналов. В 2009 году вышел его первый документально-художественный двухсерийный фильм «Поединки: Правительство США против Рудольфа Абеля», где Долгополов стал соавтором сценария. В количестве фильмов с использованием его книг Николай и сам уже сбился со счета. В 2022 году вышел двухсерийный фильм «Ким Филби. Тайная война», где Долгополов сам сыграл своего героя. Так закольцевались судьбы обоих представителей журналистской династии Долгополовых.

Наша справка
Долгополов Николай Михайлович - советский и российский журналист, писатель, сценарист.
Закончил переводческий факультет МГПИИЯ имени Мориса Тореза, владеет четырьмя языками. После окончания института работал в Иране. В «Комсомольской правде» с 1973 года (внештатно), с 1975 по 1997 годы - корреспондент, зав.отделом спорта, редактор военно-патриотического и спортивного отделов, член редколлегии, собственный корреспондент во Франции (1987-92), зам. главного, первый зам. главного редактора (1992-1997). В 1993 году окончил курсы аспирантуры университета Страфклайда в Глазго (Шотландия). С 1997 года по 2007 год – ответственный секретарь газеты «Труд». С 2007 года по настоящее время - заместитель главного редактора «Российской газеты», куратор отдела международной жизни и спорта. Лауреат премий «За мужество и мастерство, проявленные в освещении событий в районе Чернобыля» (1986), Международной премии «Фэйр Плей» («Честной игры») – первый из россиян, получивший эту награду (1992), премии Мэра города Москвы (2002). Награжден именной золотой медалью Юрия Андропова (2004). Особенно гордится званием «Легенды Комсомольской правды». Трижды лауреат литературной премии имени Примакова Службы внешней разведки России, лауреат премии правительства РФ в области журналистики 2022 года, лауреат премии имени Юлиана Семенова (2025), лауреат многих российских и зарубежных премий в области журналистики. Имеет правительственные ордена, медали, благодарности президента РФ, ведомственные награды. Почетный президент Федерации спортивных журналистов России, вице-президент Международного комитета Фэйр Плей. Дважды сроком на восемь лет назначался членом Совета по физкультуре и спорту при Президенте РФ. Член Союза писателей России. Автор 29 книг, 9 из которых изданы в молодогвардейской серии ЖЗЛ. Его книга «Легендарные разведчики – 1» выдержала 9 изданий..